– Правда, если бы он так поступил, то ему вообще не пришлось бы запирать меня, – пробормотала она, направляясь к кровати.
Она снова пыталась побороть малодушный порыв свернуться клубком и пестовать раздиравший ее гнев и жгучую обиду. Она боролась с этим желанием уже в течение трех дней, стараясь целиком сосредоточиться на своем намерении выбраться отсюда и спасти Эрика. Это единственное, что помогало выстоять и не загнать себя в ловушку из мучительных переживаний и душевной боли. Почти, но не совсем. Вторая часть ее плана была самой сложной. Девушка бессчетное количество раз прокручивала в уме, каким образом она проберется в Дублинн, разузнает, где держат Эрика, и вызволит его из плена. Да еще и проделать все надо так, чтобы не попасться на глаза страже. Мэлди колебалась, понимая, что продумала план лишь в общих чертах и ей предстоит решить немало трудных задач, например, как им с Эриком ускользнуть от стражи и осуществить побег ради спасения своих жизней. И в первую очередь Мэлди никак не могла придумать, как ей незаметно выбраться из Донкойла.
Было несколько способов сбежать отсюда, но ей так ни разу и не представилось возможности, в которой она так нуждалась. Если бы хоть кто-нибудь обратился к ней за помощью как к целительнице, то у нее мог бы появиться шанс покинуть свою импровизированную темницу, но ничего подобного не происходило. Бдительная охрана не спускала с нее глаз и ни разу не оставляла дверь незапертой. И кроме того, Мэлди никто не навещал.
Внезапно девушку посетила идея, настолько простая, что она даже удивилась, как не додумалась до этого раньше. Все, что требовалось, – заставить стражника позвать к ней одну из женщин, чтобы якобы оказать помощь. Если бы она смогла убедить его, что жестоко страдает от серьезного женского недомогания... Вряд ли хоть кто-нибудь из мужчин стал бы выслушивать ее подробные объяснения, а скорее всего, при первой же возможности постарался бы избежать этой досадной участи. Единственным недостатком этого плана, являлось, пожалуй, то, что она должна будет нанести своей невольной «помощнице» удар, не смертельный, конечно, но достаточно сильный, чтобы та долгое время пролежала без сознания, дав Мэлди возможность убраться подальше от Донкойла.
В это время со стороны двери донесся приглушенный стук, и на какое-то мгновение девушка подумала, что ей улыбнулась удача и, возможно, даже не придется лгать, чтобы залучить кого-нибудь из женщин в свою комнату. Когда же на пороге возник Балфур, она мысленно чертыхнулась. Ей стоило бросить на него лишь один взгляд, и все те чувства, что она так старательно пыталась похоронить, всколыхнулись с новой силой. Мэлди ощутила, как ее захлестывают гнев и обида, перекрывая горло горьким комком и мешая свободно дышать.
– Если ты явился не для того, чтобы просить у меня прощения, то я тебя здесь более не задерживаю, – зло бросила она, садясь и так резко выпрямляясь на краю постели, что спину пронзила боль.
Балфур тяжело вздохнул и зарылся пальцами в густую гриву волос. Он прекрасно понимал, что пришел сюда только потому, что его снова снедало желание увидеть ее. Он сильно сомневался, что этот визит изменит что-нибудь, и все же ощущал настоятельную потребность предоставить девушке последнюю возможность защитить себя, рассказать ему хоть что-то, позволяющее освободить ее. Балфур надеялся, что, проведя нескольких дней взаперти в маленькой комнатке, которую она покидала лишь ради краткой прогулки по галерее к спальне Найджела, Мэлди проявит благоразумие и большую склонность к сотрудничеству. Но столь холодное приветствие и упрямый мрачный взгляд, брошенный в его сторону, подтвердили, что надеяться на это было глупо.
Балфур тосковал по Мэлди и не только в постели, хотя ее отсутствие в ней почти лишило его сна. Балфур пришел к неутешительному выводу, что намеренно избегал любых разговоров или встреч с Мэлди, даже мимоходом. В то же время та невыносимая позиция, которую она теперь заняла, сильно обижала и возмущала его, даже притом, что он старался держаться от девушки подальше. Балфур даже начал подозревать, что для Мэлди сложившаяся ситуация вовсе не столь уж невыносима, в то время как ему все это причиняло настоящую боль.
– Я пришел предоставить тебе еще одну возможность рассказать мне правду, – сказал он.
– Тебе она известна, я уже рассказала все, что сочла нужным. – Мэлди решила, что главной причиной, почему его лживые слова мало ее беспокоили, было то, что ее злость на него все еще не утихла.
– Возможно, но этого слишком мало. Чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что хотя мы с тобой и любовники, но ты по-прежнему остаешься незнакомкой для меня. Мне неизвестны даже самые незначительные детали твоей прошлой жизни, в которые, по обыкновению, посвящают любовника.
– А кроме тебя, Мюррей, я еще не встречала людей, которые бы так жаждали разузнать обо мне подобные вещи. В любом случае я всего лишь то, что ты видишь. Так зачем тебе нужно знать что-то еще?
– Так как ты подозреваешься в пособничестве моему злейшему врагу и в содействии убийству достойного человека, мне требуется намного больше, нежели простое заверение в том, что ты лишь то, что я вижу. Разве ты не понимаешь, в какой опасности находишься, Мэлди?
– Ты что, собираешься меня повесить?
Она обрадовалась тому, насколько сильно он побледнел. Это означало, что Балфур все еще что-то чувствовал к ней. Его страшные обвинения и долгое отсутствие навели Мэлди на мысль, что Балфур уже вполне мог охладеть к ней. И хотя, учитывая, что уже очень скоро Мэлди собиралась покинуть как сам Донкойл, так и его хозяина, волноваться о чем-то подобном было довольно глупо, проявленное Балфуром некое подобие заботы о ее благополучии немного успокаивало Мэлди. И придавало уверенности в том, что в отсутствии неопровержимых доказательств никакое наказание ей не грозит, а добыть улики, которых никогда не существовало, попросту невозможно.
– Нет, конечно, нет. Если только ты никого не убила собственноручно, как это сделала Гризель. Но почему ты не желаешь – и даже не пытаешься – опровергнуть мои обвинения?
– Потому что они оскорбительны для меня, безосновательны и не заслуживают ни траты моего времени, ни моего внимания. Если я решу доказать свою невиновность, то без труда смогу оправдаться от всех наветов, но я отказываюсь делать это. – С этими словами девушка скрестила руки на груди и невозмутимо уставилась на Балфура, тем самым словно бросая ему молчаливый вызов.
– Ты невероятно упрямая женщина, Мэлди Киркэлди, – ответил лэрд, сокрушенно покачав головой. – Может, ты и оправдаешься. Я не знаю. Просто прошу, задумайся хоть на минуту о том, насколько опасны сейчас для тебя упрямство и слепая гордость. Умоляю, прислушайся к моим словам, ведь молчание может слишком дорого тебе обойтись.
