— Прекрасен ты! Восхитителен! — горячо заверила она Демьяна, когда он целовал её шею.
Могла и не говорить: он чувствовал её, как самое себя. В какой-то мере они давно слились воедино. Он изменил её — первую и единственную, и связь между ними крепла с каждым мгновением. Желание обладать ей не угасало. Каждый брошенный на неё восхищенный взгляд, Демьян воспринимал как комплимент. Она же смотрела лишь на него.
Он наслаждался страстью, дрожью её тела, тонким ароматом полевых цветов, смешанных с терпким привкусом крови на губах. В такие мгновения Демьян чувствовал себя живым. Отступала и пустота оставленных за плечами столетий, и скука, и равнодушие. Рядом с Анжелой он преображался, и это было великолепно.
Их первая ссора случилась после того, как Демьян провел ночь с красивой измененной. Для него это была всего лишь дань страсти женщинам. Близость Анжелы погрузила его в блаженное забытье, но постепенно он возвращался в реальность. В мире помимо неё оставалось много всего прекрасного. Что не умаляло восхищения своей белокурой музой.
Под утро Демьян поднялся по ступеням их просторного дома в предместье Праги. Прислуга ещё спала. Прислушиваясь к эху шагов, он направился к спальне Анжелы. Демьян чувствовал её и хотел видеть, потому как другая женщина лишь ярче подчеркнула неповторимую утонченность возлюбленной.
Обида хлестнула наотмашь, едва он шагнул в комнату. Анжела оттолкнула его руку с силой, которую раньше не показывала, с первородной яростью измененной. Небесный свет померк, и в глазах плескалось отчаяние и разочарование.
— Как ты мог?! — вскрикнула она и метнулась к окну, развернулась и снова оказалась рядом, повторяя. — Как ты мог?!
Демьян не ожидал такой встречи. От других — возможно, но только не от Анжелы. Близость с ней стала его второй сутью. Измененные редко держались постоянной парой, и он не думал, что такое случится с ним. Нелепость слов, бессмыслица упреков казались насмешкой над тем, что Демьян испытывал к ней. Ему стало страшно продолжать разговор.
— Я поступаю так, как считаю нужным, — жестко отрезал он. Благодушие растворилось в отраве разочарования.
Она отшатнулась, словно от пощечины, а потом упала перед ним на колени, обнимая. Анжела не сумела сдержаться. Слезы текли по щекам, ничуть не портя красоты. Некоторые бабы во время рыдания походили на поросят, она же напоминала плачущего ангела. В странной отрешённости Демьян подумал, что этот образ просто бесподобен.
— Прости меня, — она запрокинула лицо и дрожала в ожидании. — Прошу тебя.
Он смотрел, но видел не женщину, а существо неземное и прекрасное. Лишенное страстей и настолько одухотворенное, что невозможным казалось само её присутствие рядом с ним.
Демьян наклонился, провел рукой по волосам и осторожно поднял на рук — бесконечно хрупкую и почти невесомую. Дорожки слез на щеках складывались нотами в душе. Жестокость внутри не имела никакого отношения к Анжеле, он и в самом деле не мог и не хотел причинять ей боль.
— Все пустое, — пробормотал Демьян, касаясь губами её шеи, вдохнул пьянящий аромат волос. Полная раскаяния, Анжела дрожала в его руках, прижималась трепетно и доверчиво, и не было в этом мире ничего, что могло бы разрушить светлую грусть их ссоры.
Москва, наши дни.
Оказалось не пустым. Анжела так и не смирилась с его романами, и все её попытки удержаться на грани рушились, стоило ему появиться с запахом другой женщины. Они приходили и уходили, менялись, как времена — бессмысленно, незаметно. Красота ускользала и забывалась, едва он выходил за пределы спальни или поднимался из-под вороха одеял, стряхнув ошметки мимолетной страсти. Но она оставалась. Неизменно, только она одна. И все же Анжеле было этого мало. Всегда.
Демьян помнил отголоски щемящей тоски по помешательству, носившему её имя. По белокурому ангелу в образе женщины. Увы, самой обычной: истеричной, ревнивой собственницы. Она так и не поняла, что не удержалась бы рядом с ним ни дня, ни прорасти он в неё отчаянно корнями, как многолетнее дерево в землю, в которой оно начиналось хрупким семенем.
Анжела с надеждой смотрела на него, будто поймала звучание мысли, и Демьян отвернулся.
— Поедем, — кивнул он, и Анжела покорно последовала за ним.
В зале было шумно, музыка казалась слишком громкой, а тонкая ткань полупрозрачных занавесей оставалась хрупкой преградой перед лицом многоликой толпы.
В немом раздражении Демьян думал, что зря доверил ей выбор ресторана.
Анжела говорила о какой-то ерунде, и он вдруг понял, что теряет нить разговора. И время, которое мог провести с Ванессой.
Они с Анжелой перестали быть единым целым. Ему наплевать на её чувства, а ей все равно с кем он проводит ночи. Сохранилась лишь привычка, разъедаемая отчуждением. Черта с два она понимала, как отчаянно он пытается удержаться на грани прежнего себя, не скатиться в пошлые человеческие амбиции. Их свадьба — первый знак поражения. Демьян не меньше неё цеплялся за ускользающее. Или давно ускользнувшее.
— Филипп мертв, — отстраненно произнес он.
Анжела не изменилась в лице, только слегка побледнела и стала похожа на потустороннюю тень.
— Ты об этом молчал? — спросила она. — Почему?
— У него, вероятно, был список. Либо у него, либо у Фелисии. Она исчезла.
Демьяну показалось, что Анжела перестала дышать. Вцепившись тонкими пальцами в край стола, она неотрывно смотрела на него.
— Ты хотела мне помочь. Все, о чем я прошу — не усложнять мне жизнь.
Она дернулась, как от пощечины.
— Тебе наплевать на меня. Наплевать на то, что ты походя разрушил мою жизнь!
— Давай обойдемся без драм. Я продлил твою жизнь на пару столетий. Ты бы быстро подхватила чахотку на своих болотах. Сомневаюсь, что муженек возил бы тебя на воды, а богатырским здоровьем ты похвастаться не могла.
— Мерзавец, — выплюнула она.
— Что-то ещё? — холодно спросил Демьян. Выдержка и немного насмешки. Отчуждение. Ровно настолько, чтобы раз и навсегда поставить точку.
В глазах Анжелы отразилась его тень.
— Я всегда буду нужна тебе, — уверено заявила она. Никакого надрыва, горечи или злобы. Она верила своим словам и цеплялась за них, как начинающий эзотерик за исцеляющую мантру. — Я подожду, пока ты вернёшься ко мне.
Она поднялась, ускользающий звук шагов захлестнула волна смеха из зала. Демьян передернул плечами, сбрасывая наваждение прошлого, усмехнулся. Он сменил множество стран, жизней и времен, но так и не расстался с ней. Быть может, Анжела права, и они обречены друг на друга. Вот только это в их случае уже не весило столько, сколько раньше. Оно и к лучшему.
22
Все шло не по плану, рассыпалось, как карточный домик и разваливалось на глазах. Сны становились красочнее, будто наружу лезла не только запертая червоточина, но и нечто другое, не менее живое и настоящее. Ему снились Хилари, родители и Дженнифер. Кровавые убийства измененных смешивались с тихими семейными вечерами, подвалы убежищ, перестрелки и драки оставляли ржавые разводы в теплом свете просторной гостиной, украшенной к Рождеству. Во снах он вспоминал то, что казалось погребенным под завалами прошлого. Свои чувства — благоговение и страх перед отцом.
Мальчишкой Джеймс всегда выбегал встречать его, но замирал под хмурым, жестким взглядом. Роберт Стивенс терпеть не мог всякого рода нежности, и Джеймс помнил, как хотел обнять отца. Он был для него скорее недосягаемым кумиром, чем близким человеком: герой на страже закона. В мире Роберта Стивенса не могло случиться ничего плохого. Только однажды вместо него приехал напарник, и сказал, что отец уже не вернется.
В то утро Джеймс собирался в школу, а Дженнифер ждала его в гостиной. Сестра смотрела утреннее шоу, в котором отпускали глупые девчачьи шутки, и смеялась. Обычно они шли вместе, но перед поворотом расходились. Появиться у школы рядом с девчонкой — да ни за что!
Он помнил, как раздался звонок в дверь, заплакала мама — громко, навзрыд. Испуганная Дженнифер бросилась в коридор. Прекрасный нерушимый мир семьи сжался в крохотную точку, а после исчез, оставив пустоту. Без отца иллюзия защищенности рассыпалась в пух и прах. В мире, где погибают такие люди, как его Роберт Стивенс, ничего уже не могло быть правильно.
Правильно. Это понятие преследовало Джеймса с детства. Выход за жесткие рамки превращался в катастрофу. Общение с Оксаной не просто выходило за пределы, оно захлестывало с головой, и угрожало разрушить мир, который он тщательно выстраивал долгие годы. Рядом с ней выдержка трещала по швам, и оставаться отстраненно-безразличным не получалось.
Она спросила, что ему нравится, и он не смог ответить. Жизнь Джеймса занимали работа и долг. Музыка Depeche Mode, плакаты на стенах — не в счет. Он редко ходил в кино и никогда не светился в школьных кружках. После смерти отца он сосредоточился на том, чтобы стать полицейским. Дженнифер ушла в заботу о семье, он — в учёбу.
