шоколадку тому, кто съест целый лимон и не поморщится. Игриво поманил огроменной плиткой, чтобы все поняли, что это не шутка. 
Слопать лимон? Плёвое дело! После «гнёздышковых» харчей лимон – это десерт! Куда вкуснее сушёных пауков и заплесневелого хлеба.
 За главный и единственный приз билось семеро человек, остальные заняли места зрителей. Кто-то даже снимал конкурс на видео и скандировал наши имена.
 Угадайте, кто победил? Я, конечно же! С чуть подрагивающей улыбкой я поглотила целый лимон, в душе представляя его чуть кисловатым апельсином. Ничего так, бодряще.
 Зато морщился Чуча, вручая мне шоколадку. Не хотел отдавать, зараза. Но я победила, так что плитка по праву моя!
 Из школы я шла счастливая. Шоколадка во внутреннем нагрудном кармане куртки грела душу (а душа грела шоколадку).
 Вот Костя обрадуется, что я, добытчица такая, принесла трофей! А вечером за чайком и беседу душевную можно завести, и о личном поговорить…
 Дома оказалось, что шоколадка подтаяла. Красивые очертания долек с надписями сверху оплыли. Двести граммов прелести превратились в бесформенную мягкую массу. Увы…
 Нельзя такой страх показывать Косте. Нельзя…
 Вот вечно у меня так: планируешь одно, а получается лабуда какая-то.
 Ты, боженька, меня в качестве главного клоуна держишь? Сколько можно уже издеваться? Хорош!***
 В холодильнике тосковал куриный суп, но я рассудила, что после тарелки бульона дефектная шоколадка в меня не влезет. Так что обедом я пожертвовала.
 Пожалуй, такой высоты мой желудок ещё не брал. Чтобы уместить в животе огромную шоколадину, пришлось поднатужиться. Язык онемел рассасывать шоколадные кусочки. Под конец я даже вкуса не чувствовала, а чисто из упрямства засовывала в себя остатки плитки.
 До Костиного возвращения с работы угощение не дожило. Я упрятала его в самое надёжное на свете место. Теперь никто не узнает. Улик нет.
 Даже обёртку я сожгла над раковиной. Ибо секретный агент-сладкоежка не должен оставлять за собой следов.
 Где-то через час, когда я занималась зубрёжкой уроков, у меня заболел живот. Терпимо, но неприятно.
 Ну вот почему от всяких там бульонов живот не болит, а стоит пообедать сладостями – и привет? Что за несправедливость?
 – Наташ, почему супа не убыло? – спросил Костя за ужином.
 – Да как это не убыло? – притворно удивилась я. – Я же тебе не проглот… – и сама усмехнулась: ещё какой проглот!
 Костя хлебал ложкой бульон из тарелки и попутно читал какие-то документы в папке. Ну и славно, что не стал приставать ко мне с расспросами. Шоколадку-то всё равно уже не вернёшь. Тю-тю она. В животе у меня зажигает.
 К вечеру у меня как-то странно потяжелели веки, захотелось спать. Оно и немудрено. Столько испытаний за день: сначала целый лимон, потом двухсотграммовая шоколадка. Вот организм и запросился на покой.
 Обычно я в это время, когда не было тренировок и волонтёрства в доме малютки, залипала у телевизора, но сегодня по ящику шли какие-то тошнотворные передачи. Прям как моё самочувствие.
 И я легла спать.
 ***
 Наутро глаза мои открылись по-китайски. То есть процентов на тридцать от обычного. Мне даже почудились витающие в воздухе горящие иероглифы, где говорится, что Наташа – жадина-говядина, да к тому же ещё и обманщица.
 В зеркале в ванной на меня смотрел красный монстр. Лицо заплыло, всю кожу усыпало мелкими воспалениями. Помимо красной физиономии, нещадно чесался затылок и икры. Ужасно… Предательская шоколадка! Коварный лимон!
 Я прошмыгнула обратно к себе в комнату и с головой укрылась одеялом. Мир не должен увидеть меня такой.
 Увы, явился бдительный Костя – узнать, почему я не собираюсь в школу.
 – Кость, я сегодня не пойду в школу. Я словно в борще искупалась… – и я стыдливо выглянула из-под одеяла.
 – Что ты такое и куда делась Наташа? – изображая дикий ужас, воскликнул мой попечитель.
 – Не смешно! – снова закрылась я.
 – Давай, рассказывай, что с тобой приключилось? Я ещё вчера заметил, что ты какая-то не такая.
 И я, высунув из-под одеяла распухший и красный, как у Деда Мороза (и снова привет!), нос и заплывшие глаза, выложила историю с шоколадкой.
 – Ребёнок, – вздохнул Костя.
 – Ничего я не ребёнок! – возразила я.
 – Только ребёнку могла прийти в голову мысль втихаря съесть огромную шоколадину вместо обеда, – парировал он.
 Моя нога коварно высунулась из-под одеяла и лягнула Костю по ноге в отместку за нравоучения. Так ему, умнику.
 Он ловко схватил мою щиколотку и потянул на себя.
 – Ай! – завопила я.
 – Вставай, сладкоежка. Повезём тебя к врачу.
 – Не-е-ет! Отстань от меня! Я лучше дома! А-а-а!
 Вопли не помогли. Теперь буду знать, что Костя – безжалостный разрушитель чужого чувства собственного достоинства.
 Нет бы оставил меня в покое и топал себе на работу… Так он зачем-то поволок меня к другому такому лишённому сочувствия коз… Кхм, мужику.
 В поликлинике на моё красно лукошко пялились все от мала до велика. А я сгорала от стыда и представляла, как меня похищают люди в чёрном и продают в цирк уродцев.
 Что в это время делал Костя? Сидел с довольным видом, душегубец такой, уверенный, что всеобщее порицание научит меня уму-разуму. Ну я ему ещё покажу! Отыграюсь однажды, что сам он будет ходить красный, как рак.
 Аллерголог выписал мне мазь и капли и рекомендовал пару дней пересидеть дома, чтобы не пугать людей.
 Спасибо, блин. Они с Костей сговорились, что ли? Не видят разве, что я и так страдаю? Сами бы попробовали повторить мой подвиг.
 – Эх, придётся оставить тебя без конфет… – притворно тяжко вздохнул Костя, когда мы возвращались домой из поликлиники.
 – А не боишься, что я загрызу тебя со злости? – огрызнулась я. Ишь, добить меня решил! Изверг, как и его мама.
 – Ты определённо очень агрессивный хомячок, но я как-нибудь переживу. В крайнем случае спрячусь на работе.
 – Никакой я не хомячок! – надулась я.
 – Тогда суслик-сладкоежка, – предложил он новый вариант.
 – Да ну тебя!
 Как бы тяжело ни было это признавать, но из случая с лимоном и шоколадкой я вынесла несколько уроков. Первый: не все конкурсы и призы одинаково хороши. Второй: вкусняшки коварны, и надо знать меру. Третий: надо было поделиться с Костей, он бы всё равно много не съел. Ведь если я планирую завоевать его, мне придётся разделить с ним всю свою жизнь, а это много; и пора бы начать с малого.
 ***
 Как только я снова стала похожа на себя, в ход пошли новые приёмы по влюблению в меня Кости. Ибо бабы не дремлют, а моё восемнадцатилетие потихоньку приближается.
 Раз с сексуальным эротическим бельём у