Чем больше он видел своего покровителя, сенатора Дилуорти, тем больше почитал его и тем яснее выступало перед ним все моральное величие этой натуры. "Пользоваться дружбой и поддержкой такой выдающейся личности, писал Вашингтон в одном из писем к Луизе, - настоящее счастье для молодого человека, чей жизненный путь был омрачен всякого рода невзгодами и препятствиями".
Проходили недели; Гарри Брайерли флиртовал, танцевал, придавая еще больше блеска блестящим приемам в доме сенатора, и старательно "обрабатывал" конгрессменов в интересах развития судоходства на реке Колумба. Тем временем сенатор Дилуорти так же упорно трудился в интересах того же дела, - впрочем, и в интересах других дел не меньшей государственной важности. Гарри часто посылал Селлерсу ободряющие письма; из них легко было понять, что Гарри - любимчик всего Вашингтона и что он-то уж как-нибудь "протолкнет это дело", что помощь, оказываемая ему "стариной Дилуорти", кое-что значит, - да, да, кое-что, тем более что "в нашем деле не следует пренебрегать и малым", - как выразился Гарри.
Вашингтон Хокинс время от времени посылал Селлерсу официальные пакеты. Из одного его письма явствовало, что если поначалу никто из членов бюджетной комиссии палаты представителей не поддерживал ассигнование, то теперь не хватает всего лишь одного голоса до благоприятного большинства. Письмо заканчивалось так:
"Само провидение способствует успеху нашего дела.
За Эбнера Дилуорти, С.С.Ш.
Вашингтон Хокинс, Л.С."
В конце недели Вашингтон мог сообщить приятную новость (как и всегда казенным пакетом): недостающий голос обеспечен, законопроект одобрен комиссией. Последующие письма повествовали об опасностях, которым законопроект подвергался в Общей комиссии, и о том, как он все-таки еле-еле "проскочил" после третьего чтения. Затем начали поступать письма, рассказывавшие о борьбе мистера Дилуорти в сенате против упрямого большинства в его собственной комиссии и о том, как один за другим эти джентльмены сдавали позиции, пока наконец сенатор не добился большинства в свою пользу.
После этого наступило затишье. Вашингтон Хокинс внимательно следил за всеми перипетиями дела; ему это было тем легче, что он числился делопроизводителем как этой комиссии, так и еще одной. В качестве личного секретаря он не получал никакого жалованья, зато два делопроизводительства, добытые его благодетелем, давали ему в общей сложности двенадцать долларов в день, не считая двадцатипроцентного дополнительного вознаграждения, которое он, несомненно, получит большинством голосов на последнем заседании сессии.
Вашингтон препроводил законопроект в Общую комиссию сената, где тот снова боролся за свое право на существование и кое-как преодолел все препятствия. В положенное время Вашингтон стал свидетелем его второго чтения, и наконец наступил день великих испытаний: законопроект пустился в свое последнее плавание. В течение нескольких невыносимо напряженных минут Вашингтон с затаенным дыханием слушал поименное голосование: "За!" "Против!" "Против!" "За!". Дольше он не мог выдержать. Он убежал с галереи и помчался домой ждать результатов голосования.
По прошествии двух или трех часов сенатор вернулся в лоно своей семьи, ожидавшей его к обеду. Вашингтон вскочил и бросился навстречу, но не успел еще нетерпеливый вопрос сорваться с его уст, как сенатор сказал:
- Теперь мы можем ликовать, сын мой: провидение увенчало наши усилия успехом!
ГЛАВА XXV
НАЧАЛО РАБОТ В НАПОЛЕОНЕ (ПРИСТАНЬ СТОУНА)
gildag11.gif*
______________
* Место это - крайне неудобное (ассирийск.).
В тот же вечер Вашингтон Хокинс сообщил полковнику Селлерсу о великой радости. Луизе он писал:
"Какое наслаждение слушать, как он изливает душу, преисполненную благодарности богу за новое проявление всеблагой милости. Когда-нибудь, моя Луиза, ты узнаешь его и будешь преклоняться перед ним так же, как и я".
Гарри тоже написал полковнику:
"Все в порядке, полковник: я протащил наше дело, хотя, что и говорить, это было чертовски трудно. Когда я начинал, у нас не было ни одного сторонника в комиссии палаты представителей, а в сенатской комиссии все были против, кроме самого старика Дила; но когда я снял осаду, большинство было обеспечено. Здесь все говорят, что протащить такое дельце через конгресс невозможно, не купив предварительно обе комиссии за наличные, но я, кажется, показал кое-кому, как делать дела, хоть они мне и не верят. Когда я говорю здешним старожилам, что мы провели законопроект, не купив ни одного голоса и не связав себя никакими обещаниями, они говорят: "Ну уж это-то белыми нитками шито". А когда я отвечаю: "Белыми или не белыми, но это факт", - то они говорят: "Бросьте, неужто вы сами верите в это?" И когда я отвечаю, что мне незачем верить, потому что я точно знаю, они улыбаются и говорят: "Вы либо сущий младенец, либо настоящий слепец - одно из двух, третьего быть не может". И ведь они в самом деле думают, что мы купили все голоса. Впрочем, пусть себе думают что хотят. Зато мне теперь совершенно ясно, что если знаешь, как подойти к женщинам, и хоть немного умеешь убеждать мужчин в своей правоте, то можешь смело вступить в спор из-за ассигнования с любым денежным тузом и наверняка возьмешь верх. Пусть теперь говорят что угодно, но двести тысяч долларов из денежек дяди Сэма мы все-таки загребли; и это далеко не все: надо будет - мы к ним прибавим столько, сколько потребуется, и сделает это не кто иной, как я, хоть мне, быть может, и не следует говорить так о себе. Я буду у вас через неделю. Поднимайте всех на ноги, не медля ни минуты ставьте на работу. Когда я приеду, все закипит ключом".
Великая новость вознесла полковника Селлерса на седьмое небо. Он тут же взялся за дело. Он носился с места на место, заключая контракты, нанимая рабочих и прямо-таки упиваясь своей бурной деятельностью. Счастливее его не было человека во всем Миссури.
И не было женщины на земле счастливее Луизы, так как она вскоре получила от Вашингтона письмо, в котором говорилось:
"Радуйся вместе со мной, ибо наши мученья кончились. Все эти годы мы ждали покорно и терпеливо, и теперь награда наконец близка. Нашелся человек, согласившийся заплатить нашей семье сорок тысяч долларов за теннессийские земли! Это ничтожная сумма по сравнению с тем, что мы получим, если согласимся ждать, но я так мечтаю о том дне, когда смогу назвать тебя моей, что сказал себе: лучше довольствоваться скромными радостями, чем загубить лучшие свои годы в разлуке и тоске. К тому же я смогу сразу вложить эти деньги в какое-нибудь выгодное дело, и через несколько месяцев они вернутся ко мне в сто - нет, в тысячекратном размере. Здесь полным-полно таких возможностей, и я уверен, что мои близкие охотно разрешат мне пустить в оборот их долю вместе со своей. Не сомневаюсь, что через год у нас будет полмиллиона; я нарочно называю самую маленькую цифру - на всякий случай, - но уж полмиллиона у нас будет наверняка, и тогда твой отец даст согласие и мы наконец сможем обвенчаться. О, какой это будет чудесный день! Расскажи обо всем нашим друзьям - пусть они порадуются вместе с нами".
И она рассказала, но сперва только отцу с матерью; а они посоветовали ей пока молчать. Предусмотрительный отец велел ей также написать Вашингтону и предупредить его, чтобы он не рисковал деньгами, а выждал немного и посоветовался с двумя-тремя опытными людьми. Луиза так и сделала. Она умудрилась никому не проболтаться, хотя по ее танцующей походке и сияющему лицу даже самый ненаблюдательный человек заметил бы, что на нее свалилось неожиданное счастье.
Гарри приехал к полковнику Селлерсу на Пристань Стоуна, и унылое местечко сразу зажило бурной жизнью. Целая армия землекопов дружно взялась за работу, и застывший воздух огласился веселой музыкой труда. Гарри, произведенный в звание главного инженера, все силы отдавал работе. Он расхаживал среди своих подчиненных, словно король среди подданных. Сознание власти придавало его облику новое величие. А полковник Селлерс вкладывал в свою роль управляющего крупным общественным предприятием все, на что способен человек, - и даже больше. Эти два великих деятеля принялись за "улучшение" реки с таким видом, будто им поручили переделать земной шар.
Они начали с того, что решили "спрямить" реку чуть выше Пристани Стоуна, в том месте, где она описывала крутую дугу и где, согласно картам и расчетам, "спрямление" должно не только укоротить реку, но и увеличить дебит воды. Они принялись рыть канал поперек мыса, образованного изгибом реки, и вслед за приказом о начале работ вся округа стала свидетельницей необычайных событий: земля взлетала с лопат в небо, и грязь шлепала под ногами в невиданных здесь ранее масштабах. Среди черепах поднялась такая паника, что через шесть часов на три мили вверх и вниз от Пристани Стоуна их не осталось ни одной. Взвалив малых и престарелых, больных и увечных на спины, черепахи отправились нестройной колонной на поиски более тихих заводей; следом за ними тащились головастики, а лягушки замыкали шествие.
