Его бесцветное «алло» становится для меня неожиданностью. Я просто застываю и, вытянувшись струной, часто моргаю.
— Привет… — лепечу я в растерянности. — Я тебе звонила… Ты… вы все… Поговорили?
— Да, поговорили.
Я жду, что Арсений продолжит, но он молчит.
— И как? — скачущие толчки сердца оглушают, и мне приходится говорить намного громче, чем обычно. — Как она отреагировала? Что сказала?
— Все нормально, — глухо и устало. — Аин, давай чуть попозже. Не могу я сейчас.
Сдавив корпус мобильного что есть силы, я бормочу «угу», после чего трубка оглашается короткими гудками. Постояв несколько секунд, я возвращаю телефон на стол, разворачиваюсь и на автомате иду к кухонному гарнитуру. Так же на автомате наливаю чай в заготовленную чашку, подношу ее к губам. Напиток чуть теплый, почти безвкусный. То ли не заварился, то ли я на нервах растеряла чувствительность рецепторов.
Чашку я возвращаю на стол и снова сажусь. Тяжесть внутри становится нестерпимой, и глаза впервые за вечер обжигает влагой. Что все это значит? Они расстались или нет? Если расстались, то почему Арсений не может со мной разговаривать? Почему у него такой понурый голос? Потому что не знает, как сказать мне, что мы не сможем быть вместе?
Становится страшно и холодно. Я обнимаю себя руками в попытке согреть и начинаю воспроизводить в голове все ту же мантру о преданности и доверии. Ведь если я не доверяю Арсению, разве смогу быть полностью на его стороне? Мне нельзя повторять прошлых ошибок, нельзя, нельзя... Я даже в мыслях не должна допускать, что Арсений может меня обманывать, а иначе к чему был весь этот выстраданный путь ему навстречу? Если он не придет сегодня, завтра будет другой день… Может быть, у него есть на то свои причины… Может быть, разговор прошел сложнее, чем он думал… Может быть… Господи, я не знаю, что может быть — я никогда никого не бросала. Но сейчас все эти «может быть» мне необходимы, чтобы окончательно не сломаться.
Гнев за то, что Арсений сбросил мой вызов, злость на Инессу за возможные препоны к их расставанию и острое нетерпение исчезли, оставив после себя яркий огонек веры в то, что все будет хорошо. Потому что кроме веры мне больше ничего не остается. Я могу психовать на промедление и обрывать ему телефон, но суть от этого не изменится: если Арсений по каким-то причинам передумал быть со мной, все это — лишь пустое сотрясание воздуха. Истериками и обидами я ровным счетом ничего не изменю. Все, что мне остается — это вера в него и в нас, и надежда на то, что в своем отчаянном желании вернуть себе Арсения, как самого достойного из мужчин, я не прогадала. Доверие и преданность, — беззвучно шевелятся губы. — Преданность и доверие. Ты для меня особенный. Просто вернись ко мне, и ты в этом обязательно убедишься.
Не знаю, сколько времени я гипнотизирую деревянный узор стола до тех пор, пока в дверь не раздается звонок. Я медленно встаю, для чего-то задвигаю за собой стул, щелкаю выключателем, погружая кухню в темноту. Мои движения странно скованные, неуклюжие, будто конечности стали резиновыми. По пути в прихожую я врезаюсь в стоящую возле стены кушетку. Колено пронзает острая боль, но я не обращаю на нее внимания и продолжаю идти. Почти половина двенадцатого.
Дважды провернуть замок, опустить хромированную ручку. Я снова не смотрю в глазок. Настоящее дежавю.
Арсений переступает порог молча. Так же молча снимает пальто, за ним — обувь. Я обнимаю себя руками и от избытка чувств начинаю раскачиваться на пятках. По щекам катятся слезы. Это ведь хорошо, что он ко мне приехал? Даже если так поздно и даже если молчит.
— Ну и чего ты плачешь? — голос Арсения непривычно тихий, но в нем отчетливо слышна его фирменная усмешка. Это из-за нее мои нервы окончательно сдают, и я громко всхлипываю.
— Я думала… Просто ты так долго… Сбросил вызов…
Слез так много, что они за какую-то секунду полностью лишают меня зрения. Я чувствую на себе его руки, запах туалетной воды и «Ауди». Касание груди, ладони на бедрах. Я машинально откликаюсь на знакомый рывок вверх и обнимаю его тело всеми конечностями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты оказывается такая тяжелая, — иронично щекочет мне ухо. И ласковее, мягче: — Ну что ты за дурочка у меня, Аин? Я же сказал, что сам перезвоню.
— Я просто думала… — хриплю я, заливая его горячую шею не менее горячими слезами. — Не знаю… Что могло что-нибудь случиться… Что Инесса могла тебя шантажировать…
Арсений снова издает глухой смешок.
— Кто-то пересмотрел сериалов.
С коротким щелчком выключателя мутная пелена перед глазами светлеет. Судя по мягкому пружинящему звуку, мы садимся на диван.
— Не верила в меня, значит?
Зрение проясняется. Да, мы в гостиной, сидим на диване, глаза Арсения находятся прямо перед моими. Они как и его голос, вымотанные и непривычно тусклые.
— Верила. Мне больше ничего не оставалось, — я предпринимаю попытку улыбнуться. — Так как все прошло? Самолет задержался? Просто ты… долго.
— Хотелось побыть одному.
Я чувствую укол тревоги. Ему хотелось побыть без меня? Разве так должно быть? Но потом останавливаю себя. Уставшие глаза и тихий голос… Арсению было тяжело.
— Инесса на тебя разозлилась?
Он отрицательно мотает головой.
— Нет. Она вела себя достойно.
— Тогда почему ты такой расстроенный?
Его рука, лежащая на моей пояснице, поднимается выше и гладит меня по волосам. Одновременно просит и успокаивает.
— Хватит допросов. Мы расстались.
Глубоко вздохнув, я тянусь к его губам и осторожно их касаюсь. Плечи Арсения напряжены, и мне интуитивно хочется их расслабить. Я обнимаю его крепче, прижимаюсь щекой к виску. Паника исчезла с того момента, как он взял меня на руки и назвал своей дурочкой, и теперь мне хочется сделать что-то для него.
— Трудный вышел разговор? — шепотом спрашиваю я, осторожно проводя пальцами по коротко стриженному затылку.
Повисает длинная пауза. Я чувствую, как раздувается грудная клетка под его рубашкой и продолжаю гладить. Глухой вдох.
— Трудный.
— Почему?
Арсений приподнимает мои бедра и плотнее подтягивает меня к себе. Глубоко вздыхает и упирается лбом мне в плечо. Я физически ощущаю, как тяжело ему даются ответы на мои вопросы, а потому затаиваю дыхание, чтобы не помешать. Я привыкла нуждаться в чьей-то поддержке, а сейчас впервые ясно ощущаю, как кто-то нуждается в моей. И не просто кто-то, а самый дорогой мне человек, которому, как мне казалось, все ни по чем.
— Потому что она плакала. И потому что ни в чем не виновата.
40
— Хочешь я тебе чай сделаю? Или кофе? — осторожно спрашиваю я, мягко проводя ладонями по рубашке Арсения. Сейчас все хочется делать осторожно: не повышать голос, не совершать резких движений, не дышать слишком громко, чтобы ненароком не разрушать вакуум доверия, возникший между нами.
Арсений мотает головой и, глубоко вздохнув, выпрямляется. Тусклая поволока спала с его глаз, оставив после себя лишь усталость и немного знакомой иронии. Момент слабости прошел, и вернулся его привычный образ самоконтроля. С намеком на игривость Арсений сжимает мои бедра и делает легкий кивок вверх.
— Пойдем лучше спать. Кофе завтра с утра выпьем.
Я одариваю его понимающей улыбкой и медленно слезаю с колен. За минувшие две недели я часто представляла, как все будет после того, как Арсений расстанется с Инессой. В моих мечтах он приходит ко мне с цветами, впивается поцелуем в мои губы, и мы, на ходу сдирая друг с друга одежду, вваливаемся в мою спальню, чтобы заняться сексом. На деле все вышло не так, но сейчас, в эту самую минуту я не испытываю по этому поводу ни малейшего разочарования.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Те мгновения, в которые Арсений позволил мне увидеть свою уязвимость, стали уникальными. Вместо эйфории радости и возбуждения тело наполняют чувство глубокой нежности к нему и желание позаботиться. Наверное, это и есть вторая сторона любви, открывшаяся мне в самый неожиданный момент: способность отодвинуть собственные эмоции на второй план ради другого человека. Как-то давно Луиза сказала, что ей больше нравится дарить подарки, чем их получать. Тогда мне показалось, что она немного кривит душой. Сейчас я впервые ее понимаю. Умение отдать наполняет теплом и ощущением собственной нужности.
