Я не обидчив, но как домашний слуга не обязан выполнять указания гувернантки. Кроме того, мне не нравится, что она обращается ко мне на «ты».
– А вы как хотели? – спросила повариха. – В конце концов, она подруга дочери хозяйки дома, поэтому чувствует себя чем-то особенным. Но со мной этот номер не пройдет. Если ей когда-нибудь придет в голову дать мне распоряжение, то получит от ворот поворот.
В этом никто не сомневался. У поварихи Фанни Брунненмайер было прочные позиции на вилле, и она могла не переживать за свое место.
– К сожалению, дело обстоит сложнее, – снова начал Юлиус. – Госпожа Алисия в последнее время часто болеет и поэтому уступила некоторые полномочия гувернантке. Например, вчера эта особа потребовала, чтобы я отвез ее в город по делам. А позавчера она контролировала меня, когда я накрывал стол для гостей. Такие вещи положены хозяйке дома, но не гувернантке!
– Вы абсолютно правы, – согласилась Ханна. – Жаль, что госпожи Шмальцлер больше нет. Она бы показала гувернантке ее место.
– Еще бы, – усмехнулась повариха. – Боже мой, Элеонора Шмальцлер, она бы с ней разобралась.
Герти не успела познакомиться с легендарной экономкой, поэтому она меньше думала о прошлых хороших временах и больше о неопределенном будущем.
– Это верно, Юлиус, – протянула она, – эта особа пользуется доверием у госпожи Алисии Мельцер, и поэтому ей многое сходит с рук. Разве вы не заметили, как она строит интриги против молодой фрау Мельцер?
– Против Мари Мельцер? – воскликнула Ханна и испуганно уставилась на Герти.
– Конечно! На днях, когда разгорелся спор по поводу тех картин во Франции…
– Вечно эти картины, – вздохнула Ханна. – Сколько раз они уже из-за них ссорились! Как будто холст с небольшим количеством краски на нем стоит того.
– Как бы то ни было, – продолжала Герти, глядя на Юлиуса, – после спора гувернантка вошла в комнату к госпоже Алисии и долго с ней разговаривала. – Она колебалась, потому что ей не хотелось признаваться, что подслушивала у двери. Но когда Юлиус ободряюще ей кивнул, продолжила: – Они говорили много плохого о молодой госпоже Мельцер: что у нее не было воспитания, что ее мать была… легкомысленной особой, что бедному Паулю лучше было бы найти другую жену.
– Кто это сказал? Госпожа? – поинтересовалась Фанни Брунненмайер.
– Скорее, – Герти на мгновение задумалась, – госпожа фон Доберн подтолкнула ее к этому. Знаете, она делает все очень хитро. Сначала она соглашается с тем, что говорит госпожа. Потом помаленьку идет дальше. А когда хозяйка соглашается, она подливает еще больше масла в огонь. И так до тех пор, пока не добьется своего.
Юлиус заявил, что Герти очень точно описала ситуацию.
– Если так пойдет и дальше, то госпожа Алисия будет полностью в ее руках, – заключил он. – Я за то, чтобы положить этому конец. Она работает здесь гувернанткой и не имеет права вести себя как домоправительница. Хозяева должны знать, что мы не принимаем этого человека.
– И кому же вы собираетесь подать жалобу? – скептически спросила повариха. – Может быть, госпоже Алисии? Или Мари Мельцер?
– Я поговорю с хозяином.
Ханна глубоко вздохнула и пожелала ему удачи.
– У бедного господина Пауля и так полно забот, – тихо пробормотала она.
– У него проблемы с плечом. А потом он поссорился с господином фон Клипштайном. Но это не самое страшное…
Все они знали, что имела в виду Ханна. Уже третью ночь кто-то спал на диване в комнате молодой госпожи Мельцер. Должно быть, в их браке произошел серьезный кризис.
14
Май 1924 года
Моя дорогая Лиза, которая так далеко от нас, в прекрасной Померании, наслаждается безмятежной деревенской жизнью, моя милая сестренка, по которой я так ужасно скучаю…
Элизабет с раздраженным вздохом опустила только что открытое письмо на колени. Никто, кроме ее сестры Китти, не мог придумать такое пышное приветствие. За этим, безусловно, что-то стоит – в конце концов, она хорошо знала Китти.
Как у тебя дела? Ты так редко пишешь, а когда пишешь, то только маме. Пауль уже тоже об этом подумал, и, конечно, моя дорогая Мари. Досадно, что Померания так далеко от Аугсбурга, иначе я бы уже сотню раз съездила к тебе на чашечку кофе или поболтать за завтраком…
«Мне только этого не хватало, – подумала Лиза. – Как будто у меня и так мало забот. Да здравствует географическое расстояние между Аугсбургом и имением Мейдорн в Померании!»
Тем временем здесь, в Аугсбурге, произошли большие события. Представь себе: мой дорогой Жерар нашел целых тридцать картин матери Мари. Ты ведь знаешь, что Луиза Хофгартнер была известной художницей. Она жила в Париже, где один страстный почитатель, некий Самуэль Кон-д’Оре, собирал ее работы. После его смерти эти великолепные картины были выставлены на продажу, и ты можешь себе представить, что я без колебаний приобрела их все. Такая коллекция редко появляется на рынке, она имеет определенную ценность, и я думаю, что это вложение окупится.
Поскольку мои средства ограничены, я попросила дорогого Жерара выделить мне деньги, что он и сделал. Теперь я предлагаю моей семье и некоторым из моих лучших друзей возможность приобрести долю в коллекции. Это, безусловно, будет выгодно, так как картины, несомненно, вырастут в цене. Мы запланировали выставки в Аугсбурге, Мюнхене и Париже, и вырученные средства, конечно же, пойдут пайщикам.
Ты можешь участвовать в акции, имея всего 500 рентных марок. Разумеется, верхних пределов не существует. Будь так добра, передай это письмо тете Эльвире, она тоже входит в круг избранных, которым я делаю это конфиденциальное предложение.
Лиза прочитала эту часть дважды, но так и не смогла ее полностью понять. Ясно было только одно: Китти нужны деньги. Пятьсот рентных марок – это была внушительная сумма. И на что? Похоже, она купила картины некой Луизы Хофгартнер, покойной матери Мари.
Неприятные воспоминания нахлынули на Лизу. Разве не говорили, что папа в свое время навещал эту женщину в старом городе Аугсбурга? Хуже того, ее отца обвиняли в том, что он виновен в ранней смерти Луизы Хофгартнер. Он хотел получить от нее чертежи покойного Якоба Буркарда. Поскольку Луиза отказалась передать, он позаботился о том, чтобы она больше не могла ничего заработать. Луиза умерла от какой-то болезни, потому что зимой не могла больше отапливать свою комнату… Бедный папа, должно быть, очень сильно чувствовал свою вину, возможно, поэтому у него случился сердечный приступ. Нет, у Лизы не было никакого желания покупать работы этой женщины. Тем более за 500 рентных марок. О чем на самом деле думала
