Первую попытку затопить брандеры на главном фарватере японцы предприняли ещё при Старке. Тогда было послано пять пароходов с камнями и металлоломом, но затея не удалась. Через месяц Того послал новые брандеры. Потопив их, Макаров на следующий же день вывел эскадру на внешний рейд, показав, что она не заперта в бухте.[241]
В ночь с 19 на 20 апреля японцы предприняли ещё одну такую же попытку. На этот раз было направлено 10 брандеров. Море, однако, сильно волновалось, и Того в последний момент отменил операцию. Но вернуть удалось только два последних парохода.
Брандеры сразу же были замечены, и началась стрельба. Наместник немедленно выслал в море два дежурных миноносца, всем остальным велел разводить пары, а сам перешёл на канонерскую лодку «Отважный» и отправился в море руководить сражением.
Беззащитные пароходы отчаянно лезли к входному створу, пытаясь уклониться от обстрела. Одни из них взрывались на минах, другие получали огромные пробоины от снарядов и тоже шли ко дну, третьи море выбрасывало на мель. Только два или три брандера проскочили почти к самому проходу и, затонув, слегка его сузили.
Высаживаясь на берег на шлюпках, плотах и обломках, японские моряки не желали сдаваться, начинали стрелять из ружей и револьверов и погибали. В одном случае русские солдаты, подбежавшие к берегу, чтобы принять шлюпку, с ужасом увидели, что японцы рубят друг другу головы. Всего было взято в плен два офицера и 30 матросов, в основном раненых.
Утром, когда всё было кончено, наместник сошёл с «Отважного» в весёлом расположении духа. Выход из гавани остался открытым, но Алексеев решил схитрить: пусть Того думает, что запер русскую эскадру. Не видя её на внешнем рейде, Того так и подумал. 22 апреля в Артуре было получено сообщение о появлении у селения Бидзыво, верстах в 150 от Артура, японских транспортов с войсками. В тот же день наместник выехал из Порт-Артура, оставив командовать эскадрой своего начальника штаба контр-адмирала В. К. Витгефта.[242] За день до отъезда, 21 апреля, Алексеев назначил Колчака командиром миноносца «Сердитый».[243]
Порт-артурская миноносная эскадра делилась на два отряда. В первый входили миноносцы, построенные на балтийских верфях или за рубежом. Как правило, это были отличные боевые корабли. Один из них, «Лейтенант Бураков», носил имя товарища Колчака по Морскому корпусу. Евгений Бураков погиб во время боксёрского восстания. Он стал первым из их выпуска, кто сложил голову в начавшейся полосе войн и мятежей, которые, в конце концов, привели во многих странах к смене правителей, режимов и господствующих элит.
Миноносцы второго отряда собирались филиалом Невского завода в Порт-Артуре из запасных частей, поступавших из России. Некоторые из них достраивались уже во время войны, когда требования приёмной комиссии заметно снизились. Эти миноносцы часто выходили из строя и не развивали той скорости, которая была обусловлена контрактом. На одной заправке угля такой миноносец мог преодолеть не более ста миль.[244] Не случайно оба миноносца, погибшие при Макарове, «Стерегущий» и «Страшный», принадлежали ко второму отряду. Все ответственные и опасные задания (например, проскочить с донесением в китайский порт Чифу, когда город уже обложили) поручались миноносцам первого отряда. Второй отряд больше был занят на повседневной рутинной работе: ночное дежурство у входа в гавань, охрана тралящих судов. А потом их самих стали впрягать в эту работу несмотря на то, что длительный малый ход был вреден для их машин.
«По общему мнению, все миноносцы в течение осады Артура несли каторжную, мало вознаграждённую потом службу, – писал М. Бубнов, некоторое время командовавший вторым отрядом. – Котлы требовали частой чистки, а миноносцы почти всё время были под парами». Разводить пары приходилось несколько раз в день, порой по ничтожному поводу, потому что миноносцы были у командования на постоянных побегушках.[245]
С. Н. Тимирёв, смотревший на миноносную службу как бы со стороны, вскоре после войны вспоминал: «Служба миноносцев была чрезвычайно тяжела, в то же время почти безрезультатна (в смысле громких успехов), чему главной причиной был очень странный взгляд на боевую службу миноносцев высшего морского начальства в Артуре…; отдельные самостоятельные экскурсии одного или двух миноносцев, предпринимаемые по личной инициативе командиров и с определённой целью, не встречали никакого сочувствия со стороны адмиралов и часто вовсе отменялись (на основании, что они слишком рискованны). Все миноносные экспедиции совершались обыкновенно по заранее составленному свыше плану (обыкновенно очень неясному, часто невыполнимому), дальние экспедиции совершались почти всегда поотрядно. В результате такие ночные авантюры (всем отрядом) обыкновенно кончались тем, что все миноносцы за ночь теряли друг друга и возвращались, ничего не сделав – это в лучшем случае; а чаще теряли вовсе кого-либо из товарищей, уклонившихся слишком в сторону неприятеля или отставших… Дневные отрядные экспедиции обыкновенно кончались нелепыми артиллерийскими баталиями с неприятельскими миноносцами на дальних дистанциях (одинаково безвредными для обеих сторон). Посылки же миноносцев с отдельными поручениями были вовсе наперечёт… В Артуре на миноносцы смотрели, как на разведчики, посылочные суда. Настоящее же назначение – неожиданные минные атаки – почти вовсе игнорировались. Всё это тем более было жаль, что подбор командиров, по общему мнению, был превосходный, особенно выделялись лейтенанты Максимов, Лепко, Колчак, Плен…» В этом списке, как видим, Тимирёв поставил Колчака на третье место. Далее он упоминал, в частности, А. А. Хоменко и А. И. Непенина, о которых ещё будет идти речь в настоящем повествовании.[246]
Назначение во второй отряд на «Сердитый», надо думать, было для Колчака ещё одним большим разочарованием. Д. В. Ненюков, лейтенант с «Цесаревича», вспоминал, что он несколько раз видел Колчака в Порт-Артуре – и всегда в мрачном настроении. «Тем не менее, – добавлял Ненюков, – Колчак прекрасно командовал миноносцем и оказал большую пользу делу защиты Порт-Артура».[247]
С 21 по 30 апреля ежедневно миноносцы второго отряда тралили внешний рейд. «Сердитый» обычно ходил в паре со «Скорым», которым командовал Хоменко. Вдвоём они дежурили и в проходе в ночь с 26 на 27 апреля.[248] А 1 мая им довелось, наконец, участвовать в серьёзном и опасном деле, о чём речь пойдёт немного позднее.
Вскоре после начала войны наместник отдал приказ о выезде из Порт-Артура семейств обывателей и жён офицеров, кроме тех, которые обязуются помогать раненым. Многие тогда уехали, но многие и остались. Некоторые – по бедности, другие – по легкомыслию. Чуть ли не все кафешантанные певички записались в сестры милосердия, продолжая заниматься своим ремеслом. Третьи делали вид, что приказ наместника их не касается. Так, например, Стессель не смог расстаться со своей супругой, а вслед за ним – и некоторые старшие офицеры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
