Кузьма пошарил лучиком по стене, нашел включатель, щелкнул. Свет не загорелся — наверное, электричество отключили во всем здании.
— Показывай! — повернулся Кузьма ко мне.
Мы повторили путь, которым шли в ту ночь. Только медленно. У каждого поворота коридора Кузьма сверялся с планом. Он не только осматривал пустые углы и тупички, но время от времени простукивал стены здоровенным гвоздодером, который, как и ножи (Кузьма переложил их в машине), оказался у него в сумке. Когда мы поднялись в комнату, где прятали апостолов (решетка ее также оказалась незапертой), он сдвинул в сторону все еще валявшиеся здесь ветхие рогожи, и простучал пол. Везде звук был чистый, однотонный — потайных пустот не обнаруживалось.
Когда мы вернулись обратно в сводчатый подвальный зал, Кузьма без слов вернул бумагу ксендзу.
— Я и предполагал, что потайных комнат на строительном плане не будет, — пояснил, доставая сигареты. — Но все-таки надежда была.
— Может, здесь их и нет? — спросил я.
— Есть! — коротко отозвался Кузьма, пыхнув дымком. — Не может не быть. Не мне объяснять историку, что такое семнадцатый век на этой земле и почему тогда даже храмы-крепости строили. Здесь не только тайные комнаты, здесь и подземный ход к реке обязательно должен быть. Ход, конечно, давно обвалился, — заключил он, ожесточенно затягиваясь, — а вот нечто вроде склепа…
Бросив окурок, он забрал у безропотного ксендза его фонарь и двинулся прежним маршрутом, в этот раз внимательно осматривая не только стены, но и пол с потолками. В одном из коридоров он вдруг остановился, светя вниз. Присел. И движением руки подозвал меня.
— Скажи, историк, — спросил, снова называя меня по профессии (в другое время это дорого бы ему стоило!), — для чего в полу подвала монастыря эта канавка?
Я глянул через его плечо. Канавка имела форму дуги и была полукруглой в сечении. Не глубокая.
— Может, дренаж? Для стока избытка влаги.
— Ага! — весело отозвался Кузьма, вставая. — Поэтому ее и закруглили. Чтобы воде было веселее стекать.
Он пошарил лучом фонаря по стенам и высветил круглое металлическое кольцо, вделанное в кирпич. Взялся за него.
— Помоги, Аким!
Вдвоем мы, что было сил, потянули кольцо на себя, и оно вдруг поддалось! Послышался тяжелый скрип камня о камень, и стена перед нами вдруг начала раскрываться, показав на срезе кирпичную кладку, схваченную железными скрепами. Нижний край каменной створки полз по самому полу, и я сразу понял, откуда там канавка: древний мастер использовал гениально простой метод для открытия тяжелой каменной двери — подложил под нижний край каменный шар для качения.
Луч фонаря упал в разверстый проем, и я отшатнулся: из темноты на меня смотрело строгое бородатое лицо. Фонарь в руке Кузьмы поплыл в сторону: в пятне света одно за другим стали возникать лица — суровые, вопрошающие, молящие… Сложенные на груди и воздетые в молитве руки; руки с зажатыми в них свитками, ключами; руки, поднятые для благословения…
— Пан Езус!
Бесцеремонно растолкав нас, ксендз протиснулся внутрь и побежал вдоль ряда статуй.
— Свенты Пётра, свенты Матей, свенты Павел, свенты Ян…
Он гладил их по рукам и лицам, целовал и смеялся. Затем бухнулся на колени и, размашисто перекрестившись ладонью, забормотал молитву. Мы молча вошли следом. Потайная комната оказалась узкой и длинной. Чуть ли не во всю ее длину стояли у стены двенадцать фигур: бородатые лица (только одно оказалось без растительности), лохматые и лысые головы… Позолота на лицах и одежде тускло блестела. Я не удержался и потрогал ближайшую статую — она оказалась гладкой и теплой. Тогда я обхватил ее и попытался приподнять: статуя поддалась удивительно легко. Несмотря на неподходящий момент, я едва не рассмеялся — дерево! Они все-таки оказались деревянными!..
Ксендз, закончив молиться, вскочил на ноги и вдруг схватил ближайшую статую и аккуратно уложил ее на пол, лицом к верху. Глянул на основание.
— Ниц нема!
Он бежал вдоль строя, укладывая статуи на пол одна за другой.
— Ниц нема! Ниц нема!..
Кузьма присел возле одной из поваленных статуй, посветил фонариком в основание. Луч выхватил широкое круглое отверстие, сделанное, видно, для облегчения веса скульптуры. Или для закрепления ее на более прочном основании… Ай, да Доминик! Это, конечно же, придумал Доминик: спрятать сокровища внутрь деревянных статуй. Все ведь и так были уверены, что они из золота и серебра… Кто-то не только нашел статуи, но и разгадал их секрет: в комнате не было ничего, кроме деревянных апостолов.
Кузьма встал и пошел вдоль ряда поваленных статуй, осторожно переступая через них и тщательно высвечивая лучом фонаря оголившуюся стену. Несколько раз он останавливался и простукивал кирпичную кладку своим гвоздодером. Кирпич отзывался знакомым звуком — пустот за ним не обнаруживалось. Закончив, Кузьма подошел ко мне и трясущимися руками достал из кармана сигареты.
— Здесь ее тоже нет!
Я очнулся. Чтобы ни случилось, мы пришли сюда не за сокровищами.
— Может, есть еще одна потайная комната?
Он жадно затянулся и замотал головой:
— Желобка на полу больше нигде.
— А если Рита вообще не в монастыре?
— Здесь! — сказал, выдохнув дым. — Я знаю.
«Откуда?» — хотел спросить я, но промолчал. Закурил. Никотин ударил в мою очумевшую голову, одурманенную недавней выпивкой, все вокруг на мгновение поплыло. Вдруг привиделось: недостроенная стена, трое каменщиков, торопливо закладывающие полукруглую нишу кирпичами…
— Не замуровали же ее здесь!
— Что?
Он схватил меня за руку, больно сжал. И вдруг, отшвырнув в сторону сигарету, выбежал в коридор. Я, мгновенно сообразив, ринулся следом.
В сводчатом зале мы остановились, полосуя лучами фонарей кирпичные стены. И я вдруг понял, что мне показалось здесь странным. Той ночью, два дня назад, ниши были на обеих стенах. Симметричные…
— Сюда!
Я подбежал к левой стене.
— Здесь!
Кузьма провел пальцами по шву между кирпичами.
— Свежая…
Несколькими резкими ударами гвоздодера он выбил внутрь ниши верхний кирпич, затем крюком инструмента стал сбрасывать остальные на пол подвала перед собой. Как только отверстие стало шире, я стал помогать. Шершавые кирпичи больно обдирали руки, но сейчас было не до того. Откуда-то из темноты возник пан Веслав и стал тоже выламывать кирпичи… В подвале стоял грохот, пыль плясала в воздухе, оседая на наших потных лицах, а мы все бросали и бросали кирпичи на пол…
В нише стояли мешки. Высокие, узкие, пошитые из почерневшей от времени толстой кожи. Мы с Кузьмой выволокли на свет ближайший, Кузьма дрожащими руками распахнул горловину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
