Мой конь, Касам, сдается мне, думает так же. Он встает на дыбы и всхрапывает в ожидании битвы. приходится придерживать его, чтобы он не понесся галопом к воротам. Касам – существо воинственное, хотя ночами, в нашем стане, он становится покладистым.
Я спешиваюсь и веду Касама к рощице: судя по зеленым листьям, там есть вода. А там привязываю повод к низкой ветке и достаю из седельной сумки пучок сухой травы, чтобы он поел.
Касам мотает сильной шеей и тихо ржет от удовольствия.
Я послан вперед потому, что знаю по нескольку слов из тех языков, с какими мы здесь встречаемся. Нам ведомо, что каждый месяц из отчизны нашей выходит новая колонна подкрепления. Когда Касам поднимает меня на очередную вершину этой гористой страны, я смотрю назад на равнину и вижу на горизонте столб пыли… и с радостью думаю о переходящих пески молодых мужчинах с сердцами, исполненными надежды.
Среди деревьев я нахожу чистейший ручей. возвращаюсь и веду к нему Касама. Медленно переставляя копыта, он входит в воду по самое брюхо. Опускает голову к журчащим струям и пьет, а когда поднимает голову, то с морды капают прозрачные капли.
Елена оторвалась от чтения, чтобы перевести дух, взглянула на Сабинские горы, зеленые и неоспоримо реальные. Она облегченно улыбалась, хотя чувствовала и разочарование. Хорошо, что написанное Бруно так далеко отстоит от его и ее жизни, но по той же самой причине ей было трудно воспринять его рассказ всерьез. Одолев всего лишь страницу, она осознала, что никогда не сможет читать написанное Бруно как обычный читатель – отстраненно, сосредоточившись на эстетическом удовольствии. Это серьезный минус. А может, и нет, – книг, не относящихся к науке, она прочитала совсем немного и потому не могла сказать, хорош этот текст или плох.
Елена вздохнула и вновь приступила к чтению. Герой рассказа, Имраз, был, судя по всему, мусульманским воином, одним из первых, кто выступил с Аравийского полуострова на восток, покоряя в стремительном продвижении к Индостану города и села, неся благую весть о Пророке, но не имея ни времени, ни живой силы для того, чтобы обживать захваченные территории в соответствии со своим священным законом. Как вскоре выяснилось, у Имраза была жена и двое сыновей-солдат, хотя о жене в рассказе говорилось до обидного мало.
К этому времени Елена уже поняла, что Имраз мертв. Появившаяся в первом абзаце крепость была чем-то вроде чистилища, в котором остается любой человек, пока его имя не произнесут на земле в последний раз.
И наконец Имраз вступил в крепость, а Елена увидела первое женское имя.
И тут вижу я молодую женщину, которую знал до того, как женился. Имя ее Малика, и смерть ее удивляет меня.
Я отдаю поводья коня Акмалю, другу моей юности, и прошу подождать меня, сам же бегу за Маликой.
Она почти уж входит в дом, когда я хватаю ее за локоть. «Малика? Что привело тебя в это место?»
Она оборачивается, смотрит мне в лицо. «Я умерла от любви, – говорит она. – От любви к тебе, Имраз. А ныне жду».
«Ты все еще не забыта на земле?» – спрашиваю я.
«Нет. Один поэт сочинил песню, в которой звучит мое имя. Пока ее не споют в последний раз, я останусь здесь».
Я стою на пороге дома. «Не знал, что ты любила меня так сильно», – говорю я.
Малика опускает взгляд, и я вижу, что из глаз ее падают на землю слезы. «Я страшилась того, что ты скажешь мне. И страшилась твоей жены».
«Но мужчина может любить не одну женщину, Малика. Ему дозволено брать не одну жену». Я опускаю ладонь на ее руку. «Что мог сказать я, способного повредить тебе? Я был бы лишь счастлив узнать, что ты любишь меня».
«Малика – это я? – подумала Елена. – Думает, что бросил меня, или считает слишком робкой, неспособной сказать правду?
Или я всего лишь Акмаль, „друг его юности“?» Елена и жаждала подробностей, и побаивалась их. В следующей части рассказа Имраза, казалось, больше всего заботил его конь Касам – породистый «мерин с короткой поясницей», выбранный и воспитанный отцом Имраза. Ну, тут все понятно, тут отразилось умение Бруно обращаться с лошадьми и любовь к ним, принесенная из неведомого Елене детства.
Почти час ушел у нее на то, чтобы прочесть рассказ. И под конец выяснилось, что сильнее всего Имраза занимает не жена, не возлюбленная и не конь, но отец – тень, которой он может теперь дать свободу. Рассказ заканчивался так:
Я преклоняю колени и думаю об отце, которого так любил. Семь лет скорбел я о нем. Семь лет являлся он мне во снах, как живой. Семь лет приходилось мне повторять ему каждую ночь – негромко, чтобы не испугать его, – что он умер.
Я помню отца в лета моей младости, когда он обнимал меня и называл мне имена звезд. Я пою сам себе песни, которым он учил меня, сидя у моей постели. Я снова слышу голос его, сдержанный и негромкий, рассказывающий о сражениях, в которых он бился, и ранах, из которых текла его кровь. Я вижу его глаза, любящие и добрые, обращенные к моей матери и моим сестрам. Я думаю не о том, каким он был в последние дни его недуга, но о молодом мужчине, обращавшем лицо свое к солнцу.
А когда поднимаю голову, вижу его стоящим передо мной.
«Ты пришел вовремя, – говорит он. – Молодец».
Это слова, которые я желал услышать. И не знал, пока отец не заговорил, как сильно желаю услышать их. Я поднимаю полу моей рубахи и вижу под ребрами оставленную копьем рану. Спину же мою покрывают рубцы, как бы от плети.
«Для меня настало время расточиться, – говорит отец. – Мы созданы из осколков, а они должны ВОЗВРАЩАТЬСЯ назад. С этим мужем покончено».
Отец начинает тускнеть у меня на глазах. Я протягиваю руки, чтобы обнять его, я жаждал этого каждый день, прошедший со времени его смерти. Но, когда я смыкаю руки, он проскальзывает сквозь них. Я снова тянусь к нему, и снова руки мои остаются пустыми.
Тотчас яркий свет начинает сиять сквозь оба тела – его и Касама. Я Отступаю на шаг. я вижу, как очертания человека и коня расплываются, как обоих охватывает дрожь. На миг энергия, которая истекает из распадающегося массива, становится столь мощной, что свет ее позволяет мне увидеть весь мир до самых его краев.
Я вижу каждую частицу вещества, из которого они сотворены. Предо мной мелькает кожа дельфина, пробивающего волну, и кончик пера ныряющей в ночь совы. Под конец я вижу листок былинки, растущей при дороге, и пятую из шести мушиных лапок. Я вижу, как время стремглав летит над горами и реками, над городами и долами и валится в холодные океаны.
Я падаю на колени, наскребаю праха с земли, дабы посыпать ею главу, ибо мир, показанный мне, премного превосходит любой, какой мог сотворить бог. И вижу, как рой пылинок преображается в ладонь дитяти, которое родится там, где чужие звезды висят под южным небом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
