нарах чалился. Я этим жил, понимаешь? Только этим и мог жить –
мыслью о мести. Хотел весь их род точно так же истребить. А когда узнал, что он еще и на свободу вышел, вообще перестал дышать. Я словно бы подох в тот самый момент, понимаешь?! Как? Вот как? Одни достойные мужики нелепо и стремительно попадают в аварии –
хлоп и нет мужика. А этот… Мою сестру… других девочек… Ты понимаешь, что они ангелами были? Моей мелкой было шесть, Роберт… Шесть! –
Давид говорил сбивчиво, эмоционально. –
Тогда я решил сделать так, чтобы он испытал ровно то же, что испытали и мои родители, когда потеряли дочь. Я вычислил, под какими именами и где прячутся его дети с женой. Подготовил подборку документов следствия, которые удалось раздобыть за взятку. Там было всё –
фото жертв, его признания, записи допросов. Дальше дело было за малым –
встретиться с Айзой и все ей выложить… Не знаю, на что я тогда рассчитывал и почему выбрал именно ее из двух сестер. Просто стечение обстоятельств. Просто она чаще выходила на улицу, больше где-то проводила время. Мне с ней пересечься было легче. Тогда еще я точно не знал, что буду делать. Хотелось боль увидеть в глазах его ребенка. А может быть, хотелось понимания, сожаления… Да черт его знает. А она… Она выслушала меня и пренебрежительно рассмеялась. Так, знаешь, цинично и без иллюзий. Я даже оторопел. Словно бы она была заранее готова к разговору.
– И что мне с того? – выплюнула мне тогда в лицо. – Я этого папашку знать не знаю! Он мне такой же чужой человек, как и ты! Некого мне жалеть и не за кого стыдиться! Меня б кто пожалел… Что ты сюда приперся вообще? Вали давай!
Знаешь, я бы мог сказать, что это ее грубость меня тогда из себя вывела, но нет… Дело было в другом. В ее выражении лица, что ли… Усмешка. Она в этот момент так сильно внешне похожа на него была. Его черты лица. Точно такие же, как на записях следствия, как в жизни… Его дочь… Его выродок… Дальше я не помнил себя. Схватил ее и начал душить… Итог ты знаешь…
Запись продолжалась. На ней теперь была тяжкая пауза, но через какое-то время Давид продолжил:
–Я по-быстрому спрятался тогда. В республике это сделать несложно. Засел на дно. Отсиделся пару месяцев в одном из сел на отшибе. Но клинить меня продолжало. Смех ее звенел в ушах. Снова и снова. Встреча с ней меня еще больше из себя выбила. Жажда мести не утихла, а только разрасталась. Тогда я нашел его… Думал, может, другая боль, отцовская, принесет мне сатисфакцию. Я вычислил его и нагрянул посреди ночи. Рассказал о том, кто я. Про дочь его рассказал, про то, как удушил ее и сбросил в канал… То, что я увидел в его глазах, стало его приговором. Равнодушие. Тотальное, абсолютное равнодушие. Такое же, как было у его дочери, с той лишь разницей, что он был виновен, но не испытывал ни малейшего угрызения совести. Передо мной сидел живой человек, вот только с мертвым лицом, с мертвой душой. Он был обречен. Приговорен. Справедливостью и мною… Я снова инсценировал самоубийство. Официально он вскрыл вены, а я… Я почувствовал себя ангелом возмездия…
Отсутствие даже мало-мальского раскаяния в глазах этого монстра заставило меня окончательно убедиться в том, что его отпрыски не имеют права на существование. Они не могут жить, не могут продолжать род… Тогда я пришел за Бэллой и… Дальше все пошло не по плану. Она была другой. Совсем другой. Не такой, как они. Доброй, искренней… И на отца совсем не походила. Я сначала этого не видел. Травил ее, как мог. Убить было бы очень просто. Тогда я уже понимал, что просто ее смерть мне не принесет удовлетворения, я это уже проходил. Мне хотелось разрушить ее жизнь. Разобрать на кирпичики до фундамента… Я много говна ей сделал… А потом вся эта история с Аланом началась. Я сначала про него в ее увязке не думал. Мне скорее важно было попасть во внутренний мир бойцовский, закрепиться изнутри. Это и деньги, и близость Барина. Я стал работать на малоизвестного в России тогда Алана, а потом… Картинка словно бы сложилась. Как сейчас помню, это в Чехии произошло, на его бое. Он как увидел ее, сразу на нее запал. А она на него. Красивый, знаменитый, богатый. Барин-то был прикрытием условным. Все знали, что он гей. Алан – другое дело. Их отношения гарантировали мне самый доверительный к ней доступ… Ее жизнь, можно сказать, была в моих руках… Вот только я не учел, что сам…
– Ты влюбился в нее… – послышался, наконец, тихий голос Роберта на заднем плане.
На записи снова тишина, но и так понятно, что тот утвердительно кивнул.
–Не мог ничего с собой поделать. С ума по ней начал сходить. В один момент даже подумал, что, может, это оно и есть, мое спасение… Может быть, я смогу пережить весь этот кошмар, если мы будем вместе? Оба сможем. Когда я приехал к ней на квартиру в день свадьбы Алана, я был настроен сделать все, чтобы доказать ей, что он ее не достоин. Что она не нужна ему, что он выбрал не ее. Она была в тысячи раз лучше Милены. Красивее, добрее, чище. И любила его, дурака. А он… Он не был ее достоин…
Я выхватил планшет и нажал на стоп. Мне сейчас нужно было отдышаться, прийти в себя. Попытаться снова запустить свое сердце, которое просто разрывалось на части.
– Это я убил его, Алан, – произнес глухо Роберт, смотря на свои руки, – никакое это не самоубийство. И не спасал я его, когда выводил через свой балкон. Сделал вид, что услышал крики, предложил выйти через меня, раз его дверь закрыта, а сам оглушил его, как только он переступил порог моей комнаты, связал. Пять дней он провалялся на моей съемной квартире. Без воды и еды. За это время я увез Бэллу в Париж и устроил у себя дома. А потом вернулся и довел дело до конца…
Мы молчали оба. Ни я, ни он друг на друга не глядели.
– Я признаюсь тебе в этом сейчас, а завтра собираюсь сдаться с поличным, написать чистосердечное…
– Зачем? – спросил я искренне. – Он заслужил. Я не
