Скельдвеа сжала губы, превратив их в красную точку на очень бледном лице.
А Бырохх передвинулся к мясному пирогу и преспокойно принялся чавкать. Теперь он находился в двух шагах от Скельдвеа и знал, что ни при каких условиях не сможет увеличить это расстояние. Но тролль не слишком-то волновался: ведь если он не мог покинуть Скельдвеа, то и Скельдвеа, в свою очередь, оказывалась намертво привязанной к нему.
Скельдвеа проговорила мстительно:
— Теперь только одна вещь освободит тебя от моего общества, тролль: если ты согласишься стать моим рабом и прислуживать мне до конца твоих невидимых дней.
— Ну вот еще, — сказал тролль. — Может быть, я еще и не захочу этого. Мне нравится, когда ты так близко, Скельдвеа.
Она скрипнула зубами и делано рассмеялась.
— Все так говорят поначалу, а потом соглашаются.
— Посмотрим, кто первым из нас не выдержит, — предложил тролль, продолжая запихивать в рот огромные куски пирога. — Сдается мне, это будешь ты, Скельдвеа. Неужели ты согласишься долго выносить близость тролля? Я ведь в зубах ковыряю, и ножом, и ногтями, а вы, фэйри, такого не переносите.
— При всем желании я не сумею увеличить расстояние между нами, — сказала Скельдвеа. — Это может произойти лишь единственным способом, тем, о котором я тебе уже говорила.
— Стать твоим рабом? Превратиться в невидимку? Ну уж нет, ни за какие блага обоих миров и третьего мира в придачу! — возмутился тролль. — Ты только глянь на мои прекрасные рыжие волосы, на мои замечательные мышцы! А ты еще не видела, как они лоснятся, когда я раздеваюсь по пояс, раскрашиваю тело узорами и смазываю его маслом! У меня есть специальная меховая тряпочка, которой я себя натираю, чтобы блестеть, и клянусь тебе всем святым поднебесным, что после этих процедур я сверкаю, как настоящий бриллиант! И если ты намерена превратить эту драгоценность в нечто незримое и недоступное взору, ты просто злобная жаба и величайшая преступница по обе стороны границы, вот что я тебе скажу.
Скельдвеа пропустила всю эту тираду мимо ушей. Она внимательно смотрела на тролля, озаренного светом факелов, — толстого, с сальными губами и слипшимися от жира ресницами, и во рту у нее сделалось липко.
Однако кое-что из сказанного Быроххом не давало Скельдвеа покоя, и она поинтересовалась:
— Почему ты заговорил о моей родне?
— Может, жениться хочу! — сказал Бырохх дерзко. — Мало ли с кем ты окажешься в родстве! Не хотелось бы, знаешь ли, брать за себя проходимку. — И он принялся ковырять грязным ногтем в зубах.
Вид этого действа показался Скельдвеа отвратительным, она поскорее закрыла глаза и заткнула уши. Бырохх что-то проговорил в добавление к уже сказанному.
Скельдвеа переспросила:
— Что?
Бырохх схватил ее за руку, выдернул ее палец из уха и заставил слушать.
— Мне доводилось встречать твоих родственников, Скельдвеа, точно тебе говорю. У тебя ведь было… э… что-то вроде сестры?
— Да, — призналась Скельдвеа, не открывая глаз.
— Ага, — обрадовался Бырохх, — ну, я так и подумал. — (На самом деле он никакой сестры не видел, а просто угадал.)
— Где ты видел ее? — напустилась на него Скельдвеа.
— Там, и там, и там… — Бырохх сделал несколько неопределенных жестов, как бы желая охватить движением руки половину обитаемого мира. — Не помню где.
— У меня больше нет сестры, — произнесла Скельдвеа печально.
— Ну да? — удивился Бырохх. — А кто же тогда была та фэйри, что подарила мне свой ноготь?
Он не ожидал, что угадал настолько хорошо. Королева фэйри так и вспыхнула!
— Где ты его хранишь? — Скельдвеа вцепилась в руку Бырохха с такой силой и яростью, что тролль даже крякнул. — Где ты держишь ноготь моей сестры? Да отвечай же, громила!
— Я всегда говорил, что маленьким существам нельзя доверять, у них очень цепкая хватка, — недовольно пробурчал Бырохх.
Тролль долго шарил у себя за пазухой и наконец вынул орех.
— Я держу ее ноготь вот здесь. — Он показал орех Скельдвеа на раскрытой ладони, но когда она потянулась, быстро убрал руку. — Это моя вещь, не трогай.
— Если там ноготь моей сестры, я должна убедиться… — пробормотала Скельдвеа, жадно глядя на орех.
— Ладно, — разрешил Бырохх, — забирайся внутрь, если тебе так охота.
Скельдвеа нырнула в орех и принялась бродить там.
— Тут ничего нет, кроме шелухи, — донесся из скорлупы ее недовольный голос.
— Наверное, жучки съели ядрышко, — добродушно проговорил Бырохх. — Ищи лучше, ноготь должен быть где-то там.
Некоторое время Скельдвеа еще шуршала внутри ореха, а потом потребовала:
— А ну, выпусти меня наружу! Ты все наврал, злодейский тролль. Здесь нет никакого ногтя. Ты небось и в глаза мою сестру не видывал!
Тут Бырохх захохотал так громко, что со стен чертога посыпались арфы и барабанчики.
— Это точно, Скельдвеа, я все тебе наврал! — прокричал Бырохх. — Но ведь у тебя точно была когда-то сестра и ты ее потеряла, вот я догадался об этом и наплел тебе, будто встречал ее и храню у себя ее ноготь. Ловко придумано, а?
— Выпусти меня, — рассердилась Скельдвеа и застучала кулачками по скорлупе изнутри ореха.
— Ни за что! — воскликнул Бырохх. — Ты ведь помнишь наш первоначальный уговор: я не смею отходить от тебя дальше, чем на два шага, иначе становлюсь твоим рабом-невидимкой. Я выбрал первое — и теперь ты всегда будешь находиться при мне, Скельдвеа, внутри ореха, который я стану носить за пазухой.
И он поскорее залепил отверстие в скорлупе куском мясного пирога.
* * *
В общем, Хонно был глуп, но влюблен. Влюбившись, всякий тролль становится умнее, не навсегда, правда, а только на время изначальной влюбленности, покуда не будут сняты первые сливки.
Проснувшись в хижине Нуххара наутро после попойки, Хонно первым делом вспомнил о Бээву и о том, что она потеряла какие-то три важные вещи.
Первая, подумал он и прикусил большой палец левой руки, была бусами.
Ему представились большие круглые бусы, красные и синие, прыгающие на груди Бээву, когда та бежала очертя голову прочь из родительского дома. Он думал о том, как сыпались из глаз Бээву большие круглые слезы, красные и синие, как плясали в этих слезах отблески оранжевого солнца троллиного мира, как отражались в них попеременно бусины, то синие, то красные. И вот сорвались бусы с шеи Бээву и улетели в болото. Они упали среди больших ягод, растущих всегда на таких болотах, среди красных и синих ягод. «Стало быть, — решил Хонно, — первое, что мне следует сделать, — это отделить бусины от ягод и собрать их на нитку».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
