Терри поглядел на него обиженно и недоуменно.
— Умыться? И испортить всю рекламу? Ведь они же наверняка будут нас снимать. Что это ты, Микси?
— А что такое реклама? — смиренно спросил Макс.
Обескураженный таким невежеством, слишком усталый, чтобы пускаться в объяснения столь метафизического понятия, Терри ограничился тем, что буркнул:
— Ну, ладно, пошли искать Флит-стрит.
По дороге мальчики раз десять присаживались отдохнуть. У какого-то фонтана они ополоснули стертые ноги. Но все же в девять часов вечера они поднялись по лестнице в редакцию лондонского отделения нью — йоркского «Подвига».
Приемная была загромождена газетами и рассыльным, который рявкнул:
— А ну, убирайтесь отсюда!
Но Терри уже опять стал Терри Тейтом.
— Сам убирайся! Мне нужно видеть шефа! — потребовал он.
— Что тут еще? — донеслось с порога внутренней двери, где возник сонный молодой человек без пиджака. Судя по голосу, он был американцем.
— Я Терри Тейт. А это король Словарии.
Сонный молодой человек энергично пробудился. Он ухватил Терри за плечо, вгляделся в него, посмотрел на Макса и возопил:
— Верно! А в «Пикардии» вы уже были?
— Нет. Мы не можем туда пойти такими неумытыми. Мы пришли прямо сюда. Мы убежали в пираты, а в Бэрмендси какой-то человек украл у нас все наши деньги, и мы бродили по городу весь день, а потом пришли сюда, потому что мой папа всегда читает «Подвиг» и… и мы очень хотим есть.
— Погодите! Ради бога! — Молодой человек швырнул полуфунтовую бумажку ошалевшему рассыльному. — Живо! Купи какой-нибудь жратвы. Бобов! Мороженого! Шампанского! Чего хочешь, только побыстрее! А вы, ребятки, валяйте сюда — то есть ваше величество и ты, Терри.
Он увлек их в свой кабинет, толкнул по направлению к ним два стула и принялся выкрикивать в телефон номер центрального трансатлантического телеграфа.
Три минуты спустя взъерошенный телеграфист уже швырял на стол заведующего отделом последних известий в нью-йоркской редакции «Подвига» следующее сообщение:
«Молния тейт король словарии явились лондонское отделение подвига сбежали пираты подробности следуют».
Шестнадцать минут спустя газетчики уже выбегали из типографии «Подвига», завывая: «Терри Тейт и король нашлись! Терри и король нашлись!»
А через полчаса после этого все подробности, включая интервью, «данное только нашему корреспонденту» Терри Тейтом и его королевским величеством королем Словарии, торопливо читали на различных языках потрясенные журналисты в Ратленде и в Роли, в Барселоне и в Будапеште, в Маниле и в Мадриде.
Тем временем два самых знаменитых в мире мальчика и почти самая знаменитая в истории собака уписывали ветчину, холодных цыплят и горячие лепешки с маслом, а совсем проснувшийся молодой человек звонил в отель «Пикардия» и просил соединить его с секретарем королевы Словарии.
В будуаре ее величества королевы Словарии можно было наблюдать картину, столь величественную, что она подошла бы даже для кино, и в то же время столь интимную, что она… что она подошла бы для кино.
На коленях ее величества сидел американский мальчуган, совсем недавно и весьма капитально отмытый, облаченный в пижаму и халатик, и безмятежно поглощал чрезвычайно негигиеничную и вкусную булочку с кремом. Возле этой мадонны с младенцем стоял, улыбаясь до ушей, второй маленький мальчик, также умытый до блеска, также в халатике, также набивающий рот сливочным кремом. Свободной рукой он гладил мохнатого пса — чистопородного маргетского водоплава, который от идиотического блаженства даже высунул язык.
Напротив сидела улыбающаяся Бесси и курила. А вокруг усердно сновал, ничего не делая, юный англичанин по фамилии Бандок, которому через два-три года предстояло стать личным камердинером Макса — после того, как он пройдет надлежащую школу в доме ближайшей подруги Сидонии герцогини Твикенгемской.
А теперь о величественной официальности, которой был обрамлен этот уют. Отчасти ее создавала вышеупомянутая герцогиня, созерцавшая эту семейную сцену. Она была высокая и седая; на ней был рыжевато-черный наряд, а ее могучий мозг, несомненно, был занят следующей глубокой мыслью: «Вот что получается, если обходиться со всеми этими словарцами, американцами и прочими уроженцами колоний, даже самыми высокопоставленными, как с людьми своего круга!»
Второй величественный штрих вносил князь Себенеко, премьер-министр Словарии.
Это был великан с черной бородой. Он протестовал:
— Государыня, я вполне понимаю, что принимать мадам Тейт и ее очаровательного сына для нас большая честь. Но ваши подданные, государыня! Их очень взволновало исчезновение его величества, и боюсь, не вызовет ли у них недовольства, если вы пригласите в нашу страну товарища его величества в этой идиот… в этом приключении. Как встревожен был я сам, вы можете заключить из того, что я решился воспользоваться аэропланом. И-и-и-и-и! Отвратительное изобретение! Мне было очень нехорошо!
В комнату, изгибаясь в поклонах, вошел тот самый помощник управляющего отелем, который подыскал для Бесси номер, и робко произнес:
— Вам каблограмма, мадам Тейт.
Бесси распечатала каблограмму. Она чуть-чуть улыбнулась и презрительно фыркнула.
— Себенеко! — сказала Сидония.
— Государыня?
— Вы дурак.
— Я?
— Вот именно… Бесси, друг мои, вы с Терри поселитесь в Словарии. Его будут учить наставники моего сына. Вы примете словарское подданство. Со временем он станет генералом. Мы дадим ему титул. Прекрасно! Чероз две недели мы отбываем в Цетокоскавар. Ты играешь f пикет, Бесси? Я очень люблю пикет.
— Большое спасибо, Сидония, — зевнув, ответила Бесси. — И мы с Терри будем рады навестить вас как — нибудь попозже. А теперь нам надо поторапливаться в Калифорнию. Эта каблограмма от Эйба Гренвилла, нашего директора. Ну, не пора ли нам всем на боковую?
У себя в номере она показала Терри каблограмму:
«Поздравляю неслыханная реклама предлагаю контракт четыреста тысяч годовых возвращайтесь живей начинаем крутить августейшего сорванца восемнадцатого
Эйб».
В голливудской студни кинокомпании «Юпитер — Трайомф-Тейт» шли съемки «Августейшего сорванца», которому предстояло стать первым в мире реалистическим и абсолютно достоверным фильмом, показывающим интимную жизнь царствующих особ.
Августейший сорванец Терри сидел на троне в глубине огромного зала, а перед ним, отдавая честь, выстроился гвардейский эскадрон.
Режиссер объяснял Терри содержание первого эпизода:
— Ты сидишь на троне в тронном зале, ясно? Премьер-министр стоит около тебя, ясно? Он комический персонаж, ясно? А это вот — гвардейцы в меховых шапках, и они отдают тебе честь. Тебе не нравится один из них, и ты говоришь: «Отрубить ему голову!»
— Ну да! Король не может приказать, чтобы человеку отрубили голову, — возразил Терри.
— Теренс Тейт, ну-ка заткнись и делай, что тебе сказано! — вмешалась Бесси. — Мы тут работаем, отдыха не знаем, чтобы дать тебе образование, и все как об стену горох!
— Будешь ты слушать? — прикрикнул режиссер на Терри, который грустно поглаживал широкую спину мохнатого пса. — Оденешься в нормальную королевскую форму: красные штаны с буфами, меховая куртка, и тебе дадут шпагу.
И благородный труд по созданию величайшего реалистического фильма продолжался своим чередом, а в семи тысячах миль от Голливуда в дворцовом саду сидел над латынью одинокий маленький мальчик и мечтал о том дне, когда им с Терри исполнится двадцать один год и они смогут избавиться от жуткой необходимости быть королями и знаменитостями.
В глубине павильона мистер Т. Бенескотен Тейт беседовал с почтительным статистом. На мистере Тейте были ярко-желтое пальто и ярко-розовый галстук, которые ему привезла из Лондона жена.
— Да-с, сэр! — разливался мистер Тейт. — Мы, конечно, не стали сообщать в газеты, как Терри на самом деле подружился со словарским королем. Ведь здесь-то у нас демократическая страна, Соединенные Штаты то есть, и гражданам может не понравиться, если они узнают, что такие их герои, как, скажем, Терри, запанибрата с разными там королями. А правда та, что никуда они с королем в лохмотьях не бегали. Правда та, что их познакомили в Лондоне по просьбе королевы Словарии: она смотрела все картины Терри, все до единой, и по десять раз! А потом ребятишек пригласил к себе в Сэндельгемский замок английский король Георг V. Вот, сэр, как оно было на самом-то деле.
А неподалеку в том же павильоне беседовали еще два статиста, и один из них втолковывал другому:
— Терри и король! Ты что, с луны свалился? Развесил уши, как дурак! Значит, ты так и поверил, будто мальчишка Тейт ходил у короля в приятелях? Эх ты! Вранье все это, чистейшей воды реклама! Уж я-то знаю! Уиггинс, пресс-агент, мне сам говорил. Только молчок — я ведь одному тебе, и чтоб дальше — никому! Терри и этот маленький король друг друга и в глаза не видели. А все снимки, где они вместе в лохмотьях, — сплошная подделка. Уиггинс ездил в Лондон и подыскал мальчишку, похожего на этого короля, да и снял его вместе с Терри.
