— Заберусь на сосну, погляжу, где они, — сказал я и поплевал на ладони.
— И я с тобой, — сказала Алёнка.
Я забрался на первый сук и протянул ей руку. Укрывшись в ветвях, мы стали ждать.
Скоро они пришли. Не медведица и медвежата, а Гарик и Сорока. Я хотел им крикнуть, что мы здесь, на сосне, но Алёнка приложила палец к губам: мол, помолчи!
— Теперь они смылись, — сказал Сорока.
Гарик переступил с ноги на ногу, потрогал рукой колено.
— На берёзу налетел…
— Ты видел её?
— Стояла на дыбах у дерева и слизывала муравьёв… В полсосны ростом.
— Это ты загнул, — сказал Сорока. — Таких медведей у нас не бывает.
— В общем, огромная…
— Я заметил её, когда стала лапой нос трогать.
— Ноги сами понесли… О берёзу стукнулся и только очухался.
— Первый раз увидел настоящего медведя, — сказал Сорока. — Я тоже побежал бы…
— Не побежал ведь?
— Слышал, как она чихала и лупила себя лапой по морде? Ей муравьи весь нос залепили, вот и не учуяла нас. А если бы медвежата закричали, — пиши пропало!
— Не надо было бежать, — думая о своём, сказал Гарик.
— Бывает…
— Я испугался, Сорока… — с трудом выговорил Гарик. — Струсил.
— В другой раз не побежишь, — сказал Сорока.
Они замолчали. Слышно было, как Гарик вздохнул. Под ногой треснул сучок.
— Куда же они, черти, подевались?
— Она тебе нравится? — спросил Гарик.
— В этом лесу и заблудиться можно, — сказал Сорока.
Гарик привалился плечом к сосне, и я увидел сквозь ветки его макушку. Сорока стоял у трухлявого пня и смотрел в другую сторону.
— Я как в первый раз увидел её… — сказал Гарик.
— Красивая девчонка.
— Тебе она тоже нравится.
— Чудак, — сказал Сорока.
Я взглянул на Алёнку. Она обняла рукой ствол и прижалась к желтоватой коре щекой. Я понял, что откликаться не стоит. Надо было сразу, а теперь поздно: скажут, подслушивали.
— С ней, понимаешь, можно по-настоящему… — продолжал Гарик.
— Можно, — сказал Сорока.
— Я знаю, ты ей нравишься…
— Перестань трепаться, — сказал Сорока.
Они замолчали. Потом Сорока сказал:
— Меня звал к себе погостить знакомый лётчик. Рыбачит у нас второй год. Понравилось. Это мы его сюда пригласили. Твоего отца хорошо знал, вместе воевали. Он вчера уехал… Да ты его видел: тот самый, который уху хлебал… Он живёт в Ленинграде.
— Славка должен приехать…
— Оставайся, — сказал Сорока. — А потом к лётчику поедем.
— Уеду я, — сказал Гарик.
— Ну и дурак… Живи у нас до школы. На острове.
— А ваш устав?
— Ты теперь наш…
— А Сергей?
Я даже дыхание задержал: неужели откажет?
— Коля за него поручился… — ответил Сорока. — И я тоже.
Они помолчали. У меня затекла нога, и я пошевелился. Вниз посыпались кора, но они ничего не заметили.
— Я думал, вы дурака валяете, а у вас вон что… И давно вы им помогаете?
— Вот оборудуем площадку для вертолёта…
— Летал с ними? — спросил Гарик.
— За волками раз охотились…
Гарик отломал от нашей ели нижний сук.
— Как ты думаешь, она ещё там? — спросил он.
— Ты про кого?
— Я подойду к ней… — сказал Гарик.
— Спятил?
— Я только посмотрю на неё.
— Здесь не зоопарк!
— Я подойду, — упрямо сказал Гарик.
Они посмотрели друг другу в глаза. Гарик сунул под мышку палку и пошёл к берлоге. Сорока смотрел ему вслед. Его лицо было освещено косым лучом солнца. Мне показалось, что он смеётся.
— Ты не найдёшь, — сказал Сорока. — Пошли вдвоём.
— Как хочешь, — сказал Гарик.
Когда они скрылись за деревьями, мы спустились вниз. Я взглянул на Алёнку. Она смотрела в ту сторону, куда ушли мальчишки. Я не стал её ни о чём спрашивать. А что, если Алёнке нравятся оба? Мне они тоже нравятся. Если уедет Гарик в Москву, я буду скучать. А без Президента сразу опустеет озеро. И остров.
Я слышал весь разговор и понял, что они теперь друзья. Эти так не похожие друг на друга парни. Сорока два года искал его. И вот нашёл. Я бы тоже хотел иметь такого друга, как Гарик. И такого, как Сорока. Они пошли в логово медведицы. А я ни за что бы не пошёл. На медвежат я бы не прочь ещё раз взглянуть, а на медведицу, которая ростом в полсосны… лучше не надо! А они вот пошли. И нет у них никакого оружия, даже перочинного ножа. А что, если на этот раз медведица их заметит? Или медвежата закричат?
Наверное, об этом подумала и Алёнка. Она схватила меня за руку и спросила:
— Ты ничего не слышишь?
— Думаешь, напала на них?
Мы прислушались. Из бора доносился негромкий треск, будто кто-то нарочно ломал сухие ветки. Закричала и сразу умолкла сорока. Кто-то два раза жалобно сказал: «Бьють-бьють, бьють-бьють!» — и умолк. Птица какая-то. Незнакомая. Я давно приглядывался к сорокам. Нравятся мне эти птицы. Не назойливы, как вороны, и гораздо красивее. А когда сорока через лес летит, — одно удовольствие посмотреть. Её полёт напоминает движение волны: вверх-вниз. Я люблю смотреть, когда сорока летит. А вдруг разъярённая медведица напала на них? Но сороки молчат. Когда опасность — они кричат. Я почувствовал, как мой страх перед медведем прошёл. Стоять под елью и ждать у моря погоды не было больше сил. Я перестал бояться медведицу. Схватив с земли толстый сук с острым концом, я побежал к лесу. Втроём мы как-нибудь отобьёмся от зверя. Зацепившись за корягу, я упал, но тут же вскочил и, не чувствуя боли, помчался вперёд. У деревьев я остановился перевести дух.
— Ты помнишь то место? — спросила Алёнка. Она бежала за мной.
— Найдём, — сказал я.
Мы услышали голоса. Меж стволов мелькнула клетчатая рубаха Сороки. Вот они вышли на открытое место, и я облегчённо вздохнул: оба целы и невредимы. И лица весёлые, словно только что вышли из цирка, где увидели весёлое представление. И мне немножко стало обидно, что я не успел добежать до берлоги. Пусть я бы не спас их, но постоял бы рядом с ними и посмотрел в глаза медведице. А потом вот так же, широко шагая, плечом к плечу с ними, возвращался из леса.
Алёнка смотрела на них. Она покусывала губы и хмурилась. Она тоже из-за них натерпелась страху.
Увидев нас, мальчишки замахали руками, заулыбались.
— Где вы были? — спросила Алёнка.
Они переглянулись.
— Искали вас, — ответил Гарик.
— Нас чуть медведица не слопала, — сказал я.
— Огромная такая… — стала рассказывать Алёнка. — Ростом в половину этой сосны… Подошла к нам, раскрыла пасть и сказала человеческим голосом: «Вы не видели двух дураков, которые хотят поиграть со мной в догонялки?»
— И ещё просила передать привет Кеше, — прибавил я.
— А она не сказала вам, что бродить по незнакомому лесу опасно? — спросил Сорока.
— Могли бы заблудиться… — добавил Гарик.
— Мы один раз попробовали, — сказал я. — Ничего не вышло…
Совсем близко закричали сороки. Одна из них, вереща, вынырнула из леса и перелетела через поляну. Президент проводил её взглядом и сказал:
— У медведей тоже может лопнуть терпение…
— Чего же мы стоим? — с тревогой спросила Алёнка.
— За мной, — сказал Сорока.
Глава сороковая
Отец и Вячеслав Семёнович сидят на крыльце и курят. Лариса Ивановна что-то ищет в багажнике «Волги». Машина стоит на старом месте. Но палатка не разбита. Утром они уезжают в Москву. Отпуск кончается. Заехали за Гариком.
— Ребята обидятся, — говорит Сорока. — Погости у нас.
Мы сидим на опрокинутой лодке, от которой всегда пахнет рыбой и гнилыми водорослями. Озеро раскинулось перед нами. Оно тихое сегодня, не шелохнётся. Паутинками разбегаются круги. Проворные жуки и пауки двигаются по воде. За камышами плавает гагара. Красивая птица. Большая, изящная, как балерина. Она близко не подплывает, боится нас.
— Славик тоже обидится, — отвечает Гарик.
— Я поговорю с ним? — предлагает Президент.
— По рулю соскучился… — говорит Гарик.
Я услышал песню. Лариса Ивановна наконец нашла, что искала, и запела, наверное, от радости. Она загорела там, на Рижском взморье. Стала ещё красивее.
— Человечек полетел в космос, — говорит Алёнка, глядя на остров.
Над соснами поднимается прозрачный шар с чёрным человечком. Президент спрыгивает с опрокинутой лодки.
— Меня вызывают, — говорит он.
У берега стоит лодка. Обыкновенная, деревянная. На ней к нам приплыл Сорока.
— А может, останешься?.. — спрашивает Президент.
— Я приеду.
— Когда?
— Пешком приду, как Сергей…
— Я должен быть на острове, — говорит Сорока. Он протягивает Гарику руку.
Мы смотрим ему вслед. Столкнув в воду лодку, прыгнул. Несколько сильных взмахов — и лодка за камышами. Президент поднял вверх весло. Прощается.
