А потом Бестужев понял, что значение его при дворе ничтожно, хотя почет велик, что делами заправляют новые люди и государыня слушает их, а не его, старого лиса… Он ушел в отставку и вскоре умер. От старости «бестужевские капли», увы, не помогают.
Жар последней любви: Иван Бецкой
Царедворец и просветитель
Весной 1776 года семнадцатилетняя Глафира Алымова с нетерпением ждала предложения руки и сердца от пылко влюбленного в нее обожателя, которому шел от роду… семьдесят первый год. Да, все было именно так! Казалось, богиня судьбы не поскупилась на хитрости и уловки, чтобы свести эти две столь разные человеческие жизни вместе, а затем устроить настоящую драму любви и ненависти, счастья и страданий…
Иван Иванович Бецкой занимал особое место при дворе Екатерины II. Слов нет, он был ловкий царедворец. Не каждый мог удержаться наверху после переворота, при смене власти. Бецкой, занимавший твердое положение при Петре III, сохранил его при Екатерине II и даже пользовался ее особым доверием. Одни полагали, что Бецкой сумел вовремя предать императора, другие видели в этом одну из дворцовых тайн. Они говорили, что Бецкой приближен к Екатерине потому, что он… ее настоящий отец. Все, мол, сходится: Бецкой в 1728 году находился в Германии и был особенно дружен с Ангальт-Цербстской принцессой Иоганной-Елизаветой, будущей матерью Екатерины. А дальше, мол, все понятно. Думаю, что это один из обычных слухов о происхождении сильных мира сего, вроде рассказов о том, что Суворов или Ломоносов — дети Петра Великого.
Правда лишь то, что Екатерина относилась к Бецкому по-родственному тепло. Он был ее советником во многих делах, долгие годы был ее личным чтецом и собеседником. Они даже ссорились, что мог позволить себе далеко не каждый подданный. И все же их объединяло родство особого характера — оба они, стоя крепко на русской почве, были «гражданами Республики Просвещения», жили в мире популярных тогда высоких идей и поэтому так хорошо понимали друг друга.
Новая порода людей
Что же это были за идеи? Бецкой и Екатерина обсуждали между собой, как усовершенствовать мир, как вывести новую «породу» русских людей, умных, честных, инициативных и в то же время законопослушных. Мысль о выведении новой людской породы в XVIII веке не казалась нелепой. Оба были убеждены, что ребенок — это глина, которая примет ту форму, которую придаст ей воспитатель, проникнутый такими идеями Просвещения, как свобода, равенство, ценность человеческой личности. Нужна только новая система образования и воспитания.
Бецкой, поддержанный Екатериной II, взялся за создание такой системы. В проекте Бецкого 1763 года «Генеральное учреждение о воспитании» сказано: «Единственное средство приравнять Россию к прочим просвещенным государствам Европы состоит в том, чтобы образовать в ней среднее, или третье, сословие, а для достижения сего единое токмо средство остается: произвести сперва посредством воспитания, так сказать, новую породу, или новых отцов и матерей, которые детям бы своим те же прямые воспитания правила в сердце вселить могли, какие получили они сами, и от них дети передали бы далее своим детям, и так, следуя из родов в роды, в будущие века. Великое сие намерение исполнить нет совсем иного способа, как завести воспитательные училища для обоего пола детей, которых принимать отнюдь не старее как на пятом и на шестом году». Обратим внимание на суть затеи — вначале воспитать родителей будущих новых людей! Как ни жаждали люди XVIII века перемен, но они не спешили, как мы.
Счастливый бастард
Первым делом, которое затеял Бецкой, было устройство в 1763 году Императорского воспитательного для приносимых детей дома. Само создание Воспитательного дома стало революцией по тем временам. Мы даже не можем представить себе, как была ужасна судьба незаконнорожденных детей, бастардов. Их душили при рождении, топили в нужниках, бросали в воду, оставляли на морозе. В русском языке у них было более чем выразительное название: «выблядки». Бецкой придумал так, что любой человек, а тем более несчастная мать бастарда, подойдя к Воспитательному дому, мог, сохранив свое инкогнито, просто положить кулек с малышом в наклонный лоток, и через несколько секунд сверток мягко соскальзывал вниз, в приемный покой, прямо на руки заботливой нянечки. Бецкой считал, что это и есть тот человеческий материал, из которого можно воспитать новую породу людей. Добавлю, что сам Бецкой на свои деньги содержал сначала десять, а потом восемьдесят мальчиков.
Скажем сразу, что трогательная забота Ивана Ивановича о несчастных детях объяснялась не только его добрым, сострадательным сердцем. Дело в том, что он сам был бастардом. Иван Бецкой родился в Стокгольме в 1704 году, как писали в прошлых веках, «под сению позора». Он был незаконнорожденным сыном генерала, князя Ивана Трубецкого, попавшего в шведский плен под Нарвой в 1700 году. Трубецкой долго жил в Стокгольме как почетный пленник. Там он завел роман с одной знатной шведкой, которая и родила ему сына. Трубецкой, проведший в плену восемнадцать лет, не только признал ребенка, но принял его и полюбил. Князь дал мальчику свою усеченную фамилию (Трубецкой — Бецкой) и возможность получить образование в Европе. Сначала юноша учился в Копенгагене, потом в других местах и с годами вырос образованнейшим человеком. Он был знаком с французскими энциклопедистами, вхож в парижские литературные салоны.
Талант, ум, образованность, вкус Ивана Бецкого оценили и в России. Долгие годы он ведал в Петербурге Канцелярией от строений. Именно он руководил строительством гранитных набережных Невы, именно он утвердил знаменитую решетку Летнего сада Юрия Фельтена. Словом, Бецкому повезло несказанно. Родившись бастардом, он стал крупным государственным деятелем, уважаемым человеком, и все — благодаря правильному образованию и воспитанию.
Девы Просвещения, или Просвещенные девы
Но все-таки особо гордился Бецкой созданным им в 1764 году учебным заведением для бедных дворянок — Воспитательным обществом благородных девиц (Смольным институтом), дававшим девушкам лучшее по тем временам образование. 5 мая 1764 года последовал указ о передаче Институту Воскресенского девичьего монастыря. Этот монастырь (более известный как Смольный) был основан императрицей Елизаветой Петровной в 1748 году. Петербургу повезло, что строил монастырь настоящий гений — Бартоломео Растрелли. В деньгах его не ограничивали, и он создал шедевр. Все специалисты восхищаются тем, как зодчий сумел объединить принципы итальянского барокко с началами русской монастырской архитектуры. К 1764 году монастырь должен был принять первых монахинь, но этого не произошло. В его жилые корпуса вселился Смольный институт. Эти корпуса опоясывали собор, в них-то и поселили первых воспитанниц и их воспитательниц. Подготовленный Бецким «Устав воспитания двухсот благородных девиц» предписывал брать в институт только дворянок, православных, независимо от их состояния. Причем, кто из них беден, а кто богат, знала только начальница института Софья де Лафон. Родители же давали письменное обязательство, что не возьмут дочерей из учреждения до достижения ими двенадцати лет и даже не будут их видеть.
Общество без особого понимания встретило начинание Бецкого и Екатерины. Какое у девки должно быть образование? Все это одно баловство. Мальчики и те воспитывались тогда кое-как, дома. Образ Митрофанушки из «Недоросля» Фонвизина с его «прилагательной» дверью потому-то и стал так популярен, что таких Митрофанушек в России было полно. А тут — образование для девиц. Зачем? Между тем в Смольном начиналась новая эпоха русской педагогики. На смену насилию, обычному для традиционной школы, пришли другие начала воспитания и обучения.
Бецкой считал, что воспитательнице надлежит «быть любимой и почитаемой всеми», иметь всегда хорошее настроение, передавать его ученицам, «а особливо молодым девицам, дабы сим способом отвращен был и самый вид всего того, что скукою, грустию или задумчивостию назваться может», «не поступать с ними суровым и неприятным образом». При этом наставнице надлежало не отягощать незрелый еще разум «излишними понятиями», не дозволять девицам читать вредных, развращающих их души книг, видеться и разговаривать со скверными, злыми людьми. Нужно всегда помнить поговорку: «Случай делает вора». А вообще, в деле образования следует руководствоваться такими началами: «старанием, искусством и трудами нечувствительно достигнуть» знаний, «приводить к учению, подобно как в приятное, украшенное цветами поле».
Можно было бы посмеяться над педагогическими принципами Бецкого, но лучше не будем этого делать. История нашего железного века показала, что по сравнению с предками из XVIII столетия мы не стали ни добрее, ни лучше, а даже наоборот — злее и хуже. В мемуарах о жизни Ленина в Смольном, который в 1917 году стал «штабом революции», говорится, что он с удивлением смотрел в окно на беззаботно играющих в саду девочек в одинаковых пальтецах. Это были последние смолянки. Так неожиданно встретились два мира: мир добра, который пытался строить на русской земле Бецкой, и мир насилия и зла, которой смог все разрушить до основания…
