Пошли… Тяжело переступая гудящими с непривычки ногами. Кто-то самовольно снимал обувь и шел босиком. Ханин на них прикрикивал. Не хватало еще, чтобы они напоролись на стекла или что-нибудь ржавое. Курсанты тихо огрызались, мол, ноги стерлись в гадах. Мол, сам Ханин-то в хромовых ботинках. Ханин велел старшинам следить за подчиненными, а сам пошел во главу колонны, чтобы не видеть и не слышать все возрастающий ропот бойцов.
Вскоре показалась полоска дороги, ведущая на холм с разбросанными по нему домиками. Объявив курсантам, что в деревне будет большой привал и пища, Ханин приободрил их, и курсанты, даже самые измученные, замолчали. Стиснув зубы, они пошли быстрее в надежде на скорый отдых.
Деревня встретила походный строй курсантов полным молчанием пыльных окон и закрытых калиток. Ни лая собак, никакого другого движения. Правда, вездесущие крысы и мыши как-то уж очень подозрительно нагло перебегали перед строем.
Они почти прошли всю деревню, и Ханин уже собирался отдать приказ разойтись в поисках пищи, но слишком ужасная картина открылась ему, и он благоразумно остановил колонну. Сам же пошел дальше, приближаясь к чему-то уж очень невероятному и страшному. Чем ближе подходил Ханин к груде человеческих тел, тем сильнее рвотные позывы рвали его нутро. Запах. Самый непереносимый человеком запах. Мухи. Вечные спутницы тлена и разложения. Гниющие останки людей. Вся эта картина не могла не вызвать у Ханина чувство страха и отвращения. Испуганно оглядевшись на дома вокруг, он, стараясь не паниковать, пошел к переминающимся в испуге курсантам.
Держа голос, Ханин скомандовал:
– Взвод! Крууугом! Марш!
Повторять не пришлось. Вернулись на окраину деревни. Приказав обыскать ближайшие дома на предмет провизии, Ханин в то же время собрал вокруг себя курсантов, выглядевших покрепче иных.
Объяснив задачу, старший лейтенант с ужасом представил, что происходит в душе у этих вчерашних маменькиных сынков. Однако вопросов или возмущений он не встретил. Сделав себе из найденных в домах тряпок повязки, пропитав их слегка одеколоном, вооружившись лопатами и простынями для переноса тел, похоронная команда отправилась к трупам.
Братскую могилу закопали спустя полтора часа. Вырвало многих. Даже Ханин с трудом сдерживался. Почти у всех заболела до помрачения голова. И хотя все трупы были убраны, запах еще долго стоял над тем местом, где многим мальчикам впервые пришлось увидеть все безобразие смерти.
Ханин заставил себя съесть немного сваренной картошки и сел обдумывать дальнейшее положение. Осмотр деревни привел его к выводу, что она подверглась нападению вооруженных бандитов, которые, набрав провизии и, скорее всего, ограбив погибших местных жителей, ушли из нее или уехали. На другой стороне деревни на спуске с холма Ханин обнаружил не старые следы шин. И свежую могилу… Наверное, кого-то из бандитов все-таки подстрелили. А о том, что здесь была именно перестрелка, говорило многое: и выбоины на стенах, и разбитые окна, и найденные им гильзы от калаша, пистолета и охотничьих ружей. Только вот как далеко ушли бандиты? Может, Ханин сильно себя подставляет, оставаясь в деревне со взводом. Но выбора особого не было. Остаться придется. Отделение, отправленное назад и нагруженное так и не посеянной в этом году картошкой и соленьями, получило четкое приказание привести сюда остальную роту. А в ситуации, когда вокруг рыщут вооруженные бандиты, разделяться или оставлять связных в деревне – это более чем странно. Приняв решение оставаться в деревне, где есть остатки провианта, не вывезенного бандитами, Ханин тоже рисковал. Мало ли, если они ушли недалеко. Могут ли они вернуться?
Ханин назначил дежурных на дорогу, а остальным приказал расквартировываться по отделениям. Сам он остался у невероятно глубокого колодца, глядя вдаль на потемневший горизонт.
Почти ночью прибежали старшины всех трех отделений и доложили, что все отделения устроились, дневальные в домах назначены. Дозорные на дорогу будут разбужены в срок. Ханин назначил подъем на восемь. Это была, конечно, роскошь, но уставшие за переход курсанты должны были восстановить силы. Оставив рядом с собой командира второго отделения, Ханин отпустил остальных.
– Что твои говорят? – спросил он у комода.
Тот помялся и переспросил:
– Тащ командир, я не понимаю…
– Я спрашиваю, каково состояние твоих бойцов.
Комод посмотрел назад, будто мог увидеть свое отделение, а повернувшись, сказал:
– Устали. Все устали. Даже по вам, виноват, видно… Особенно сегодня после захоронения. И страшно. Никто не показывает, но многих просто трясет от страха.
– Как зовут?
– Полейщук.
– А имя?
– Александр.
– Саня, значит…
– Так точно.
– Чего они боятся?
– Да всего… И что бандиты могут всех перерезать, а у нас даже оружия нет. Да и куда идем – непонятно. Вон, трупы валяются… А дальше-то, наверное, еще хуже будет. Нет, чтобы, там, сбежать, как эти двое, никто, конечно, не говорит, но и дальше идти не хотят. Мало ли на кого напорются. Хочется уже к своим прибиться.
Ханин посмотрел на него, а потом снова устремил взгляд во тьму ночи.
– Ой, смотрите, тащ командир, вон туда.
Старший лейтенант посмотрел, куда показывал взволнованный курсант, и заметил чуть видимую в темноте искорку. Как ни приглядывался Ханин, не смог определить, что это такое и какое до него расстояние.
– Что это?
Ханин пожал плечами:
– Может, деревня. Может, еще что… Запомни направление. Завтра ты со своим отделением и со мной пойдете на разведку. Все ясно?
– Так точно.
– Все… Спать.
Курсант ушел, а Ханин еще постоял, послушав, как тихонько переговариваются часовые. Сделав им замечание, он направился в дом, где расположилось первое отделение.
Утро получилось слегка суматошное. Пока оголодавшие курсанты готовили и завтракали, Ханин умылся и почистил зубы найденной щеткой и почти высохшей пастой. Побрился. Посмотрев на себя в зеркало, он нашел, что достаточно сильно осунулся за последний месяц. Решив себя взбодрить, он разделся догола и вылил на себя полведра холодной колодезной воды, натасканной курсантами. Весь намылившись, он со скрежетом зубов и замиранием вдоха ополоснулся остатками из ведра. Долго растирался и, чертыхаясь, влез в грязную форму. Драные носки он надевать не стал, а просто выкинул их в траву рядом с забором, у которого ополаскивался. Зашел в дом и, собственно без стеснения обыскав шкафы, присвоил себе чистые носки и нижнее белье.
Появившись на завтраке курсантов во дворе соседнего дома, он застал взвод дико потрепанным и спустя несколько минут выяснил, что произошла банальная драка. Выделив четырех зачинщиков, сильно помятых, с разбитыми губами и видом несправедливо обиженных, он допросил их. Выяснилось, что кто-то из второго отделения, они так и не сказали кто, поутру стырил из запасов взвода три банки тушенки и тихо «заточил» их. Судя по тому, что четверо были достаточно сильно разгневанными и раздосадованными, Ханин решил, что драться этим четверым пришлось с целым отделением.
Не поясняя своих указаний, Ханин приказал этим четверым получить у комода провиант на двое суток, а им самим озаботиться поиском ножей в домах.
Даже не зная, что предположить, курсанты ушли выполнять приказ.
Сам Ханин успел и позавтракать, и покурить, прежде чем провинившиеся появились. Не соблюдая никаких условностей, один из курсантов спросил:
– Вы, что, нас изгнать хотите?
Ханин, ухмыльнувшись и потушив окурок, ответил:
– Нет.
– А тогда зачем же… – курсант осекся под взглядом старшего лейтенанта. – Виноват!
Ханин отвернулся от него и крикнул Полейщука. Комод второго отделения будто и не уходил никуда, появился сразу и доложил, что его отделение готово к выходу.
– Отставить. Они остаются здесь. А ты, Саня, берешь вот этих орлов, – Ханин указал на ничего не понимающих курсантов с поставленными у их ног сумками и пакетами, – и через полчаса на дозорном посту ждете меня. Да… и это… найди себе тесак какой. Мало ли, пригодится.
– Есть, – ответил Полейщук. Оглядев «комнатных орлов», он сказал: – Пошли, пацаны, на пост.
– А ножи? – услышал вопрос Ханин, уже отходя.
– Эх вы, господин старший лейтенант, все умные уже давно обзавелись.
Ханин, не оборачиваясь, только головой покачал. Он, значит, не умный. Будем исправляться.
Спустя минут пятнадцать он подошел к дозорным, возле которых уселись в теньке пятеро курсантов, и сказал:
– Старшим остался командир первого отделения. Он все знает, что надо делать. Если что, на доклад к нему. Все ясно?
– Так точно, – ответили дозорные и еще долго провожали взглядом удаляющуюся группу.
Ханин сделал привал спустя только два часа перехода. Изнуренные жарой курсанты нашли тень в сиреневых кустах на обочине и залегли там. Ханин тоже с удовольствием растянулся в теньке и стал слушать неторопливый разговор курсантов.
