В зале Предпарламента было немноголюдно, но очень оживленно. На трибуне был Камков и при шуме правых всячески поносил Временное правительство, требуя его отставки и демократической власти. Так или иначе, это были единственно здравые выводы, больше никем не формулированные с трибуны Предпарламента.
Затем бледный, растерянный, обиженный министр труда Кузьма Гвоздев убеждал в том, что он настоящий рабочий и рабочего знает и что Временное правительство, вопреки басням большевиков, пользуется доверием… Но опять-таки нам всего интереснее официальные представители меньшевистско-эсеровских групп. Эсеры, впрочем, не выставили оратора. От имени всего блока говорил Дан:
– В массе своей рабочий класс не пойдет на ту преступную авантюру, на которую его толкают большевики… Но, желая самым решительным образом бороться с большевизмом, мы не желаем быть орудием в руках той контрреволюции, которая на подавлении этого восстания хочет сыграть свою игру. Обязанность каждого из нас принять все меры к мирному разрешению конфликта… Необходимо вырвать почву из-под ног большевизма. Прежде всего надо удовлетворить вопль народных масс о мире. Не от слабости, а от революционной силы мы должны сказать, что мы требуем немедленного приступа к мирным переговорам. Далее, необходимо поставить вопрос о земле так, чтобы ни у кого не было сомнений… Мы не хотим кризиса власти, мы готовы защищать Временное правительство. Но пусть оно даст возможность демократии сплотиться около него.
Вот чем были богаты промежуточные группы в последний час. Они хромали, ковыляли, припадали на обе ноги. Не хотим быть орудием корниловцев, но будем защищать правительство (и уже защищаем его). Нашли в последний час настоящие слова о мире, но заявляем всенародно, что настоящее дело способно сделать буржуазное правительство, и не желаем кризиса… Кое-чему научились, многое забыли. Но плод недозрел. Еще бы немного, и Дан заговорил бы в Мариинском, как его фракция в Смольном. Но не успели…
На трибуну, прихрамывая на одну ногу, входит Мартов.
– Министр будущего большевистского кабинета! – доносится справа.
– Я близорук, – отвечает Мартов, – и не вижу, не говорит ли это бывший министр кабинета Корнилова.
В одних рядах с корниловцами мы не будем ни при каких условиях, – продолжает он. – Слова министра Керенского, позволившего себе говорить о черни, когда речь идет о движении значительной части пролетариата и армии, хотя бы и направленном к ошибочным целям, – слова эти являются вызовом гражданской войны. Но я не теряю надежды, что та демократия, которая не участвует в подготовке вооруженного выступления, не допустит торжества людей, стремящихся остановить развитие революции. Слишком много сделано для того, чтобы вызвать гражданскую войну. Демократия должна заявить правительству, что никакой поддержки оно от нее не получит, если правительство немедленно не даст гарантий реализации насущных нужд страны… Если это невозможно для правительства в нынешнем составе, то оно должно реорганизоваться… Я уверен, что бестолковая политика репрессий и необдуманные меры могут вызвать в массах отчаянное стремление принять участие в восстании, которого они не хотят. Первый агрессивный шаг правительства явился нападением на печать – этот пункт наименьшего сопротивления для всех бездарных правительств… Технические меры охраны, какие может принять правительство в меру своих сил, не могут предотвратить острый социальный конфликт. Вот почему наша фракция обращается с призывом ко всем элементам демократии – принудить официальные круги, правящие от имени России, вести демократическую политику и тем предотвратить гражданскую войну.
По существу, Мартов сказал почти все, что следовало. Но в этом почти было главное. «Если невозможно для нынешнего правительства…» Но суть в том, возможно ли в действительности? «Принудить правящих…» Но это ли реальный путь в последний час?.. По форме это была парламентская дипломатия. Место ли было ей среди огня? Официальный оратор нашей фракции, припадавший на одну ногу, был не на высоте момента.
Зато он имел парламентский успех… Был снова объявлен небольшой перерыв. И левые фракции в экстренном порядке сговорились окончательно голосовать за формулу Мартова. Эту формулу мы в общем уже знаем. Она, во-первых, выражает отрицательное отношение к большевистскому восстанию; во-вторых, констатирует, что почва для него создана политикой правительства, и требует немедленных гарантий относительно мира и земли и, в-третьих, технические меры борьбы с восстанием предлагает возложить не на правительство, а на «Комитет общественного спасения», действующий в контакте с официальной властью.
Другая формула кадетов и кооператоров – «доверяет», «поддерживает» и требует решительных мер против восстания.
Усталые депутаты нервничают, волнуются, перебраниваются… Перерыв принес целую кучу тревожных слухов. Большевики уже начали… К Мариинскому дворцу уже идет отряд от матросов для ареста «совета Республики»… Появился Терещенко, который сообщил, что уже образовано новое правительство: во главе Ленин, а на посту военного министра, конечно, враг Терещенки – Верховский. Депутаты в тоске и растерянности нервничают и злятся.
Начинается голосование. Формула Мартова проходит большинством в 122 голоса против 102… На левой буря аплодисментов. Правая поражена, как громом. Во-первых, ведь утром интернационалисты казались совершенно изолированными; все остальные участвовали в овации Керенскому. Во-вторых, что же делать?
Заседание закрыто в половине девятого. Но депутаты не расходятся. В зале гомон и митинги. Правые бросились на меньшевиков и эсеров. Что же они наделали? У них просили поддержки, и ее ждут в Зимнем. А они, по существу, выразили недоверие! Ведь правительство должно уйти в отставку. В критический час оно оставлено без поддержки, а страна без всякой власти.
Такая оценка формулы, по существу, была правильна. Но меньшевики и эсеры под натиском кадетов и кооператоров не замедлили растеряться и стали быстро пятиться назад. Помилуйте! Такого смысла мы совсем не вкладывали в формулу. Мы считаем кризис несвоевременным. Мы просто хотели… что, мол, нужно все-таки осуществлять обещанную программу… Нет, мы ничего… мы разъясним, убедим…
Однако в Зимнем ждали формулы. Ведь она была необходима для «решительных действий». Надо было мчаться с ней к правительству и… разъяснять, убеждать. В девять часов вечера правительство как раз собралось в Малахитовом зале. Председатель «совета Республики» тут и подоспел с формулой.
Министр-президент, бегло ознакомившись, выразил удивление: почему нет обычного парламентского доверия? Авксентьев не полез в карман за словом: его нет… по недосмотру. Министр-президент, вчитавшись глубже, заявил: но ведь тут в скрытой форме даже имеется недоверие?!.. В Малахитовом зале все потрясены. Никто не ожидал подобного сюрприза. Никто не сомневался, что подавляющее большинство Предпарламента станет несокрушимой стеной вокруг своей сильной власти и подчеркнет полную изолированность кучки интернационалистов.
Керенский заявил, что он при таких условиях считает необходимым сложить полномочия. Пусть президиум Предпарламента образует другое правительство… Тут уже президент «совета Республики» не нашелся.
– Подождите, – сказал он, – я позову на подмогу парочку товарищей.
Сказано – сделано. Через пятнадцать минут подмога была в Малахитовом зале. Уламывать Бориса Годунова стали все втроем: страшно умный Авксентьев, страшно влиятельный Гоц и страшно осторожный Дан… Помилуйте, мы совсем этого не вкладывали! Наоборот, Керенский сам заявил утром, что правительство заботится и о земле, и о мире. И мы это поддерживаем. Мы подчеркнули это, чтобы вырвать у большевиков их козыри, а также разрушить легенду, будто правительство и Предпарламент – враги народа…
Керенский выслушал, но продолжал мягко выговаривать напроказившим школьникам: да, но эти удовлетворительные комментарии не меняют самой формулы, ведь страна поймет ее именно как недоверие и престиж правительства будет подорван.
Это было резонно. Тут, видимо, Дан не нашелся, хотя и считал «кризис правительства несвоевременным». Судя по газетам, тяжесть последнего аргумента выпала на долю эсеров.
– Формула, – заявили они, – вообще явилась плодом недоразумения. Ни у кого из эсеров не могло быть мысли о недоверии. Это неудачная редакция, результат спешки. Это все печально, но неумышленно.
Керенский тут уже не мог не склониться к мольбам. Он заявил, что посоветуется с коллегами. А коллеги как раз собрались, чтобы обсудить решительные меры против большевиков – на основании формулы о поддержке… Министры посоветовались и в силу патриотических соображений решили на этот раз простить Предпарламент, чтобы не оставить Россию без сильной власти в грозный момент. Кабинет решил остаться у кормила правления. Все хорошо, что хорошо кончается, – гласит народная мудрость.
