– Нет уж. Меня зовут Кол Трясучка.
Седой заморгал.
– Трясучка?
– Ага. – Приятно было понять, что человек этот знает его имя. Все-таки гордости у Трясучки оставалось еще в достатке. – Слышал обо мне?
– Ты ведь был в Уфрисе, с Ищейкой?
– Верно.
– И с Черным Доу, да? Чистая работенка, как я слыхал.
– Так и было. Взяли город, потеряв всего двоих человек.
– Всего двоих. – Верзила медленно кивнул, не сводя глаз с его лица. – Это и вправду здорово.
– Да. Он вообще был хороший командир, Ищейка. Лучший, думается мне, от кого я получал приказы.
– Что ж… раз самого Ищейки тут нет, для меня будет честью встать плечом к плечу с таким человеком, как ты.
– Дело говоришь. Я тоже рад, что ты с нами. Берем его, – добавил Трясучка по-стирийски.
– Уверен? – спросил Коска. – У него глаза какие-то… угрюмые, и мне это не нравится.
– Вам не мешало бы поучиться жизни, – рыкнул Трясучка. – Куража дерьмового набраться.
Витари смешливо фыркнула, а Коска схватился за грудь.
– Убит! Сражен своим же оружием! Ладно, берем твоего маленького друга. Итак… что мы можем сделать, имея парочку северян? – Он поднял палец. – Мы можем поставить сценку! Изобразить тот знаменитый северный поединок… ты знаешь, о чем я, – между Фенрисом Ужасающим и… как его звали-то…
– Девять Смертей. – Спина у Трясучки похолодела, когда он произнес это имя.
– Слышал, значит?
– Я был там. Самолично. Держал щит на краю круга.
– Чудесно! Сможешь, стало быть, привнести в представление толику исторической точности.
– Толику?
– Чуточку, – буркнула Витари.
– Проклятье, отчего бы так и не сказать – «чуточку»?
Коска, увлеченный собственной выдумкой, его уже не слышал.
– Дух жестокости! Благородные господа будут в восторге от такого зрелища! И какой предлог может быть лучше для того, чтобы открыто пронести оружие!
Трясучке ничуть не хотелось участвовать в подобном представлении. Рядиться под человека, который убил его брата, человека, которого едва не убил он сам, делать вид, будто сражаешься… Единственное, что радовало, – хотя бы на лютне не придется бренчать.
– Что он говорит? – прорычал на северном Седой.
– Мы с тобой будем изображать поединок.
– Изображать?
– Я тебя понимаю. Но они тут какое только дерьмо не изображают. Мы сделаем вид. Для увеселения.
– Круг дело несмешное. – Великан и впрямь смотрел невесело.
– Здесь – смешное. Сначала мы с тобой притворимся, потом, с другими, будем драться по-настоящему. Сорок скелов, если думаешь, что справишься.
– Ладно. Сначала притворяемся. Потом деремся по-настоящему. Я понял.
Седой смерил Трясучку долгим взглядом и вышел.
– Следующий! – крикнул Коска.
В дверь проскочил тощий, юркий человечек в оранжевом трико и ярко-красной куртке, с большой сумкой в руке.
– Ваше имя?
– Не кто иной, как… – человечек отвесил церемонный поклон, – …Ронко Невероятный!
Старый наемник вскинул брови. Сердце у Трясучки упало.
– И каковы ваши инструменты – как артиста и воина?
– Одни и те же, господа! – Тот снова поклонился им с Трясучкой. Затем – Витари. – Госпожа…
Он начал отворачиваться, незаметно пошарил при этом в сумке, потом быстро развернулся обратно, надул щеки…
Что-то затрещало, и с губ Ронко сорвалась ослепительная огненная струя. Трясучка ощутил на щеке жаркий укус, так близко она пролетела. Скатился бы со стула, если бы успел. Но остался вместо этого сидеть как приклеенный, изумленно моргая, покуда глаза заново привыкали к полумраку склада.
На столе некоторое время еще плясали два огненных язычка, один – у самых дрожащих пальцев Коски. Потом они зашипели и погасли, испустив дымок, от запаха которого Трясучку чуть не вырвало.
Ронко Невероятный прочистил горло.
– Э… вышло несколько мощнее, чем я намеревался…
– Но чертовски впечатляюще! – Коска отогнал от лица дым. – Это – развлечение, без всяких сомнений, и, без всяких сомнений, убийственное. Вы наняты, господин Ронко. Сорок скелов за ночь.
Тот просиял.
– Рад служить! – Снова поклонился им, еще ниже. – Господа! Госпожа! Я… удаляюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Вы уверены? – спросил Трясучка, когда за Ронко закрылась дверь. – Чуточку опасно, не кажется? Огонь в деревянном доме…
Коска снова подмигнул ему.
– Я думал, у всех северян бешеный нрав и плохие зубы. Если дело повернется плохо, огонь в деревянном доме может послужить тем самым уравнителем, который нам нужен.
– Уравнителем? – переспросил Трясучка.
Плохое слово выбрал старый наемник… В горах Севера великим уравнителем называли смерть.
– Этак он и нас вместе с домом уравняет. Если вы не заметили, негодяй не слишком меток. Огонь – это опасно.
– Огонь – это прекрасно. Он нанят.
– Но он не…
– Ша. – Коска поднял руку, призывая к молчанию.
– Нам надо бы…
– Ша.
– Я только…
– Ша, я сказал! У тебя на родине не знают такого слова? Меркатто поручила мне подобрать артистов, и это означает, уж прости, что я решаю, кто будет нанят. Мы не голосуем. Ты готовишь зрелище, которое должно привести в восторг гостей Арио. Я занимаюсь планированием. Как тебе это?
– По мне, верный путь к беде, – сказал Трясучка.
– К беде! – Коска усмехнулся. – Что ж, поглядим. А пока – кто там у нас дальше?
Витари заглянула в список, подняла рыжую бровь.
– Барти и Кюммель – акробаты, гимнасты, метатели ножей и канатоходцы.
Коска подтолкнул Трясучку локтем.
– Канатоходцы… видал? Ну, разве это может кончиться плохо?
Миротворцы
День выдался на редкость ясный для города туманов. Небо ярко голубело, холодный воздух бодрил. К благородным трудам своим по устроению мира предстояло приступить великим мира сего, созванным на совещание королем Союза. Жаждущие поглазеть на властителей Стирии повысовывались из всех окон и дверей, заполонили все крыши, растеклись разноцветными ручьями по обеим сторонам улицы, напирая на грязно-серые шеренги солдат, не пускавших зевак на мостовую. Шум толпы оглушал. Рокотание тысяч голосов, прорезаемое воплями уличных торговцев, бранью, возбужденными выкриками, походило на гомон войска перед сражением, когда каждый ожидает с трепетом начала кровопролития.
И никому, конечно, не было ни малейшего дела до пяти человек, которые тоже вышли посмотреть на процессию с крыши старого склада.
Трясучка облокотился на парапет и уставился вниз, на улицу. Коска, беспечно упершись сапогами в крошащуюся каменную резьбу, принялся почесывать воспаленную шею. Витари прислонилась к стене и скрестила длинные руки на груди. Балагур встал столбом чуть поодаль и ушел, судя по виду, в себя. Морвира с помощницей не было – они отправились куда-то по своим делам, что не очень-то понравилось Монце. К отравителю она с первой встречи не питала никакого доверия. А после Вестпорта он вообще вызывал у нее подозрение.
И это ее подручные… Глубоко вздохнув, она облизала губы и сплюнула в толпу. «Когда Бог хочет наказать человека, – говорится в кантийских священных писаниях, – он посылает ему глупых друзей и умных врагов».
– Ну и народу, – сказал Трясучка, щурясь с ошеломленным видом. Точь-в-точь таким, какого она от него и ожидала. – Жуть сколько.
– Да. – Взгляд Балагура прошелся по толпе, губы беззвучно задвигались, отчего у Монцы возникло тревожное ощущение, будто он пытается подсчитать, сколько именно.
– Это что! – небрежно отмахнулся Коска от половины Сипани. – Видели бы вы толпу на улицах Осприи после моей победы в Островной битве! В два раза больше, самое малое. Цветы сыпались, как дождь с небес!.. Жаль, вас там не было.
– Я была, – сказала Витари. – В два раза меньше, самое большее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Тебе доставляет нездоровое удовольствие обсирать мои мечты?
– Отчасти.
Витари усмехнулась, глядя на Монцу, но та ей улыбкой не ответила, думая о триумфальной встрече, которую устроили им в Талине после падения Каприле, вспоминая, как улыбался и рассылал по сторонам воздушные поцелуи Бенна, привстав на стременах. Как толпа выкрикивала ее имя, хотя сразу следом ехали плечом к плечу в задумчивом молчании Орсо и Арио. Ей бы тогда понять…
