Цзиньлянь просмотрела свиток с начала до конца и, не желая с ним расстаться, передала Чуньмэй:
— Спрячь ко мне в сундук, — наказала она. — Будем вести игру по этим картинкам.
— Подержи их пока у себя, а потом вернем хозяйке, — сказал Симэнь. — Она ими очень дорожит. Я принес только тебе показать.
— Зачем же чужие вещи ко мне приносить? Я у нее ничего не просила, но если мне принесли, я возвращать не намерена.
— Ты не просила, но я взял показать тебе, — объяснял Симэнь. — И хватит шутить, притворщица.
Симэнь хотел вырвать у нее свиток.
— Попробуй отними. Сейчас в клочья разорву. Тогда никому не достанется.
— Ну что с тобой поделаешь! Посмотри как следует, а потом ей вернем. Тогда она еще диковинку пришлет. Попрошу у нее.
— И кто это тебя, дитя мое, так хитрить научил? Вот принесешь, тогда и свиток получишь.
Они еще какое-то время упрашивали друг друга, а вечером Цзиньлянь умастила ложе благовониями, накрыла одеялом с мандариновой уточкой, поставила серебряный светильник, приоделась и свершила омовение. Потом они с Симэнем развернули свиток и резвились, как птицы.
Послушай, дорогой читатель! Испокон веков слышим мы о колдунах и демонах. Вот и Цзиньлянь. Вскоре после заклинаний слепца Лю ее ждали большие перемены: Симэнь сменил гнев на милость, неприязнь на любовь и больше ни в чем ей не перечил.
Да,
Пускай хитрее и коварней бесов многих,Ты вылакаешь то, чем я омою ноги.О том же говорят и стихи:Припоминаю первое свидание:Был наш приют случайный слишком светел,Но нас влекло взаимное желанье.Почти никто проказ и не заметил.Припомню все — и голова кружится,Лечу к тебе на радостях, как птица,Счастливая божественной судьбою —Навеки неразлучной быть с тобою.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Глава четырнадцатая
Разгневанный Хуа Цзысюй умирает. Ли Пинъэр, проводив любовника, навещает соседокЛюбовь ее остыла? — Непохоже.Ей не унять нетерпеливой дрожи,Не расцвести улыбкою весенней —Бледна, печальна, под глазами тени.А в спальне холод. Был бы рядом милый!..…Так в древности с Вэньцзюнь, наверно, было:Она Сянжу[249] вот так же поджидалаИ с ним бежала…
Так вот, прихворнула однажды У Юэнян, и ее навестила невестка, жена ее брата У Кая. Юэнян оставила ее погостить. Они сидели в спальне, когда туда неожиданно явился Дайань со свернутым ковром в руках.
— Хозяин идет, — объявил он.
Гостья поспешила к Цзяоэр. Вошел Симэнь и, сняв одежду, опустился в кресло. Сяоюй подала чай, но он отказался.
— Так рано кончился пир? — спросила Юэнян чем-то удрученного мужа.
— Сегодня очередь Чан Шицзе, а у него и собраться негде. Пригласил за город поехать, в Улиюань, в монастырь Вечного блаженства, а тут брат Хуа, оказывается, зазвал Ин Боцзюэ к певице Чжэн Айсян. Ну, мы впятером к ней и отправились. Пир шел горой. Вдруг входят служащие из управы и, ни слова не говоря, забирают Хуа Цзысюя. Мы так перепугались! Я к Гуйцзе ушел. Там и отсиживался. А когда послал узнать, в чем дело, оказалось — братья Цзысюя возбудили дело о разделе наследства. Вот из столичного управления в Кайфэне и выдали ордер на арест Цзысюя. Тут только мы пришли в себя и отбыли восвояси.
— Этого и следовало ожидать! — заметила Юэнян. — Ты же дом бросил, целыми днями слоняешься с бездельниками как неприкаянный, вот и нарвался на неприятность. А не опомнишься, мало — изобьют, как барана на убой погонят. Тебе певица слово скажет, ты и уши развесил. Сойди с опасной дорожки, послушай добрый совет законной жены. Да, слово близкого ты мимо ушей пропускаешь, а постороннего — как священному канону внимаешь.
— Да меня никакой храбрец тронуть не посмеет, — засмеялся Симэнь, — Будь он хоть семи пядей во лбу.
— Ты только дома герой, а беда постучится, и язык отнимется.
Появился Дайань.
— Госпожа Хуа слугу прислала, — объявил он. — Просит хозяина зайти.
Ни слова не говоря, Симэнь со всех ног бросился к соседке.
— Смотри, сплетни бы не пошли, — предупредила Юэнян.
— Да мы ж соседи! Надо узнать, в чем дело.
Симэнь вошел в дом Цзысюя. Пинъэр велела Тяньфу проводить гостя к себе в задние покои.
Из спальни вышла Пинъэр, в помятом шелковом платье, без украшений. Со страху лицо ее пожелтело, как воск.
— Что мне делать, сударь? — опустившись перед Симэнем на колени, вопрошала она. — Взор обращаю не на монаха, взираю на лик самого Будды. Говорят, обрушатся беды, призывай соседей. Муж пренебрегал советами, слушал посторонних и совсем забросил хозяйство, домой не показывался. Вот под него и подкопались. Он через слугу передал, чтобы я помогла ему, но я — жена его — беспомощна, как безногий краб. Где мне искать заступника?! Зло берет, как вспомнишь — ведь не хотел меня слушать. Следовало бы его в столицу отправить да всыпать как полагается. Только имя покойного родственника[250] позорить не хочется. Будучи в полной растерянности, я и пригласила вас, сударь. Сжальтесь надо мной, не допустите, чтобы его отправили в столицу. Найдите, пожалуйста, кого можно было бы одарить. Избавьте его от преследования.
— Встань, прошу тебя, — сказал Симэнь стоявшей на коленях Пинъэр. — Я так пока и не знаю, в чем же все-таки дело. Мы пировали у Чжэн. Вдруг явились служащие управы и забрали брата. А теперь уж и в столицу отправляют?
— Сразу всего не расскажешь, — начала Пинъэр. — Дело в том, что у старого вельможи[251] четыре племянника, и все кровные братья. Старший — Хуа Цзыю, второй — мой муж, третий — Хуа Цзыгуан и четвертый — Хуа Цзыхуа. Старик оставил состояние. Видя, что из моего мужа толку не выйдет, он по приезде сюда и передал все свое состояние мне. Братья остались недовольны, но завести разговор не решались. Свекор в прошлом году умер, и имущество разделили. Оставалось неделенным серебро. Сколько раз ему говорила: отдай, сколько полагается, а он только и знал гулять, в дела не вникал, а где тонко, там и рвется.
Пинъэр громко разрыдалась.
— Успокойся, — уговаривал ее Симэнь. — Я-то думал — что-нибудь серьезное, а раздел наследства — это пустяки. Только скажи, чего вы хотите, и я к делу брата отнесусь, как к своему собственному. Приказывай. Я в твоем распоряжении.
— Как я рада, что вы не отказываетесь мне пособить. Скажите, сколько потребуется на подарки? Я хотела бы припасти на всякий случай.
— Не так много, — ответил Симэнь. — Насколько я знаю, правителем Кайфэнского управления ныне поставлен Ян Ши — из подопечных государева наставника Цая, а тот пользуется расположением Сына Неба, как и родственник моего свата — командующий придворной гвардией Ян. Если одарить обоих, они поговорят с правителем Ян Ши, и тот не посмеет им перечить и замнет любое дело, каким бы серьезным оно ни было. Прежде всего надо задобрить наставника Цая. Командующий Ян — мне сродни, и вряд ли примет подношения.
Пинъэр пошла в спальню, вынула из сундука шестьдесят крупных слитков серебра общим весом в три тысячи лянов и передала их Симэню на подкуп властей.
— Зачем же так много? — сказал он. — И половины будет достаточно.
— Что останется, возьмите себе. У меня за кроватью четыре расписанных золотом сундука полны парадных придворных одежд, расшитых змеями и драконами. Там нефритовые пояса и роскошные шапки со шнурами, кольца и подвески, запястья, драгоценные камни и безделушки. Их я тоже отдам вам на хранение. Поставьте их у себя, а когда мне понадобятся, вернете. Я ведь и о своем будущем подумать должна. За ним пойдешь, горя не оберешься. Из трех кулаков четырех рук никак не выкроить. А то дождешься — и эти вещи отберут. По миру муж пустит, и голову негде будет преклонить.
— Ну, а если брат Хуа вернется? — спросил Симэнь. — Спросит про имущество, что ему скажешь?
— Это мне покойный свекор собственными руками передал. Муж ничего не знает. Перенесите их себе на хранение, прошу вас.
— Тогда я пойду, слуг позову.
Симэнь побежал домой и стал держать совет с Юэнян.
— Серебро пусть слуги в коробках перенесут, — посоветовала Юэнян. — Сундуки и корзины через улицу таскать нельзя. Соседи увидят. Надо, по-моему, вот что сделать: подождать, пока стемнеет, и через стену передать. Так безопаснее будет.
Симэню совет понравился, и он велел слугам Лайвану, Дайаню, Лайсину и Пинъаню перенести в продуктовых коробках три тысячи лянов серебра.
Наступил вечер и взошла луна. Пинъэр с помощью Инчунь и Сючунь поставила у стены стол и скамейку и вынесла сундуки. Симэнь, которого сопровождали только Юэнян, Цзиньлянь и Чуньмэй, подставил лестницу и разложил на гребне стены войлок. Ему передавали сундук за сундуком. Все перетащили в спальню Юэнян.
