Я думаю, мальчикам это дается намного легче, чем девочкам.
Я захлопываю дневник, раздраженный тем, что читаю о ее опыте с кем-то другим. Придурок, который не смог заставить ее кончить. Тупой ублюдок. Мне кажется, что я мог бы подышать на нее, и она бы кончила, она такая отзывчивая.
Только когда дело касается меня, я думаю, теперь я доволен.
Только я имею такую власть.
Раздается стук в мою дверь, и, не дожидаясь моего ответа, мой отец врывается в мою комнату. Я сажусь, засовываю дневник под простыни, хмуро глядя на него, пока он меряет шагами мою комнату.
“Уже в постели?” Он делает паузу, наблюдая за мной, приподняв брови.
“Я устал”. Я пожимаю плечами.
“Не в поисках наследницы, чтобы трахнуться?” Он отпивает из стакана, который сжимает в руке. Скотч, я уверен. “Это твой обычный план, когда ты приезжаешь в город”.
Мне даже в голову не приходило связаться с кем-нибудь из знакомых мне наследниц и узнать, не хотят ли они куда-нибудь сходить. ”Ни одна из них меня не интересует".
“Твоя мать не хотела бы с этим согласиться”. Он полностью осушает стакан, ставя его на мой ближайший комод, спиной ко мне. Его плечи прямые и напряженные. “Она оказывает давление”.
Он снова поворачивается ко мне лицом. “Скоро твой день рождения. Тебе будет восемнадцать. Ты вступишь в свои права.”
Например, вступлю на права на мой трастовый фонд.
“И что?” Я знал, что это был первый шаг во многих многоуровневых наследствах, которые у меня были с детства. Может быть, мне было восемь лет? Во-первых, это трастовый фонд, оставленный семьей моей матери. Затем, когда мне исполнится двадцать один год, я получу деньги от своего дедушки по отцовской линии. В двадцать пять остаток моего законного состояния заполнит мой банковский счет.
Мои родители больше никогда не смогут контролировать меня в финансовом отношении. Свобода так близка, что я практически чувствую ее вкус.
“Твоя мать возлагает на тебя — большие надежды. Они были навлечены на нее. Они будут навлечены и на твоих сестер,» - говорит отец с отсутствующим выражением лица.
Я знаю, что он имеет в виду. Мать встречалась с отцом, когда они учились в колледже, хотя все знали, что они поженятся еще до этого. Ланкастеры - члены американской королевской семьи. Мы не можем жениться на простолюдинке с улицы. Моя будущая жена должна быть из определенной семьи, иметь определенный возраст и родословную, ходить в определенную школу. Ее нужно допросить, проверить и обучить. Мама будет отвечать за все это. Она уже выбрала для меня идеальную девушку. Эта девушка вообще ничего для меня не значит.
”Летиция". Я произношу ее имя. Мое тело, мой разум - ничто не реагирует. Она - ноль в моем уравнении.
“Она милая девушка, Уит. Умная. Красивая. Ее родословная безупречна.”
“Она скучная”. Я дуюсь, как маленький мальчик, раздраженный тем, что все мое будущее было спланировано. “Я не хочу ее”.
“Она не кукла, которую ты возвращаешь в магазин, когда устаёшь с ней играть”, - шутливо говорит отец.
“Она кукла, к которой мне вообще не интересно прикасаться”, - парирую я, скрещивая руки на груди.
Он садится на край матраса, рассматривая меня. “Я знаю, что ты не хочешь, чтобы все было так. Я просто говорю тебе то, что говорит мне твоя мать. Это то, чего она хочет. Чего она ожидает. Она полна решимости сохранить имя Ланкастер.”
«Верно. Потому что вы двое проделали такую потрясающую работу, сохранив ее незапятнанной,» - бросаю я ему.
Он морщится. “Это утверждение справедливо. И это моя вина, что мы развелись. Это я ей изменил.”
Боже, этот человек просто бесит. Он говорит обеими сторонами своего рта. Он берет на себя всю ответственность за это дело, как и должен, но теперь я кое-что понимаю. Например то, что моя мать прогнала его. Толкнула его в объятия другой женщины. Я не видел этого тогда, когда это случилось, но теперь начинаю понимать.
“Ты поощряешь меня делать то же самое, разве ты не видишь? Меня не интересует Летиция. Она милая, но она меня не привлекает. Я не могу представить себя женатым на ней, трахающимся с ней время от времени, пока у меня есть романы на стороне”. Я ткнул в него пальцем. “Мне не нужна твоя жизнь. Перестань пытаться навязать мне её.”
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы молча смотрим друг друга, и отец оглядывается через плечо, уставившись на пустой стакан на комоде. Я уверен, что он ничего так не хотел бы, как залить себе в глотку побольше спиртного, чтобы ничего не чувствовать. “Иногда у нас нет выбора, сынок”.
“Это чушь собачья, и ты это знаешь”, - выплевываю я. “Вы с мамой навязываете мне свои планы, но вы оба закончили тем, что были несчастны и развелись. Я никогда не женюсь.”
“Сын—”
“Я не такой”. Я чувствую, что у меня начинается истерика, но к черту это. “Брак - это ловушка. Фарс. То, что придумало общество, у которого редко есть шанс выжить. Ты знаешь, что у меня нет ни единого воспоминания о вас двоих, счастливых вместе? Ни одного. Большинство моих воспоминаний связаны с тем, как вы двое ругаетесь. Спорите.”
Они шипели друг на друга сквозь стиснутые зубы. Шепотом - кричали, чтобы другие люди их не услышали, но мы всегда их слышали. Их споры пугали моих сестер. Слуг уволили за подслушивание. Моя мать всегда упоминала имена других женщин, а мой отец всегда отрицал, что у него был роман.
Но они были. Он это делал. Он много лет оставался с Джанин Уэзерстоун. Как будто он был зависим от нее.
Если она хотя бы отдаленно похожа на свою дочь, я понимаю его.
Взгляд моего отца, так похожий на мой, прищуривается. "Отлично. Хочешь какой-нибудь фантастический совет? Что бы я тебе сказал, если бы деньги и семья не были замешаны, и мы были бы просто обычными людьми?”
Я киваю. “Скажи мне”.
“К черту правильную родословную и важные фамилии. Найди кого-нибудь, кто воспламеняет тебя каждый раз, когда ты просто смотришь на нее. Кто-то, с кем ты можешь разговаривать, драться и трахаться так же яростно. И как только ты найдешь эту женщину, не отпускай ее”, - яростно говорит он.
Он хватает свой стакан, позвякивая льдом, прежде чем допить последние капли алкоголя. “Ты можешь либо делать то, что должен, и радовать свою семью, либо делать то, что хочешь, и положить хуй на весь мир. Это твой выбор, Уит.
Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще или задать ему какие-либо вопросы, он выходит из моей комнаты, хлопнув за собой дверью.
19 глава
Саммер
Мое имя, прошептанное в темноте, пробуждает меня. Сначала я подумала, что мне это снится. Голос был глубоким. Знакомым. Напомнил мне Уита.
Я снова слышу свое имя и ерзаю под одеялом, изо всех сил пытаясь заснуть. Сон будет хорошим, если в нем замешан Уит. Я не хочу ничего пропустить.
Твердые пальцы сжимают мое плечо. “Сэвидж”.
Мои глаза распахиваются, и я вижу темную фигуру, нависающую надо мной. Я приоткрываю губы, крик поднимается к моему горлу, и рука в перчатке опускается на нижнюю часть моего лица, заставляя меня замолчать. Мое сердце бешено колотится, мой крик приглушен перчаткой, и я вырываюсь из его хватки.
Он утыкается своим лицом в мое. Острые скулы. Аккуратный подбородок. Мягкий рот и ледяные глаза.
Уит Ланкастер. Во плоти.
“Помолчи”, - шепчет он с угрозой в голосе. Смертоносный.
Я мечусь, поражаясь тому, какая сильная у него рука, прижимающая мою голову к кровати. Запах дорогой кожи наполняет мой нос, и я испытываю искушение укусить его пальцы в перчатках. Он тянется ко мне, используя другую руку, чтобы удержать меня, его тело накрывает мое, чтобы я не двигалась. “Какого хрена, Сэвидж?”
Мое сердце колотится так сильно, что кажется, оно вот-вот вырвется из груди. Он должен это почувствовать. Должен знать, как я напугана.
“Это всего лишь я”, - шепчет он. “Успокойся”. Его тон становится мягче, чем обычно, и я немедленно делаю, как он просит, мое тело замирает, как и мои мысли. Я прерывисто вздыхаю, что является борьбой под его обтянутой кожей рукой, и, словно почувствовав мою внезапную уступчивость, он убирает руку с моего рта.
