– Когда я действую, – выпалил он, – я нацеливаюсь на победу.
Я признался, что, в отличие от него, у меня недостает опыта в военных делах, но, как я все же мог убедиться, в некоторых ситуациях победа состоит именно в том, чтобы благополучно выпутаться из сложного переплета.
– И все-таки я рассчитывал, что ты придумаешь что-нибудь получше.
Мы и не заметили, что вершины гор на западе, неумолимо поднимаясь, уже царапали нижний край солнечного диска. Я указал на это Гуазахту.
Тот неожиданно улыбнулся.
– В конце концов, ведь это те же самые асциане, у которых мы уже однажды отбили его.
Он подозвал офицера асциан и заявил, что наши всадники поведут наступление, а его воины пойдут следом за стальной каретой пешим ходом. Асцианин не возражал, но как только его солдаты вновь получили оружие, он стал настаивать на том, чтобы полдюжины из его подразделения взобрались на крышу кареты, а сам он возглавит атаку с остальными. Гуазахт согласился с видимой неохотой, однако его недовольство показалось мне напускным. Мы посадили по одному вооруженному воину на каждого из восьми коней в новой упряжке, и я заметил, что Гуазахт горячо обсуждает какой-то план с корнетом из числа той восьмерки.
Я обещал асцианам, что мы пробьемся через кордон дезертиров на север, но почва на этом направлении оказалась неподходящей для стальной кареты, поэтому в итоге мы сошлись на том, чтобы изменить курс с северного на северо-западный. Асцианская пехота продвигалась быстрым шагом, едва не переходя на бег и поливая огнем противника. Следом катилась карета. Тонкие и длинные струи огня, вырывавшиеся из солдатских конти, вонзались в толпу оборванцев, которые пытались подобраться поближе. Асцианские аркебузы на крыше кареты изрыгали брызги фиолетовой энергии, с треском сыпавшиеся на головы врагов. Зверолюди стреляли из фузей через зарешеченные окна, одним залпом убивая не меньше полудюжины нападавших.
Остальные наши воины (в том числе и я) прикрывали карету с тыла, еще некоторое время удерживая прежние позиции. Затем, чтобы сэкономить драгоценные заряды, многие пристегнули свои конти к седлам, выхватили мечи и в конном строю атаковали рассеянные группы противника, отставшие от асциан и кареты.
Наконец враг оказался позади, а почва под ногами стала менее топкой. И тут солдаты, рассаженные на коней в упряжке, вонзили шпоры в бока животных, а Гуазахт, Эрблон и еще несколько человек, что скакали прямо за каретой, дружно пальнули по асцианам, устроившимся на крыше, и те скатились вниз в языках темно-красного пламени и клубах зловонного дыма. Асциане, продвигавшиеся пешим ходом, бросились врассыпную, потом открыли ответный огонь.
Я не считал себя вправе принимать участие в этом бою. Я натянул поводья и потому увидел – уверен, что раньше других, – первых анпиел, которые, точно ангел из рассказа Мелито, упали с облаков, раскрашенных лучами заходящего солнца. Они смотрелись потрясающе красиво – нагие, со стройными телами молодых женщин; но их радужные крылья были шире в размахе, чем у тераторниса, и все анпиелы держали по пистолету в каждой руке.
Поздно вечером, когда мы вернулись в свой лагерь и раненым была оказана помощь, я спросил Гуазахта, поступил бы он точно так же, если бы все повторилось заново.
Он немного подумал, потом ответил:
– Я и представить себе не мог, что появятся эти летающие девицы. Теперь-то это кажется вполне естественным – в карете наверняка было достаточно денег, чтобы расплатиться с половиной армии, и они, не колеблясь, выслали бы на выручку свои элитные войска. И все-таки разве такое могло прийти в голову до того, как все произошло?
Я покачал головой.
– Послушай, Северьян, мне бы не следовало так говорить с тобой. Но ты сделал то, что мог, и ловчее проныры, чем ты, я еще не встречал. Как бы то ни было, все в итоге обернулось самым лучшим образом, не правда ли? Ты сам убедился, какой дружелюбной была их серафима. И что же она видела? Отважные парни пытаются спасти карету от асциан. Пожалуй, мы заслужили благодарность, а может быть, даже награду.
– Ты мог убить этих зверолюдей, а также асциан, когда золото выгрузили из повозки, – сказал я. – Но ты не сделал этого, потому что тогда я погиб бы вместе с ними. Думаю, ты заслужил благодарность. По крайней мере – от меня.
Он потер свое приплюснутое лицо обеими ладонями.
– Что ж, я просто счастлив. Это мог быть конец Восемнадцатого. Еще одна стража, и мы начали бы убивать друг друга из-за денег.
21. ВЫСТУПАЕМ
Перед тем как грянуло то сражение, мы временами патрулировали местность, а иногда и просто бездельничали. Довольно часто мы не встречали ни одного асцианина или же натыкались лишь на их трупы. В наши обязанности входило арестовывать дезертиров и изгонять из окрестностей разных мелких торговцев и бродяг, которые паразитировали на теле армии; но если они казались нам похожими на тех, кто осаждал стальную карету, мы убивали их – нет, не казнили, а без всяких лишних формальностей рубили им головы, даже не вылезая из седла.
До полнолуния оставалось совсем немного времени, и ночное светило вновь висело в небе, будто зеленое яблоко. Бывалые воины говорили мне, что самые кровавые сражения всегда приходятся на время полной луны, ибо, по слухам, она потворствует безумству. Но, по-моему, так происходит потому, что ее сияние позволяет генералам подвести подкрепления в ночную пору.
На заре того дня, когда разыгралось сражение, громкий сигнал трубы заставил нас поспешно скинуть свои одеяла. В утренней дымке мы построились в колонну по двое. Во главе колонны встал Гуазахт, чуть позади него – знаменосец Эрблон. Я полагал, что женщины останутся в тылу, как это было во время патрулирования, но больше половины из них взяли конти и присоединились к нам. Я заметил, что некоторые спрятали свои волосы под шлем, а многие облачились в латы, которые сплющивали и скрывали их груди. Я сообщил о своем наблюдении Мезропу, вставшему рядом.
– Могут быть неприятности из-за оплаты, – объяснил он. – Кто-то с очень цепким взглядом обязательно сосчитает нас, а контракты обычно рассчитаны только на мужчин.
– Гуазахт сказал, что сегодня заплатят побольше, – напомнил я ему.
Он прокашлялся, сплюнул, и белая слюна исчезла в холодном воздухе, будто сам Урс поглотил ее.
– Нам не заплатят, пока все не закончится. Они никогда не платят заранее.
Гуазахт закричал и махнул рукой, Эрблон приподнял знамя, и мы двинулись в путь. Топот копыт звучал, как приглушенная барабанная дробь.
– Думаю, таким образом они экономят на убитых, – предположил я.
– Они платят трижды: за то, что сражался, за пролитую кровь и отдельно – при окончательном расчете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
