Ситуация тут ясная как день.
– Язык, нам нужен язык, а его нет! – Федотов бросил взгляд на Бориса.
Но тот, отвернувшись, смотрел в окно.
– Может быть, это и есть одна из тех «таинственных резервных частей», – сказал Вася Видонов, – о которых нас предупреждал Пучков?
В это время на стороне противника обнаружилось вдруг какое-то уж очень подозрительное движение. Несомненно, нас заметили. Это ясно. В окне чердака, с такого расстояния, немцы вряд ли могли что-либо различить. Но мир не бывает без дураков. Кто-то из пехотных разведчиков ничего лучшего не придумал, как выбить черепицу крыши и вылезти из чердака наружу. Я не уверен: знал ли он вообще о законах маскировки и демаскировки. Фигура этого дурака четким силуэтом стала читаться на фоне светлого утреннего неба.
– Эй, там, – крикнул сердито подполковник Шаблий, – какой идиот выпятился на крыше?! Давай, Павел Николаевич. Давай быстро вниз. Сейчас по нам врежут. Бегом, Павел. Бегом. Всем вниз! Быстро.
Люди с чердака посыпались как горох, повторять приказ не имело смысла. Первый снаряд, очевидно из танка, вышедшего из-за переката, врезался прямо в дом. Посыпалась черепица, полетели стекла, столб пыли и песка поднялся в воздух, дрогнули кирпичные стены. Второй снаряд застал нас уже внизу – от дома в разные стороны летел красный кирпичный щебень. Кто-то истошно заорал, но его крик и вопли перекрыл звук нового разрыва. Хотя, в общем, мы отделались благополучно.
– Спасибо тебе, Федор, – улыбаясь, говорит Федотов, – вовремя ты команду подаешь. Отделались легко и удачно. Кажется, один только ранен. Ведь могло быть и хуже.
– А вам всем спасибо за быстроту реакции, – смеясь, отвечает Шаблий, – только тебе, Павел Николаевич, урок на будущее: нельзя выбирать НП на хорошо пристрелянных реперах противника. Ему ведь и наводить не нужно – все готово. Трах. И кончено.
– Учтем, Федор Елисеевич, учтем, – соглашается Федотов и продолжает уже спокойным и деловым тоном: – Согласно приказа Виндушева, этот противник вне полосы действия 351-го стрелкового полка. И, по закону, я не имею права вступать с ним в оперативно-боевое соприкосновение. А обязан выполнять приказ!
– Если теперь, вот так сразу и вдруг, взять да и повернуть на девяносто градусов, – возражает Шаблий, – то это означает добровольно и безрассудно подставить свой фланг и тыл под удар ивановской группировки противника.
– Ты прав, Федор, прав. Мы об этом уже говорили и вопрос этот обсудили. – Федотов говорит медленно, как бы что-то продумывая по ходу дела. – Ты прав: 351-й окажется в крайне невыгодном положении. В крайне невыгодном.
– Но! Это еще не все! – Шаблий помолчал, а Федотов приготовился его слушать. – При такой ситуации пехота и артиллерия могут сами себя расчленить. Потерять сами себя друг для друга. Нам с тобой, Павел, этакое было бы непростительно. Непростительно потому, что немцы нас тогда, как пить дать, расколотят по одиночке. Короче, просто так повернуть налево мы не можем! Не имеем морального права! Мы не самоубийцы! Вот что надо осознать!
Прошло несколько дней. Страсти вокруг венгерского населенного пункта со странным русским наименованием Иван поутихли, и как-то в часы затишья Федор Елисеевич Шаблий поведал нам, собравшимся в его автобусе вокруг небольшого стола, о том, что он умолчал при разговоре с подполковником Федотовым ранним утром 30 марта.
– Было еще одно обстоятельство, – говорил нам Шаблий, – о котором я тогда ничего не сказал Павлу Николаевичу Федотову. Я много думал об этом. Но с Федотовым не обмолвился ни словом.
О чем я тогда думал и что, собственно, мучило меня?! А вот что: наша артиллерийская группа в тот день находилась в двух-трех километрах позади пехоты. И если бы 351-й полк Федотова вдруг ушел бы влево! То и мы смогли бы немедленно совершить подобный маневр. Понимаете?! Мы бы выступили тогда не позади пехоты, но параллельно ей. То есть, по существу, оголив фланг пехотного полка и осознанно подставив его под удар противника. Это был бы, вне всякого сомнения, умелый и удачный ход. Но это был бы ход хитрого артиллерийского дельца, сведущего в тактической ориентации и уклоняющегося от опасного для него боя. А самое главное, это было бы подлинным предательством не только интересов собственной пехоты, но и интересов нашей армии, нашей Родины. Да! При всех обстоятельствах мы были в более выгодном положении, чем федотовская пехота. Но мы не могли спасать себя ценою гибели стрелкового полка. А он бы непременно погиб, оставшись без артиллерийской поддержки. Мы с Федотовым привыкли уже доверять друг другу! И раз уж он спрашивает меня, как быть, он, несомненно, ждет от меня не пехотного, но артиллерийского решения этой сложной тактической проблемы. Если бы это обстоятельство касалось только бы пехотного решения, он мог бы его принять сам, своею личной властью. Ну а что касается решения артиллерийского, то тут он мог положиться только лишь на меня. И я нашел выход из создавшейся ситуации и предложил его Федотову: немедленно нанести упреждающий удар огнем всей имеющейся в нашем распоряжении артиллерии. Ну а если нужно будет, то и вступить в боевое соприкосновение всеми средствами и силами стрелкового полка. Павел Николаевич посидел, подумал, а затем вполне официально – дружба дружбой, а служба службой – согласился со мной.
Подполковник Шаблий откинулся на спинку автобусного диванчика и закурил папиросу. А мы все – Коваленко, Видонов, Микулин и я – сидели молча, в деталях вспоминая этот день, каждый по своему. У каждого тогда была своя роль и свои задачи.
Что делать, война с мадьярами, которые не желают уже более воевать, несомненно, окончена. Теперь перед нами эсэсовские части германского вермахта. И населенный пункт Иван, то ли большое село, то ли маленький венгерский городок, стал для нас первым «опорным пунктом» серьезного, боевого и оперативно-тактического столкновения с противником.
От Ивана до Санкт-Пёльтена
30 марта. Время близится к полудню. Оба командира полка, в сопровождении группы управления, направляются от деревни Чер в сторону переднего края. По совету подполковника Шаблия командно-наблюдательный пункт 351-го полка решено выдвинуть вперед. Слишком рискованным оказалось пребывание на чердаке одиноко стоящего дома.
– Один стрелковый батальон следует развернуть и выдвинуть на рубеж атаки. Слева от него выставить конную батарею 57-миллиметровых орудий на прямую наводку и дать им в прикрытие стрелковую роту. – Подполковник Шаблий говорит медленно, спокойно. – Конная батарея займет боевой порядок только с началом общей артиллерийской подготовки. Инструкции командиру батареи я дам лично сам.
– Старший лейтенант Клейнер – инициативный и смелый командир. – Федотов улыбнулся. – Тут недавно совсем, при переправе через реку,
