— Говори, кому я мешаю, или я тебе навсегда кислород перекрою! Ну?
— Меня убьют! — испуганно прошипел тот.
— Копы? — неожиданно шепнул Савелий.
Тот машинально кивнул и тут же запричитал:
— Я тебе ничего не говорил! Ничего!
— Да, ты мне ничего не говорил! — спокойно заметил Савелий, потом повернулся к дебилу: — Томми, привет!
— Здравствуй, Кларк! — радостно подпрыгнула груда сала.
Вдруг Савелий заметил, что Крысиный Нос смотрит в их сторону, а его рука у «прибора безопасности». Этот прибор, висящий на поясе, служит для того, чтобы объявлять гревогу во время каких-либо беспорядков. Савелий понял, что «гулять» осталось считанные минуты, а то и секунды.
— Погуляем? — пожав руку Томми, спокойно спросил Савелий, отвлекая беднягу от того, что сейчас произойдет.
— Погуляем! — кивнул тот, и они пошли в сторону тюремного «базара». Крысиный Нос с группой офицеров уже спешили к толпе, а из административного здания выскакивали полицейские, с виду — настоящие рыцари: одетые в кевларовые бронежилеты, шлемы с забралами, перспексовые щиты, дубинки. У некоторых были даже специальные ружья.
Билли догадывался, что все происшедшее как-то связано с Крысиным Носом, но он ничего не сможет доказать. Скорее всего, тот сегодня засадит парня в карцер. Нужно будет как-то поддержать его, тем более что сегодня он дежурит по, карцеру.
Савелий не видел Билли, а на то, что творится у ворот, старался не обращать внимания, делая вид, что его это не касается Они с Томми, держась за руки, шли вперед. Зрелище было забавное: два полных антипода — невысокий и стройный Савелий и рядом — рыхлое, огромное, по-утиному переваливающееся с ноги на ногу странное существо.
— Приятель, ты как здесь оказался?
— Ты мне сказал, чтобы я не разговаривал с полицейскими, я так и сделал, а им это не понравилось. Они стали кричать на меня и называть плохими словами и меня и мою маму, я и обиделся! — Он так глубоко вздохнул, что Савелий трудом сдержал смех.
— Снова за ухо потрепал? — спросил он.
— Ну да, и того и другого. Вот меня сюда и послали. На девяносто дней.
— Ну ничего, эти дни пролетят быстро, а там, глядишь, и мама освободится!
— Да, я знаю: мы с ней уже по телефону разговаривали! — Он счастливо улыбнулся.
Тут-то и прозвучал резкий сигнал тревоги.
— Начинается! — вздохнул Савелий. — Если завтра попадем на прогулку в одном потоке, увидимся! — сказал он и подумал: «Если меня или тебя не засадят в „трюм“!»
— Я буду ждать! Ты мне нравишься Кларк! — произнес Томми и почему-то опустил глаза, словно смутился.
— Ты мне тоже, Томми! Не грусти! — Он улыбнулся, направился к выходу, где уже толпился живой коридор из полицейских, однако приостановился и добавил: — Спасибо за помощь, Томми!
— Они нехорошие, — серьезно отозвался тот и добавил: — Очень нехорошие? — Было непонятно, кого Томми имеет в виду тех грех негров или разъяренных полицейских, взмахивающих дубинкой всякий раз, когда им казалось, что кто-то не торопится выйти с прогулочного дворика. К счастью, и Томми и Савелию удалось избежать встречи с «демократизатором» (именно так кто-то довольно точно назвал полицейскую дубинку).
Всех быстро раскидали по камерам и закрыли на замок. Савелий прилег на кровать и попытался связать все в единое целое. Выходит, что подозрения о причастности полиции к его задержанию совсем небеспочвенны. Кто-то не только лишил его свободы, но еще и хочет расправиться физически, а это опасно и ни к чему: все время нужно быть начеку. Его мысли были прерваны ударом по решетчатым дверям.
— Рембрандт, встать! — рявкнул Крысиный Нос.
— Уже встал! — Савелий нехотя поднялся с кровати, прекрасно зная, что его ожидает.
— «ЗА БЕСПОРЯДОК, УСТРОЕННЫЙ ВО ВРЕМЯ ПРОГУЛКИ, А ТАКЖЕ ЗА НАНЕСЕНИЕ ПОБОЕВ ТРЕМ КВАРТИРАНТАМ, КЛАРКУ РЕМБРАНДТУ ИЗМЕНИТЬ МЕРУ СОДЕРЖАНИЯ В ТЮРЬМЕ РАЙКЕРС-АЙЛЕНД И ПОМЕСТИТЬ НА ТРОЕ СУТОК В КАРЦЕР!» Решение подписал сам директор тюрьмы. — Сержант прочитал это с таким торжествующим видом, словно сообщал о своем повышении. — Ну, как?
— Что как? — Савелий с трудом сдерживал себя, чтобы не рассмеяться или не схамить этой сволочи: тот негр сказал ему правду.
— Руки за спину, вперед! — вскричал сержант. Ему явно не понравилось, как среагировал этот парень.
— Не кричи, оглохнешь! — не удержался Савелий.
Почему-то тот не стал реагировать на явную грубость Савелия, а просто повторил чуть тише:
— Вперед!
Они спустились по лестнице в подвальное помещение и вскоре остановились перед мощной решетчатой дверью. Ни тот, ни другой не произнесли ни слова.
Крысиный Нос нажал на кнопку звонка. Вскоре у дверей возникла мощная фигура того самого сержанта-негра, который и принимал его по прибытии в тюрьму. Кажется, его звали Билли.
— Сколько? — спросил он, презрительно усмехнувшись: было ясно, что Билли не испытывал к Крысиному Носу никаких симпатий.
— Трое суток, сержант! — не обращая внимания на его тон, ответил тот, затем протянул постановление и пошел прочь.
Сержант прочитал протокол и впервые взглянул на Савелия:
— Рембрандт? — Он покачал головой. — Быстро он тебя охмурил! — и вдруг неожиданно спросил: — А тех парней, что пристали к тебе, ты раньше встречал?
— Никогда! — немного удивленно отозвался Савелий.
— Странно! — Билли задучиво покачал головой. — А что они тебе сказали?
— Ничего! Просто решили испытать на прочность! — усмехнулся Савелий.
— И допустили большую ошибку! — рассмеялся сержант. — Пошли!
Они прошли по коридору, мимо железных дверей. В полумраке едва различимы были лица наказанных квартирантов. Наконец Билли со скрежетом открыл замок свободной камеры:
— Отдыхай: трое суток не слишком много, пролетят, не заметишь! — Он как бы старался подбодрить его. — Курить можно, если есть…
— Я не курю, сэр!
— Повезло! А вот звонить во время наказания карцером запрещено!
— Не страшно, сэр! Потерплю! — Савелий пожал плечами.
Камера была такой маленькой, что в ней с трудом умещались небольшая деревянная скамья, раковина с краном для умывания и унитаз: метра два в ширину и два с половиной в длину. Здесь между камерами стены были каменные.
«Интересно, кто это так сильно заботится обо мне?» — подумал Савелий и улегся на деревянную скамейку, подогнув ноги: в такой клетушке невозможно было даже выпрямиться.
Чем больше он размышлял о последних событиях, тем больше его волновал тот лысоватый мужик, который указал на него полицейским. Теперь Савелий почти не сомневался, что видел его в управлении адмирала. Неужели это какие-то игры ФБР? Если это так, то почему Майкл ничего не сказал ему об этом? Не мог? Исключено! Может быть, Джеймс ничего не знает о том, что он в тюрьме, и во всем этом участвует совсем другое управление? Если так, то совсем худо.
Вскоре, к удивлению Савелия, принесли ужин, который ничем не отличался от обычного. Он вдруг вспомнил, как его кормили в ШИЗО в России: зеки называли российский карцер — «День лета, день пролета!» День кормят, кстати, гораздо беднее, чем в зоне, а день дают только двести граммов хлеба и три раза по кружке кипятку на сутки. Здесь-то можно жить и в карцере! Савелий улыбнулся.
Ему во что бы то ни стало нужно связаться с адмиралом. Но как? Единственным человеком, к кому он мог бы обратиться в данном положении, была Розочка.
Как она там? Вероятно, обижается, что он не звонит столько времени и ничего не сообщает о себе. Ну что он может поделать, если мир так жесток? Ничего, придет время, он ей все расскажет. И она, конечно, все поймет. Поймет и простит!
Кроме тусклой лампочки, никакого света больше не было. Определить время невозможно, оставалось ориентироваться по проверкам: следующая проверка в одиннадцать часов вечера, потом в три ночи. Савелий вдруг поймал себя на мысли, что у него теперь четыре часа СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ. К чему бы это? Надо подумать… И Савелий стал с нетерпением ждать проверки в надежде, что потом найдет ответ…
После проверки он снова прилег на скамейку, надеясь увидеть во сне Розочку. Но он словно бы провалился в черную дыру. Ровно в полночь, когда затихли шумы в коридоре и слышался только многоголосый храп наказанных зеков, Савелию вдруг показалось, что на него упал яркий луч света. Он открыл глаза. Действительно, огромный яркий луч падал откуда-то сверху. И этот луч как бы жил, звал за собой. Не ощущая собственного тела, Савелий устремился вверх, застыл на мгновение, посмотрев на себя, спокойно спящего на скамейке, и быстро исчез в Космической неизвестности.
Его полет продолжался буквально мгновения. Место, в котором он очутился, напомнило ему то, где он провел несколько лет со своим Учителем. Только вместо гор были облака, а вместо моря бескрайние просторы Космоса.
На возвышении из облака сидел Учитель. На его полуобнаженной груди светился знак удлиненного ромба. Его руки и глаза были воздеты к Солнцу, а светило было таким ярким, огромным и близким, что, казалось, могло сжечь все живое. Но, как ни странно, Савелий ничего не чувствовал, ему просто было очень спокойно.
