что случиться — громко кричи и беги обратно.
— А я не знаю, что опаснее — то, что может случиться в подъезде или ты — скептически ответила девушка прежде чем скрыться за громко скрипнувшей дверью.
Честно отстояв пять минут и не услышав душераздирающих криков, я посчитал, что долг по охране правопорядка, здесь и сейчас, выполнен, и поехал в сторону своего дома.
Ночь, завершающая мое суточное дежурство, выдалась бурной и насыщенной. После вскрытого санпропускника, откуда, на первый взгляд, ничего не украли, а я долго искал на земле большие гвозди, чтобы заколотить распахнутую дверь, пришлось три часа разбираться с пятью балбесами, которые устроили драку на привокзальной площади в четыре часа ночи, один из них имел глупость заявить подскочившему на шум экипажу вневедомственной охраны, что у него украли кошелек. Остаток ночи прошел в интенсивном общении с полупьяными гражданами, которые все еще хотели с кем ни будь подраться. К девяти часам утра, когда хмель из мужиков начал постепенно выходить, а «потерпевший», зафиксированный дежурной сменой в позе «ласточка», по причине буйства и нецензурной речи, пребывал в ожидании фургона медвытрезвителя, я, не зная, как решить вопрос с этим тупым заявлением, бездумно перебирал вещи задержанных, в беспорядке сваленных в ящик стола помощником дежурного.
— А это чей бумажник — я поднял вверх кошель светло-кофейного цвета.
«Потерпевший», с трудом вывернув голову в мою сторону, заорал: — Это мой, мой кошелек!
— Сколько там денег было?
— Рублей пять и мелочь.
Я щелкнул застежкой и показал всем нутро бумажника, где синела синяя, пятирублевая купюра:
— Ну, что, будем дальше разбираться, кто взял кошелек, или по домам все пойдем.
— Не, начальник, отпусти нас, о то рук уже не чувствую — заныл потерпевший. — Все, криминала нет, я пошел к себе, дальше сам разбирайся — я кивнул помощнику и пошел в кабинет, надеясь, что в банке из-под кофе осталось хотя бы пол-ложки бодрящего порошка. Домой я приехал на автопилоте, стараясь не уснуть за рулем. Поэтому, когда в моей квартире, ровно в полдень, раздался телефонный звонок, я, из последних сил пытаясь не заснуть, просто продиктовал свой домашний адрес. Деньги еще ночью были спрятаны в подвале моего дома, в деревянной клетушке, принадлежащей моей соседке, которая ей не пользовалась. Сквозь щели в досках было видно, что кроме мусора там ничего нет, а мой замок на двери удерживал от посещения хранилища случайных посетителей. Вот там, под помятым, ржавым ведром лежал пакет с деньгами.
До шести вечера я отчаянно боролся со сном, ища себе занятие. Последнее, что я помню, прежде чем волна усталости меня накрыла окончательно — я ищу букву «К» среди одинаковых черных клавиш печатной машинки, что бы наконец допечатать постановление от отказе в возбуждении уголовного дела по факту сообщения о краже в «ЦНТТМ Дорожного райкома ВЛКСМ» по адресу…
Из похмельного, черного дневного сна меня вырвали увесистые удары в дверь квартиры. Я, плохо понимая, где я и кто пришел ко мне в гости, со скрипом поднялся и мотая головой, пошел открывать.
— Я думала ты меня обманул и чужой адрес дал — в уголках глаз Нины, что застыла с поднятым кулачком, когда дверь внезапно распахнулась, блестели капельки влаги: — ты бы хоть оделся, что ли.
— Если кому-то что-то не нравиться, кто-то может валить — я открыл дверь пошире, но моя гостья, громко фыркнув, вошла в квартиру: — Проходи на кухню, я сейчас лицо сполосну.
Облившись ледяной водой, я немного пришел в себя, и застал неожиданную картину — Нина сидела на стуле в комнате, сложив ладошки на коленях, как примерная первоклассница, а на пороге, полностью перегородив выход, лежал и внимательно глядел на нее Демон.
— Я же тебе сказал ждать меня на кухне. Ты надеялась в комнате деньги найти? — я помахал небольшим цилиндриком перетянутых резинкой купюр, что ждали своего часа на поднятом к самому потолку чугунном бачке унитаза.
— Нет, я просто хотела посмотреть, как ты живешь. Тесновато.
— Мне одному хватает. Демон, хороший мальчик, иди на место.
Пес многозначительно посмотрел на Нину и освободил проход, заняв свое любимое место, у батареи, за креслом.
— Кофе будешь?
— Извини, я не знаю, как к тебе обращаться…
— Меня Павлом зовут.
— Так вот, Павел, дай мне пожалуйста мои деньги, и я пойду.
— Какие твои деньги? У меня твоих денег нет.
— Скажи, а ты не боишься, что я сейчас встану и пойду, куда там надо пойти, в милицию или в прокуратуру, и заявлю, что ты ворованные деньги себе присвоил. И ты меня не остановишь. Если что, я так заору, все соседи сбегутся.
— Ори. Можешь прям сейчас начинать. У меня девки знаешь, бывает, как орут, на весь лом. Соседки уже привыкли. И вообще, дверь я сейчас открою и вали куда хочешь. — я прошел в коридор и картинно распахнул входную дверь пошире.
Простояв так пару минут, я щелкнул замком и вернулся на кухню — Нина мой порыв не оценила, и сидела за кухонным столом, мрачно глядя в окно.
— Ну и правильно. И вообще, прекращай меня пугать. Еще раз попытаешься вести себя не конструктивно, я тебя сам на улицу выкину и вали куда хочешь. И вообще, к твоему сведению — я не мог найти ворованные деньги и присвоить их себе, потому что, согласно имеющемуся у меня заявления вашего руководителя, заявление о краже сделали по ошибке, а на самом деле, бухгалтер сунула купюры не в то отделение сейфа. Поняла? Поэтому ты, со своими бреднями можешь идти хоть в милицию, хоть в прокуратуру.
— Но почему?! — девушка выглядела потрясенной, рухнули самые основы ее мировоззрения — кто-то отказался от ТАКИХ денег.
— Без понятия. Но то, что деньги нашлись, ваше руководство вспомнило сразу после того, как я сообщил, что к ним придет проверка ОБХСС. Наверное, опасаются, что могут копнуть поглубже, а там такие суммы всплывут, что эти тысяч копейками покажутся. На, бери деньги, пока дают, и иди.
Нина сбросила черную резинку и пересчитала зеленоватые «полтинники». Губы ее задрожали, и она отбросила шелестящие бумажки, как будто они жгли ей руку.
— Но здесь всего тысяча…
— А ты сколько хотела?
— Ну, хотя бы половину….
— Нет, можешь губу закатать и идти в милицию, но больше я тебе не дам. Во всяком случае пока.
Собравшаяся рыдать девушка вскинула голову:
— Что значить пока?
— А то и значить. Ты же, наверное, все деньги уже распланировала — лекарств маме накупить, себе шубку, а то ходишь, как оборванка,