Не уступим мы верблюжатникам.
А вот христиане, которые точно знали, что молодая княжна молится у постели мужа день и ночь, снисходительно указывали язычникам на это обстоятельство. Святой Георгий и Дева Мария спасли молодого господина, не иначе! У египтян было свое мнение, а у иудеев свое, но все без исключения соглашались, что раз княжич получил кинжалом в печень и умудрился при этом выжить, то теперь его можно в раскаленную печь вместо каравая хлеба засунуть. Не сгорит! Тут от дурной воды и от плохой обуви люди погибают, что уж про нож в боку говорить. С таким не живут.
Эти разговоры продолжались и сейчас, на рассвете, когда две армии стояли друг напротив друга, а княжича Святослава пронесли вдоль войска на специальных носилках, где он, бледный как смерть, расположился полулежа, приветствуя солдат слабым взмахом руки. Но людям хватало и этого. Воины ревели от восторга и колотили в щиты. Ведь сам княжич, сын великого Самослава, будет командовать битвой, а если так, то все будет хорошо. Боги, и старые, и новые вновь подали свой знак. Они благосклонны к своим детям.
Мусульмане выстроились в три корпуса — центр и два крыла. Они делали так всегда. Малочисленная конница встала на правом фланге, вызвав у офицеров словенского войска понимающую усмешку. Она была пересчитана, и ее количество им известно до сотни. Разведка не зря ела свой хлеб. Тут не было и половины.Многоопытный Амр конницу бережет для удара в тыл или во фланг.
— Кто это? — с любопытством воскликнула Юлдуз, когда из строя врага вышло и выехало на конях несколько десятков арабов. — И чего они хотят?
— Это воины-мубаризуны, госпожа, — пояснил Артемий. — Они вызывают на поединок лучших бойцов. Их задача — выбить всех командиров. Так они сделали при Ярмуке, при Кадисии и во множестве других битв.
— Я слышала об этом, — кивнула Юлдуз. — Но ведь у нас запрещены поединки для всех, кто служит в легионе. Это разрешено только для наемников.
— Да, госпожа, это так, — подтвердил Артемий. — Поединок — священный обычай, но великий князь запретил его. Это странно, но очень полезно. Множество жизней опытных командиров будут сохранены. Мубаризуны — великолепные бойцы. Мы потеряли бы лучших, а это не разумно.
— Передай им, что с нашей стороны будет только один боец, — сказала Юлдуз. — Пошли кого-нибудь, кто знает их язык.
— Вы хотите выставить Сигурда? — понимающе усмехнулся Артемий. — Да, это хорошая мысль.
— Юлдуз! — услышала княжна слабый голос. — Подойди!
Она повернула коня и подъехала к носилкам Святослава, которые стояли на возвышении. Оттуда княжич планировал командовать будущей битвой. Она склонила голову. Юлдуз взяла коня своего мужа. Позади седла был приторочен короткий лук, отделанный золотыми накладками и перламутром. На другом боку ее коня висел колчан с тридцатью стрелами, выкрашенными в алый цвет, с острыми трехгранными наконечниками. Эти стрелы были достойны дочери кагана, ведь каждая стоила как двухдневный заработок портового грузчика.
— Чтобы ты ни задумала, — сказал княжич, — не делай этого. Я запрещаю!
— Я уже все решила, — твердо ответила Юлдуз и тронула пятками конские бока. — Я искуплю свою вину.
— Стой, дура ненормальная! — услышала она сзади. — Остановите ее!
— Никак невозможно, ваша светлость, — ответил Артемий. — У нее золотая пайцза. И пока она пользуется своей властью так, что мы не вправе оспаривать ее решения.
— Ты ее не знаешь, — прошептал Святослав. — Под ней Буян! Она взяла моего коня! Она сейчас учудит что-нибудь такое, что небу жарко будет. Ты ее просто не знаешь!
— Да она же хочет Сигурда на бой выставить, — удивленно ответил Артемий. — Это весьма разумное решение.
— Какого еще Сигурда? Смотри! — протянул вперед руку Святослав. — Я же тебе говорил!
Щуплый всадник в кольчуге и железной шапке проскакал вдоль строя арабов, подняв руку. Он принял бой. Длинные развевающиеся волосы не оставляли сомнений. Это была госпожа Елена, притча во языцех для всего Египта. И сегодня она делает нечто такое, что было чересчур даже для нее. Воины и с той, и с другой стороны оторопели и заорали возмущенно, а больше всех воин-мусульманин, который вышел сражаться один от всего войска. Он считался лучшим, а тут такое… Мубаризун развернул коня и тронулся назад, в строй арабов. Он не опозорит себя поединком с женщиной.
— Стой! — закричала Юлдуз на языке арамеев, который понимали все на Востоке. — Если не станешь драться, я изобью тебя плетью, как раба! Стой, немытый пастух, и сражайся со мной! Тебе приказывает дочь кагана и жена правителя Египта!
Она подскакала поближе и перетянула араба плетью поперек спины, вызвав гомерический хохот словенского войска. Конь, повинуясь легкому движению ее колена, в мгновение ока оказался в двадцати шагах, обежав униженного воина по дуге.
— Что? — араб побагровел и потащил лук из колчана. — Я тебя высеку, сучка, остригу волосы и отрежу нос! Ты будешь до конца своих дней собирать кизяк в моем кочевье!
Поединки перед сражением шли и на мечах, и на копьях, и с помощью лука тоже. Луки у арабов были скверные, а сами арабы слыли неважными стрелками, уступая в этом деле даже ромеям. А уж про болгар с персами и говорить не приходилось. Стреляли из луков почти в упор, стараясь пробить плотную ткань плаща или поразить врага острым наконечником между кольчужных колец. Ну, или стараясь попасть в лицо… Кольчуга Юлдуз, что приехала с ней в седельной суме, была лучшей из всех, что делал когда-либо Лотар. Кольца в ней мастер изготовил не больше ногтя мизинца самой княжны, и пробить ее стрелой просто невозможно. Именно на это Юлдуз и рассчитывала.
— Что она творит? — простонал Артемий. — Да что же это делается, государь?
— Я тебе говорил, — хмуро ответил Святослав. — Она всегда поступает так, как считает нужным. Если она победит, то арабы потеряют боевой дух. А если ее убьют, то они будут опозорены. Нет чести в такой победе. А мои воины будут мстить за нее и не отступят. Ты же видишь, она приносит себя в жертву.
— Какая женщина! — восхитился Артемий. — Да если ее убьют, наши парни арабов до самой Медины гнать будут.
— На это она и рассчитывает, — горько сказал Святослав, побледнев
