— Тем не менее надо что-то делать, Шарль. Не замахивайся на большое. Попробуем выполнить директиву центра в масштабе Сен-Клу — наша деревня тоже часть Франции.
— Хорошо, но что ты, например, сделаешь с дядюшкой Фрашоном? Думаешь, он скажет тебе, где оружие?.
— Давай попробуем поговорить с ним вместе, — предложил Симон.
— Ладно. Но заодно надо поговорить и с месье Терзи Это ты возьми на себя. Ты с ним ближе знаком.
— Почему я?
— Хотя бы потому, что вы оба были в Испании.
— Ладно, попробую. Но начнем с дядюшки Фрашона.
2
С дядюшкой Фрашоном Шарль завел разговор издалека. Он уже не в первый раз с ним заговаривал, и все неудачно. На этот раз он решил начать с другого.
— Дядюшка Фрашон, — сказал Шарль, — а ты помнишь, как воевали мы под Аррасом?
Шарль Морен зазвал Фрашона к себе домой. Мари вышла гулять с ребенком, поставив мужчинам кувшин с сидром. Симон тоже был здесь.
— Ну еще бы! — откликнулся Фрашон, — Тогда мы надавали бошам по первое число. Если бы не подвели англичане, мы бы могли держать Аррас сколько угодно. Англичане открыли нам фланги.
— Ну да. Ты еще принес нам эту новость, дядюшка Фрашон. А потом обиделся на меня, когда узнал, что я коммунист.
— Совсем не за то. Обиделся я на тебя за другое — ты не доверял мне, будто бы я какой-то доносчик или шпик.
— Вовсе не так, дядюшка Фрашон. У меня и в мыслях не было, что ты болтаешь где не надо. Просто я думал, что тебе ни к чему воевать с бошами. Копаешься себе в огороде позади траншей, и только.
Дядюшка Фрашон тянул сидр из кружки и чуть не поперхнулся от такой напраслины. Он с негодованием посмотрел на Шарля, потом на Симона, который сидел, не вмешиваясь в разговор. Нос Фрашона сделался совсем красным, он в самом деле походил сейчас на редиску. Симон тайком ухмылялся, Сообразив, в какую ловушку Морен затягивает старика.
— Да как же ты смеешь говорить про меня такую подлость! — воскликнул дядюшка Фрашон. — Это я-то не хотел воевать с бошами! Счастье твое, что я у тебя дома. Клянусь богом, набил бы тебе по шее. Надо же такое сказать — не хотел воевать с бошами!
Но Шарль не сдавался. В ответ на тираду Фрашона он еще подлил масла в огонь:
— Может быть, ты и воевал под Аррасом, не спорю, но потом, когда маршал Петэн пошел с немцами на мировую…
— Ну, знаешь!.. — Фрашон угрожающе поднялся из-за стола, допил большим глотком остаток сидра. Лицо его пылало. — ты меня сравниваешь с маршалом-шлюхой, говорить нам с тобой нечего! Спасибо за гостеприимство! — Дядюшка Фрашон умышленно сказал вместо Петэн — Пютен, то есть шлюха. Он шагнул к выходу.
— Подожди, дядюшка Фрашон, а разве это не так? — Гетье тоже вступил в разговор.
Фрашон обрушился и на него. Он не любил уходить, пока за ним не осталось последнее слово в споре.
— Знаешь, что я тебе отвечу, Симон? Тебя не щекочут — и ты не хохочи. Под Аррасом ты не был? Чего же ты встреваешь?
— Зато я вижу, как ты ведешь себя теперь. Как собака на сене.
— То есть как?
— А так. Вместе со своим хозяином прячешь где-то оружие, держишь его под спудом, вместо того чтобы отдать кому следует. Из карабинов можно же стрелять бошей.
— Э-э-э… — протянул Фрашон, — вон вы куда гнете! Так вы и сказали прямо: где оружие? Хозяин тут ни при чем. Распоряжается всем месье Франсуаз. Просите у него.
— Но ты же знаешь, где оно! — Симон и Морен готовы были умолять упрямого старика.
— А разве я сказал кому хоть слово про ваш мотоцикл, который вы тогда добыли? Это была ваша тайна. Зачем же я буду теперь выдавать вам чужую тайну?
— Дядюшка Фрашон, — Симон старался говорить как можно убедительнее, — и мотоцикл и оружие нужны для того, чтобы бороться с немцами. Ну помоги нам! Разве можно драться с фашистами, вооруженными до зубов, с помощью кремневых ружей. Ты же сам знаешь — часто так и бывает. А где-то рядом лежат автоматы, гранаты, взрывчатка. Разве это справедливо — скажи? Сколько мы несем лишних жертв из-за того, что безоружны. Думал ты об этом, дядюшка Фрашон, ведь ты солдат? Шарль прав, когда упрекает тебя в том, что ты не хочешь ссориться с немцами.
Дядюшка Фрашон вернулся к столу, пододвинул под себя табурет и сказал:
— Вот что, ребятки, милые вы мои. — Он посмотрел на них, хитровато прищурив глаз. — Вам двоим меньше лет, чем мне одному. Хитростью меня не возьмешь. Не выйдет! Бошей я ненавижу не меньше вашего. Знаю и без вас, что против танков с дубинкой лезть нечего. Все знаю. Месье Франсуазу я так и сказал последний раз, когда ездил с ним ночью. Я спросил у него — долго ли мы будем про запас прятать оружие? Не пора ли пустить его в дело?.. А знаете, что ом мне ответил? «Я не умею запрягать лошадь. Поэтому не хочу тебя этому учить…» Поняли? Не суйся, мол, когда не понимаешь… После этого склад куда-то перенесли. Куда, не знаю. А первый тюк, с которым они прилетели, спрятан в подвале, в старой бочке. Это я знаю точно.
Фрашон налил из кувшина сидр и залпом выпил всю кружку. Большего от него Морей и Симон не добились. Ом только еще сказал им: если когда нужно помочь, он готов, пусть скажут.
С Леоном Терзи разговор произошел в тот же день. Симон собирался тронуться снова в Париж, и ему важно было знать — удастся ли что-нибудь получить здесь? Особенно нужны были взрывчатка и детонаторы. На виноградниках Симон отвел Леона в сторону.
— Месье Терзи, я давно собирался с вами поговорить, — сказал он. — Вы не обидитесь, если я задам вам один вопрос?
— Задавайте.
— Долго вы собираетесь оставаться свидетелем?
— Свидетель — понятие, не ограниченное временем. Как история. К чему вы меня спрашиваете об этом?
— Но история не создается сама, ее делают люди.
— Это абстрактный спор. Я не могу влиять на события, я их фиксирую. — Терзи не хотелось спорить. Но дальнейший разговор его раззадорил.
— Как вам сказать, — ответил Симон, — если дело касается вас, вы, как мне известно, вмешиваетесь в события, и довольно активно…
— На что вы намекаете?
— Еще раз прошу извинения. Я не намекаю, а говорю прямо о последнем инциденте с месье Бенуа. Кстати, вы были правы. Но сейчас о другом — вы же не были бесстрастным свидетелем?
— Вам нельзя отказать в логике… — Терзи кисло улыбнулся. Ему было неприятно вспоминать о той отвратительной сцене, которая произошла у всех на глазах. Терзи постарался изменить тему разговора. — Это другое, — сказал он. — А вообще я тоже кое-что делаю. Даже стал участником группы Сопротивления Франсуаза, хотя, признаться, не вижу в этом особого смысла. Впрочем, меня это не утруждает…
— Вот об этом самом я и хотел с вами поговорить, месье Терзи… Вы знали журналиста Габриеля Пери? — Симон задал вопрос без видимой связи с тем, о чем они только что говорили.
— Знаю. Способный журналист, но…
— К сожалению, о нем надо говорить уже в прошедшем Габриеля Пери расстреляли немцы. Он был коммунистом.
Терзи живо представил себе энергичного, темпераментного Пери, его лицо с большим лбом и гладко зачесанными волосами. Он не был знаком с ним близко, но перед войной они частенько встречались на пресс-конференциях, приемах, где-то еще. Леона не интересовали убеждения Габриеля Пери, но помнится — он соглашался со многими из его утверждений. Терзи питал к нему профессиональное уважение.
— Жаль. Вы сообщили мне печальную весть, — сказал он. — Я нередко соглашался с политическими оценками Габриеля Пери.
— С коммунистами соглашаются многие, — сказал Симон, — но зачастую с большим опозданием. И не все нас поддерживают вовремя. Получается как в автомобильном моторе — позднее зажигание. Я помню — Габриель еще давно предостерегал Францию от угрозы фашизма. Вообще, наши прогнозы всегда подтверждаются.
Симон говорил «нас», «наши», что с удовлетворением отметил Терзи, — значит, ему доверяет этот парень, с которым постоянно сталкивает его судьба. Этот не боится причислить себя к коммунистам. Леон согласился с Симоном:
— Что ж вы хотите, политический опыт накапливается постепенно и потом уже сохраняется в памяти народа.
— Не совсем так. — Симон высказал мысль, над которой Леон никогда не задумывался. — Не совсем так. Вы знаете, молодежь сразу не использует жизненный опыт старшего поколения, во всяком случае до тех пор, пока не приобретет его сама. Вы со мной не согласны? Поэтому мы часто допускаем ошибки. Я сужу по себе. Столько умных советов давал мне отец, но я пропускал их мимо ушей, пока жизнь не ткнула меня носом. Вы понимаете мою мысль, месье Терзи?
— Нет, не совсем… Вы говорите так, будто вам самому лет пятьдесят.
— Я говорю, что некоторые события прошлого надо постоянно поддерживать в памяти народа. Ну хотя бы уроки Парижской коммуны. Если бы коммунисты смогли убедить вовремя французов, нам не пришлось бы переживать сейчас нашествие германского фашизма.