Франческо изобразил, что пытается взять себя в руки, а когда ему это удалось, изложил графу замысловатую историю, приведшую его в спальню кузины. Рассказ его неоднократно прерывался то тяжелыми вздохами, то подавляемыми рыданиями. Как оказалось, он, возвращаясь домой из гостей, увидел отворенную калитку. Не понимая, что бы это значило, вошел в сад. Свет горел лишь в комнате, примыкающей к спальне Беатрис. Он двинулся дальше, движимый дурным предчувствием. Через окно увидел их, Бальдассаре Шипионе и Беатрис — в объятиях друг друга. Лишь по странной случайности они не задернули портьеры, вероятно, лишь потому, что Бальдассаре только пришел. Такого оскорбления рода Франческо стерпеть не мог. Взлетел по лестнице, застав их врасплох, бросился на Шипионе и убил его.
Старый Омодей слушал его, сидя на стуле. Голова его склонялась все ниже. Когда Франческо закончил, граф еще несколько мгновений не шевелился, затем распрямился. С губ его сорвался стон, по щекам пробежали две слезы. Впрочем, жалости к нему Франческо не питал.
Наконец старик принял решение. Встал. Уперся взглядом в Беатрис. Она слышала все небылицы Франческо. Понимала, что должна опровергнуть его, знала, что держит Франческо за горло. И все равно молчала, словно зачарованная, лишенная дара речи. Словно зрительница, ожидающая развязки пьесы, не принимая в ней никакого участия.
Граф с посеревшим лицом повернулся к Франческо.
— Дай мне твой кинжал, — он протянул руку.
— Что вы собираетесь делать? — враз заволновался Франческо.
— Довершить то, что ты сделал наполовину. Стереть остатки пятна на чести нашего дома. Дай мне кинжал.
Франческо в ужасе отпрянул.
— Нет, нет! Не надо этого! Не надо!
— Болван! — рявкнул старый граф. — Разве я могу позволить, чтобы на мою дочь показывали пальцами? Чтобы на всех углах ее называли шлюхой? Давай кинжал, а не то…
Фразу он не договорил. Так и остался с открытым ртом.
Беатрис обрела голос. И рассмеялась.
Граф повернулся к ней, ярость вновь захлестнула его.
— Ты смеешься! — глаза его полыхали огнем. — Да кто дал тебе право смеяться?
Беатрис встала. Теперь она уже полностью овладела собой. Страх, ужас отступили, исчезли бесследно.
— Я смеюсь, отец мой, над несчастным дураком и лжецом, который вырыл себе яму, глубокую, как могила. Я готова посмеяться и над тобой за твою готовность поверить ему. Думаю, отец, ты слишком много жил среди книг и уделял дочери очень мало внимания, если хоть на одно мгновение смог поверить, что она способна впустить в свою опочивальню мужчину.
И под гордым взглядом ее невинных глаз старый граф сжался в комок. Теперь не он был ее палачом, но она судила его. Он, отец, подвел дочь в час беды.
Граф оперся о стол, склонил голову, коря себя за беспочвенные подозрения, но тут вмешался Франческо.
— Хватит, Беатрис. Вместо того, чтобы упрекать отца, тебе следует пасть на колени и молить его о прощении… О, дядя, дядя, — обратился он к старику. — У меня просто нет слов. Как смеет она отрицать свою вину, когда тело ее возлюбленного лежит перед нами, наглядное свидетельство ее бесстыдства.
— И то! — старший Омодей вскинул голову. Встретился взглядом с дочерью. — Можешь ты это объяснить?
— Могу, — без колебаний ответила та. — Но история будет длинной.
— Еще бы, — пробурчал граф.
— В свое время я расскажу тебе все. А пока позволь ограничиться кратким выводом. Тело, о котором говорит Франческо, свидетельствует не о моем бесстыдстве, но о его злодействе.
Она подошла к убитому, смерила Франческо взглядом.
— Так кто, по-твоему, лежит перед нами? — голос ее переполняло презрение, на бледных губах мелькнула тень улыбки.
Взгляд, тон Беатрис не могли не поразить Франческо. Отгоняя внезапно охватившую его панику, он всмотрелся в высовывающиеся из-под портьеры розовую и белую ноги.
Затягивающееся молчание нарушил граф.
— С чего задавать сей вопрос? Ты же слышала, он сказал: «Твой возлюбленный». То есть Бальдассаре Шипионе.
Беатрис переводила взгляд с одного мужчины на другого, потом посмотрела вниз. Подавляя отвращение, наклонилась и трясущейся рукой сдернула портьеру с головы убитого, чтобы увидеть полное лицо и мертвые глаза Америго Вителли.
— Посмотрите сами! — призвала она мужчин, выпрямившись.
Они повиновались, и Франческо невольно вскрикнул. Но мгновенно взял себя в руки, лихорадочно ища путь к спасению. Не было времени рассуждать, как такое могло произойти, да и не о том шла теперь речь. И мысли его сводились к одному: как избежать петли палача, затягивающейся на шее.
Глаза графа вылезли из орбит, он отказывался что-либо понимать. Повернулся к Франческо.
— Так что ты на это скажешь?
Франческо усилием воли заставил себя взглянуть на графа, потом перевел взгляд на Беатрис. И лишь после этого заговорил. Голос его дрожал, лицо перекосила злобная гримаса. Но он нашелся с ответом.
— Судя по всему, я жестоко ошибся. Зная об отношениях моей кузины с капитаном Шипионе, я и представить себе не мог, что в полночь она могла открыть дверь другому мужчине.
Ответ оказался удачным. Графу, во всяком случае, он показался убедительным. Да и Беатрис на мгновение почувствовала, как почва уходит из-под ног. Но тут же с балкона послышался еще один голос.
— Люди, что сейчас в вашем саду, могут многое прояснить.
Они вздрогнули от неожиданности, повернулись на этот дышащий спокойствием голос. На балконе, на фоне черного неба, в льющемся из комнаты свете, стоял капитан Шипионе в алом плаще. Увлеченные разговором, они не услышали, как он поднялся по лестнице.
Шипионе глянул вниз, махнул рукой. Из сада донеслось бряцание оружия, тяжелая поступь поднимающихся по лестнице солдат.
Шипионе шагнул в комнату. Беатрис метнулась к нему. Он обнял девушку, гарантируя ей защиту от грядущих бед, через ее голову посмотрел на старого совершенно сбитого с толку графа и Франческо. Последний в ужасе попятился, пока не уперся спиной в стену.
— Несколько пьяниц, что сейчас в саду, шли следом за их приятелем Вителли и видели, как он поднялся по этой лестнице и вошел в комнату, чтобы попасть в уготованную мне западню. Подробности вы узнаете позднее, мессер Омодей. А пока стража арестует убийцу.
Шестеро солдат протиснулись в балконную дверь. За ними следовали несколько друзей Вителли. Один из них, мальчик с лютней, протиснулся вперед, отбросил нелепую маску, увидев тело своего господина. А затем, повернувшись к Шипионе, паж Америго рассказал обо всем, чему был свидетелем. И показаний его с лихвой хватило на то, чтобы представший перед судом герцога Франческо дельи Омодей кончил жизнь на виселице.
