Не столь придирчиво.
— Твоя мама сообщила мне, что мистер Дэйв купит ей билет; она обещала быть там, — папа замолкает, как будто пытается ощутить присутствие парней через динамик телефона. Он и не подозревает, что его подозрения верны на сто десять процентов: все они в моей спальне. Кроме того, мы занимались сексом. Кучей, кучей и кучей секса.
Всё, чего он боится, сбывается, и он это знает. Я знаю это. Мы просто не говорим об этом. Он притворяется, что моё венчание с Черчем — это конец всему. Жаль, что он ни хрена не знает Монтегю. К его чести, они почти карикатуры реальных людей. Они серьёзно относятся к настоящей любви.
Как дикари.
— Лучше бы ей там быть, иначе я не пойду к алтарю, — бормочу я, имею в виду, что это абсолютная ложь. Учитывая, что мне не разрешается жить за пределами кампуса без специального разрешения — брак, вероятно, самый лёгкий способ сбежать для первокурсника — и учитывая, что кто-то умер в упомянутом кампусе, вам лучше поспорить на свою задницу, что я свалю отсюда при первой же возможности.
Даже если мне нравится эта большая кровать.
Я прикрываю динамик рукой и смотрю на Черча.
— Мы можем забрать её с собой? — шепчу я, и он понимающе улыбается.
— Я уже заказал грузчиков.
— Шарлотта, хотя я не имею никакого контроля над твоей матерью, предлагаю тебе немного поверить в неё. Она приезжала на твой выпускной, не так ли? Она взяла себя в руки, и мы должны это признать.
В голосе папы слышится нотка ревности, но я не могу его винить. Он потратил годы на то, чтобы разбирать бардак за мамой и оплачивать реабилитационные центры, а она выбрала другого парня. Не то чтобы я так уж сильно возражала против мистера Дэйва. Он — лучшее, что когда-либо случалось с мамой (прости, папа, но это касается и тебя тоже). Я понимаю, почему он ей нравится. Кроме того, он работает в ФБР. Насколько это круто?
— Да, да, конечно. Думаю, увидим, не так ли?
— Думаю, так и будет, — отвечает Арчи, всегда любящий, с которым нелегко ладить. Это что-то вроде его подписи. — В следующий раз, когда мы поговорим, я буду ожидать видео-звонка.
— Да, сэр, — поддразниваю я, но он только вздыхает в ответ.
— Я люблю тебя и спокойной ночи, Шарлотта.
Папа вешает трубку, и я вздыхаю с облегчением, откидываясь на кровать и сворачиваясь калачиком рядом с Рейнджером. Последние несколько ночей ребята оставались здесь со мной, давая мне возможность заглянуть в возможное будущее, где мы все будем спать по-щенячьи в одной постели каждую ночь.
Имею в виду, я представляю, что были бы моменты, когда один парень захотел бы побыть со мной наедине.
Но может ли быть так по крайней мере в пятидесяти процентах случаев?
Мне бы этого хотелось.
Я должна что-то сказать.
Я должна.
Они не узнают, пока я не озвучу своё желание, верно?
— Поверить не могу, как сильно Марни страдает из-за этого дерьма, — говорит Спенсер, роясь в моих ящиках и заставляя меня вздохнуть. Я знаю, что он ищет. Но я спрятала его так хорошо, что даже эти глупые близнецы не смогут его найти.
— Ищешь это? — спрашивает Мика, и вот он, обвиняюще покачивается у него на ладони.
— Ты сукин сын! — рычу я, перепрыгивая через Рейнджера и пытаясь вырвать пенис из его руки. В конце концов мы дерёмся из-за него, отправляя его в полёт, где он врезается в окно и скользит вниз с комичным скрипом, который заставляет смеяться всех в этой комнате, за исключением, может быть, Рейнджера.
Рейнджер никогда не смеётся.
— Что меня пугает, так это то, насколько легко нападают на тебя, — говорит мне Рейнджер, глядя в потолок, пока Черч играет с настройками электрического камина. Он выбирает яркое, весёлое пламя, но слабый огонь. На самом деле здесь пока не так уж холодно.
Честно говоря, мне, калифорнийской девушке в глубине души, холодно. Я отказываюсь признавать, что когда-либо приспосабливалась к климату в дурацком Натмеге. Кто бы когда-нибудь признался в этом?
— Где ты его нашёл? — я выдыхаю, достаю пенис и засовываю его в передний карман своей толстовки. — Я засунула его в вентиляционное отверстие, — я указываю пальцем на потолок, но близнецов это не смущает.
— Не мы его нашли, это сделал Спенсер, — они указывают на него, и он ухмыляется, подмигивая мне.
— Ты могла бы засунуть его себе в трусики, и мы могли бы заняться красивой однополой любовью, — Спенсер поворачивается, а затем скользит на кровать, дотягиваясь до моих ног.
— Вообще-то, я подумал, что мы могли бы пойти и посмотреть на дом, — предлагает Черч, и мы все, кроме, Рейнджера, да — оживляемся, как сурикаты.
Никто из нас его ещё не видел; это был тщательно охраняемый секрет.
— О, Боже мой, пожалуйста! — я вскакиваю с кровати, отбрасывая вялый член в сторону и случайно ударяя им Рейнджера по лицу. Он рычит, хватая его, а затем… засовывает в карман собственной толстовки. Вот змея. — Черчи.
Я сажусь на колени на краю кровати, беру руки Черча в свои. Наши глаза встречаются, и я с трудом сглатываю комок в горле. Я не могу поверить, что действительно собираюсь выйти замуж за этого парня. Имею в виду, во-первых, он при деньгах. Во-вторых, он чертовски сексуален. И в-третьих … у него большой член.
Самое главное… Мне просто… он нравится.
Хотя, по принуждению, я могла бы упомянуть вслух остальные три качества, последнее кажется самым трудным.
— Я хотел заранее сообщить тебе, что мне лично не удалось выбрать дом. — Наступает долгая пауза, во время которой Черч делает глубокий вдох и обхватывает своими длинными пальцами мои собственные. — Его выбрали мои родители.
— Твои родители?
Черч с трудом сглатывает и отводит взгляд в сторону, прежде чем снова посмотреть на меня.
— Это подарок, Шарлотта. Свадебный подарок.
Городок Борнстед — странный кипящий котёл, состоящий из студентов и преподавателей университета, капризных уроженцев горного городка в Колорадо и шикарных придурков, которым так нравится кататься на лыжах, что они готовы выложить двадцать миллионов баксов за дом, которым пользуются три месяца в году.
Мы, я думаю, попали бы в эту последнюю категорию, если бы тоже не были студентами.
— Эм.
Я стою на вымощенной камнем подъездной дорожке и смотрю на трёхэтажный дом со скатной крышей и изогнутой внешней лестницей, на сосны, гордо возвышающиеся на заднем дворе. Первый этаж состоит из гаража на три машины с левой стороны, гаража на две машины с правой и двери между ними, которая предположительно ведёт в прихожую.
Черч проносится мимо неё и поднимается по лестнице, останавливаясь через две ступеньки, чтобы повернуться и элегантно протянуть руку в моём направлении. Всё в том, как он держится, в том, как поднимает руку, в чертах его лица, в тени полуулыбки на губах говорит о благовоспитанности и хорошо образованном человеке. Дело в том, что он не состоит в биологическом родстве с Монтегю; он сын их горничной.
Ничто в этом не делает его менее привлекательным для меня. Напротив, от этого он нравится мне ещё больше.
— Пойдём, дорогая.
Он ждёт, когда я возьму его за руку, в то время как другие парни изучают дом с гораздо меньшим энтузиазмом, чем он того заслуживает. Я имею в виду, он им нравится. Они рады, что мы будем жить здесь. Но я думаю, что они так же ревнуют, и это нормально. Я могу это понять.
— Твои родители… подарили нам этот дом? — спрашиваю я, потому что по дороге посмотрела адрес, и мало того, что это грёбаное место стоило семнадцать миллионов, так ещё и до ближайшего горнолыжного подъёмника, который доставит нас прямо в гору, к универу, всего пять минут езды на велосипеде.
Представляете себе это? Проснуться утром в окружении пяти самых сексуальных парней на планете, съесть домашний маффин с лобковыми волосами Рейнджера (такого никогда не бывает, я прикалываюсь над вами), а затем неторопливо поехать на велосипеде к подъёмнику, чтобы расслабиться и полюбоваться потрясающим видом по дороге на занятия.
