ПУШКИН -- А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 16 апр. 1830 г., из Москвы (фр.).
Я сейчас с обеда Сергея Львовича, и твои письма, которые я там прочел, убедили меня, что жена меня не мистифирует, и что ты точно жених. Гряди, жених, в мои объятия! А более всего убедила меня в истине женитьбы твоей вторая экстренная бутылка шампанского, которую отец твой розлил нам при получении твоего последнего письма. Я тут ясно увидел, что дело не на шутку. Я мог не верить письмам твоим, слезам его, но не мог не поверить его шампанскому. Поздравляю тебя от всей души... Я помню, что сравнивал я Алябьеву avec une beaute classique, а невесту твою avec une beaute romantique //с красотой классической... с красотой романтической (фр.)//. Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения.
Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- ПУШКИНУ, 26 апреля 1830 г., из Петербурга.
Переп. Пушкина, II, 138.
Я имел счастье представить Императору письмо, которое вам угодно было мне написать 16 числа сего месяца. Его Императорское Величество, с благосклонным удовлетворением приняв известие о вашей предстоящей женитьбе, удостоил заметить по сему случаю, что Он надеется, что вы, конечно, хорошо допросили себя раньше, чем сделать этот шаг, и нашли в себе качества сердца и характера, какие необходимы для того, чтобы составить счастье женщины, -и в особенности такой милой, интересной женщины, как m-lle Гончарова.
Что касается вашего личного положения по отношению к правительству, -я могу вам только повторить то, что уже говорил вам столько раз; я нахожу его совершенно соответствующим вашим интересам; в нем не может быть ничего ложного или сомнительного, если, разумеется, вы сами не пожелаете сделать его таковым. Его Величество Император, в совершенном отеческом попечении о вас, милостивый государь, удостоил поручить мне, генералу Бенкендорфу, -- не как шефу жандармов, а как человеку, к которому Ему угодно относиться с доверием, -- наблюдать за вами и руководительствовать своими советами; никогда никакая полиция не получала распоряжения следить за вами. Советы, которые я вам от времени до времени давал, как друг, могли вам быть только полезны, -- я надеюсь, что вы всегда и впредь будете в этом убеждаться. -- В чем же то недоверие, которое будто бы можно в этом отношении найти в вашем положении? Я уполномочиваю вас, милостивый государь, показать это письмо всем тем, кому, по вашему мнению, должно его показать.
А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 28 апреля 1830 г., из Петербурга. Переп.
Пушкина, II, 140 (фр.).
Первая любовь всегда есть дело чувства. Вторая -- дело сладострастия, -- видите ли! Моя женитьба на Натали (которая, в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена. Отец мне дает двести душ, которые я закладываю в ломбарде.
ПУШКИН -- кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ, в конце апр. -- начале мая 1830 г. (фр.).
Пожалей о первой красавице здешней, Гончаровой... Она идет за Пушкина. Это верно.
В А МУХАНОВ -- брату Н. А. МУХАНОВУ, из Москвы, 1 мая 1830 г.
Рус. Арх., 1899, II, 356.
Сказывал ты Катерине Андреевне (Карамзиной) о моей помолвке? Я уверен в ее участии -- но передай мне ее слова -- они нужны моему сердцу, и теперь не совсем щастливому.
ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 2 мая 1830 г.
(3 мая 1830 года). Мы ездили смотреть Семенову. Эта пьеса Коцебу ("Ненависть к людям и раскаяние") меня замучила своей длиннотой и нелепостями; в собрании было только 600 человек, и зала была довольно пуста. В числе интересных знакомых была Гончарова с Пушкиным. Судя по его физиономии, можно подумать, что он досадует на то, что ему не отказали, как он предполагал. Уверяют, что они уже помолвлены, но никто не знает, от кого это известно; утверждают кроме того, что Гончарова-мать сильно противилась свадьбе своей дочери, но что молодая девушка ее склонила. Она кажется очень увлеченной своим женихом, а он с виду так же холоден, как и прежде, хотя разыгрывает из себя сантиментального.
Н. П. ОЗЕРОВА -- С. Л. ЭНГЕЛЬГАРДТ, из Москвы. П-н и его совр-ки, XXXVII, 153 (фр.).
Николай Афанасьевич и Наталья Ивановна Гончаровы имеют честь объявить о помолвке дочери своей Наталии Николаевны с Александром Сергеевичем Пушкиным, сего мая 6 дня 1830 года.
ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ НА ПОМОЛВКУ ПУШКИНА. Девятнадцатый век, кн. I, 383.
С лекции к Пушкину, долгий и очень занимательный разговор об русской истории, -- "Как рву я на себе волосы часто, -- говорит он, -- что у меня нет классического образования, есть мысли, но на чем их поставить".
М. П. ПОГОДИН. Дневник, 10 мая 1830 г. П-н и его совр-ки, XXIII -- XXIV, 107.
Участь моя решена. Я женюсь... Та, которую любил я целых два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством, -- боже мой, она почти моя.
Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством жизни моей. Ожидание последней замешкавшейся карты, угрызение совести, сон перед поединком -- все это в сравнении с ним ничего не значит. Дело в том, что я боялся не одного отказа. Один из моих приятелей говорил: не понимаю, каким образом можно свататься, если знаешь наверное, что не будет отказа.
Жениться! Легко сказать!.. Я женюсь, т. е. я жертвую независимостью, моей беспечной, прихотливой независимостью, моими роскошными привычками, странствованиями без цели, уединением, непостоянством. Итак, я удвоиваю жизнь и без того неполную, стану думать: мы. Я никогда не хлопотал о щастии: я мог обойтись без него. Теперь мне нужно его на двоих, а где мне взять его?
Пока я не женат, что значат мои обязанности? Есть у меня больной дядя, которого почти никогда не вижу. Заеду к нему -- он очень рад; нет -- так он извинит меня: "повеса мой молод, ему не до меня". Утром встаю, когда хочу, принимаю, кого хочу; вздумаю гулять -- мне седлают мою умную, славную Женни; еду переулками, смотрю в окна низеньких домов... Приеду домой, разбираю книги, бумаги, привожу в порядок мой туалетный столик; одеваюсь небрежно, если еду в гости; со всевозможною старательностью, если обедаю в ресторации, где читаю или новый роман, или журналы. Если же Вальтер-Скотт и Купер ничего не написали, а в газетах нет какого-нибудь уголовного процесса -- то требую бутылку шампанского во льду, смотрю, как рюмка стынет от холода, пью медленно, радуясь, что обед стоит мне семнадцать рублей и что могу позволить себе эту шалость. Еду в театр; -- отыскиваю в какой-нибудь ложе замечательный убор, черные глаза; между нами начинается сношение -- я занят до самого разъезда. Вечер провожу или в мужском обществе, где теснится весь город, где я вижу всех и все и где меня никто не замечает, или в любезном избранном кругу, где я говорю про себя и где меня слушают. Возвращаюсь поздно -- засыпаю, читая хорошую книгу. Вот моя холостая жизнь.
Но если мне откажут, думал я, поеду в чужие края -- и уже воображал себя на пироскафе (пароходе). Морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег. Подле меня молодую женщину начинает тошнить: это придает ее бледному лицу выражение томной нежности. Она просит у меня воды. Слава богу, до Кронштадта есть для меня занятие.
В эту минуту подали мне записочку, ответ на мое письмо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе... Нет сомнения, предложение мое принято. Наденька -- мой ангел -- она моя!.. Все печальные сомнения исчезли перед этой райской мыслью. Бросаюсь в карету, скачу -- вот их дом -- вхожу в переднюю, -- уже по торопливому приему слуг вижу, что я жених. Я смутился: эти люди знают мое сердце! Говорят о моей любви на своем холопском языке!.. Отец и мать сидели в гостиной. Первый встретил меня с отверстыми объятиями. Он вынул из кармана платок. Он хотел быть тронутым, заплакать -- но не мог и решился высморкаться. У матери глаза были красны. Позвали Наденьку -- она вышла бледная, неловкая. Отец вышел и вынес образ Николая чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили. Наденька подала мне холодную, безответную руку. Мать заговорила о приданом, отец о саратовской деревне -и я жених.
Молодые люди начинают со мною чиниться, уважают во мне уже не приятеля; обхождение молодых девиц сделалось проще. Дамы в глаза хвалят мой выбор, а заочно жалеют о бедной моей невесте. -- "Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветренный, безнравственный". Признаюсь, это начинает мне надоедать.
ПУШКИН. С французского, 12 -- 13 мая 1830 г.(1)
(1)Набросок озаглавлен "С французского", но носит столь явно и столь признанно автобиографический характер, что мы сочли возможным в данном случае нарушить наше правило -- не пользоваться для этой книги художественными произведениями Пушкина.
14 мая 1830 г. Прочитал два действия (трагедии Погодина "Марфа-Посадница"). Пушкин заплакал: "Я не плакал с тех пор, как сам сочиняю, мои сцены народные ничто перед вашими. Как бы напечатать ее", и целовал, и жал мне руку. Да не слишком ли он воображает сам здесь, как алхимик?
М. П. ПОГОДИН. Дневник. П-н и его совр-ки, XXIII -- XXIV, 107.
Присоединяю к моему посланию письмо нашего пресловутого Пушкина(1). Эти строки великолепно его характеризуют во всем его легкомыслии, во всей его беззаботной ветренности. К несчастью, это человек, не думающий ни о чем, но готовый на все. Лишь минутное настроение руководит им в его действиях. М. Я. фон-ФОК -- генералу А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 13 мая 1830 г. Б. Модзалевский, 53.
