он допустил, что отсутствовал в первое воскресенье августа: он отправился в Веццу в предпоследний день июля, чтобы навестить своего зятя, врача Карло Франческо Массиа, «который был болен. Я направился… в дом вышеназванного синьора врача, и по такому случаю меня вызвались сопровождать мой брат и племянник, они взяли с собой охотничьих собак и силки для синьора врача, моего зятя, который меня об этом просил. Что касается пропуска обедни, то это случилось не по моей вине, а из‐за священника, которого я оставил на время моего отсутствия». После двух дней ареста, по-видимому лишь благодаря снисходительности поверенного Паскаля из Турина, он получил своего рода прощение с обязательством больше не совершать подобных поступков. Кьеза дал клятву и предоставил в качестве «обеспечения» все свое имущество, чтобы гарантировать свое хорошее поведение.
На первый взгляд, в этом персонаже трудно узнать Джован Баттисту Кьезу, с которым мы познакомились в первой главе, когда он три года спустя после этих событий начал свою проповедь в местечках, окружавших его приход. За эти три года многое изменилось в Сантене, а возможно, и в голове самого Джован Баттисты — по крайней мере в его представлениях о дозволенном и недозволенном и о роли нотабля в крестьянском сообществе. Но прежде чем говорить об этом, мы должны рассмотреть вопрос о том, как смерть Джулио Чезаре и особенно война с Францией повлияли на расстановку сил не только внутри консорциума синьоров, но и среди жителей поселка.
Ухудшение экономической ситуации, война и кризис консорциума привели к тому, что употребление власти стало более произвольным и вызывало протесты на всех уровнях местного социума. Каждая из групп получила стимул к пересмотру своих позиций, к смене стратегии, к активному поиску нового и более выгодного равновесия. Все это привело к обличениям Джован Баттисты: сначала они были анонимными, но вскоре стали знаменем определенного лагеря. На фоне сложной картины возрождающейся фракционной борьбы, захватившей весь городок, начала действовать определенная социальная группа, и один из испольщиков, клиент семьи Бенсо, выступил вместе с нотаблями против викария.
Глава шестая
Определение власти: локальные стратегии
1. Кем были враги Кьезы в коммуне? Как можно было видеть, в годы, предшествовавшие выдвижению его отца на должность подеста городка, двадцать семейств землевладельцев выступили против синьоров консорциума. Ничего удивительного, что нечто подобное произошло и теперь, но с точки зрения юрисдикции ситуация изменилась: уже не было сплоченного блока синьоров, который хотел бы изъять феод из-под контроля администрации и казны города Кьери, а чиновники последнего уже не пытались как бы скрыть само существование поселка. Централизаторская политика Витторио Амедео II, аграрный кризис и война, авантюрная история графа Таны и дерзкое поведение священника внесли свои коррективы: Тезио, Саротто, Грива, Моссо, Торретта, группа нотаблей, испольщик и несколько ремесленников донесли на викария епископским властям. Все фамилии, фигурирующие в этой истории, уже присутствовали в письме, составленном в 1643 г. сантенскими собственниками, вступившими в конфликт с консорциумом и желавшими соединения с городом Кьери. За это время несколько семей исчезли (Рессиа, Таскеро), другие присоединились к тем, кто давал показания; группа, состоящая из самых богатых нотаблей сообщества, снова пришла к единому мнению.
В рамках небольшого городка вырисовывается скорее случайная картина общественных сил. Нотабли, о которых часто говорилось выше, внешне кажутся самой неопределенной группой, состоящей из тех, кто не входит в остальные социальные слои Сантены. Это обстоятельство обусловлено разнообразием их занятий, длительным отсутствием на политической сцене в качестве особой силы — после мимолетного объединения в связи с проблемой пастбищ для овец. Наконец, слабость вертикальных связей ведет к тому, что деятельность нотаблей представляется нам довольно бледной и протекающей в нейтральном и инертном социально-политическом пространстве.
Самые нищие крестьяне постоянно испытывали нехватку пищи, что быстро приводило к клиентской зависимости от знати, испольщиков, землевладельцев, дававших им разовую работу или подаяния. Небольшие земельные наделы не позволяли им жить натуральным хозяйством и делали маргинальной группой на политической сцене. Их жестоко эксплуатировал Кьеза между 1690 и 1694 гг., произвольно вымогая деньги за похороны и обедни; но они же являлись его последователями во время проповеди вплоть до 1697 г. Испольщики, в свою очередь, были социальным слоем, по определению характеризовавшимся клиентской зависимостью от нобилей, собственников ферм, которые они арендовали, хотя они, как мы видели, относились к работодателям настороженно и были готовы к конфликтам. У самих нобилей в общине Сантены иерархическое деление отсутствовало: мелкого дворянства не существовало. В консорциуме царило равенство, которое корректировалось только в зависимости от пропорций долей юрисдикции, но у дворян имелись другие феоды, другие властные полномочия, другие заботы за пределами Сантены.
Среднее положение занимали нотабли. Их благосостояние покоилось на владении землей и на профессиональной практике разного рода, зачастую совмещавшей несколько видов деятельности, связанных с землей, ремеслами, торговлей, церковью и свободными искусствами, что приносило более или менее превышающий минимальные потребности доход. Наличие организованной сеньориальной власти, располагавшей собственным аппаратом, исключало для этих людей возможность занимать административные должности ради увеличения своего влияния на месте. Если мы будем называть нотаблями «тех лиц, которые в силу своего экономического положения способны осуществлять в качестве второго рода занятости постоянную деятельность внутри определенной группы, руководя или управляя ею… и которые пользуются в обществе уважением, независимо от того, на чем оно основано, но которое дает им возможность претендовать на должности»[150], то в Сантене перед нами предстает сословие, которое не в состоянии реализовать свое призвание, тем более что отсутствие юридического оформления коммунальной автономии усугубляло недовольство неограниченным произволом власти синьоров. Иное дело Кьери, как и другие города и местечки: они имели сословное представительство на уровне общины, что позволяло согласовывать интересы аристократов и коммерсантов и служило сантенским нотаблям наглядной политической моделью, допускавшей совмещение автономных форм реализации власти и престижа в одном городе.
Управление Джулио Чезаре Кьезы на долгое время создало ситуацию, когда изоляция сантенских нотаблей оказалась более приемлемой: это был режим, направленный на защиту их достояния, предоставлявший экономические преимущества, связанные с отсутствием централизованного взимания налогов, которое заменялось менее обременительными экономическими стеснениями, основанными на традиционных правах синьоров. Городок находился в тени благодаря юрисдикционной неопределенности, которую подеста старался сохранять. В 1690‐е гг. пятидесятилетний перерыв закончился; централизаторская политика Витторио Амедео II и финансовые нужды государства, подвергшегося испытанию тяжелой войной, снова стали угрозой для автономии этого забытого местечка. Перед нотаблями встали те же проблемы, которые заставили их занять сторону Кьери против консорциума в 1643 г.
Нотабли должны были испытывать некоторую враждебность к Джулио Чезаре, хотя та и
