– А ты у мамы остаться не хочешь?
– Вот еще!
– А почему? В Америке все-таки такие перспек-тивы...
– У нас тоже перспектив до фига!
– А парень у тебя есть?
– А у тебя есть?
– У меня есть!
– Познакомишь?
– Нет.
– Почему это? Боишься, что отобью?
– И не мечтай! Просто он живет в Канаде! – засмеялась она.
– А у меня нет постоянного... Вообще-то они все придурки.
– А со взрослыми не пробовала?
– Пробовала!
– И что?
– Тоже придурки, только старые!
– Ты с ними... делала секс?
Я заржала.
– У нас так не говорят: делала секс!
– А как?
– Ну или занималась любовью, или просто трахалась. Есть еще куча всяких синонимов, но ты не поймешь.
– Ну так ты с ними... трахалась?
– Конечно. Только не спрашивай, понравилось ли мне.
– Не понравилось, значит?
– Нет, – отрезала я.
– Это потому что без любви...
– Да ну, так моя Лёка могла бы рассуждать.
– Лёка?
– Бабка моя. Ах, любовь, ах, верность... Хренотень одна.
– Что? Слушай, давай по-английски, я что-то тебя плоховато понимаю.
– О'кей!
Леокадия Петровна
Мы провели чудесный день. Алина побыла с нами часа два, потом уехала, и мы вдвоем с Ариадной ездили обедать в итальянский ресторанчик, где порции были такие, что мы не могли съесть и половины. Оставшееся нам уложили в коробочки.
– Стаська вечером доест, – сказала Ариадна. – Или мы сами. А еще я вас обязательно свожу в «Тони Ромас», там порции вообще гигантские, но очень вкусно.
– Это что, мексиканский ресторан?
– Да нет, сугубо американский. Там подают ребрышки. Какие хочешь, свиные, говяжьи, телячьи, с каким угодно гарниром. Тебе должно понравиться, мамочка, ты же любишь косточки глодать. Господи, какое счастье, что ты приехала...
Стаська вернулась домой в начале двенадцатого, веселая, раскрасневшаяся, хорошенькая.
– Фу, устала! – Она плюхнулась на диван в гостиной, сбросила с ног туфли. – Сан-Франциско – охренеть можно! Такая красотища!
– У вас с Лёкой завтра экскурсия по Сан-Франциско! – как-то робко напомнила Ариадна.
– Без меня! Я завтра договорилась с ребятами... Мне абсолютно до фени всякая экскурсионная дребедень! Что мне интересно, я и так увижу, без всяких тоскливых лекций! Завтра в девять за мной заедет Симон. – И словно предотвращая вопросы, добавила: – Это Ниллин троюродный брат, классный парень.
– Стасенька, я вот тут купила тебе телефон...
– Мобильник? Кайф! Хотя вы небось надеетесь держать меня на коротком поводке? Фигушки!
– Сию минуту сядь нормально и сбавь тон! – прикрикнула я на нее. – Ты вздумала командовать тут? Носом еще не вышла!
– Лёка!
– Ничего не Лёка! Ты знаешь, я ненавижу хамство! Мама купила экскурсию на нас двоих...
– Я ее не просила. Вам что, обязательно нужно, чтобы я помирала с тоски? Посмотрите налево – там один козел построил то-то, посмотрите направо, там дом одной знаменитой козы... Очень интересно! И у меня день пропадет, и тебе, Лёка, я весь кайф сломаю. Оно вам надо? Ну все, я спать пошла.
– Стасенька, а ты есть не хочешь?
– Не-а! Мы ужинали в «Тони Ромасе». Я наелась до потери пульса! Кстати, советую сходить, вкуснотища!
И она побежала вверх по лестнице, оставив туфли посреди гостиной.
– Мама, что это? Она всегда такая? – испуганным шепотом спросила Ариадна.
– Да нет, только в последнее время. Но знаешь, в чем-то она права. Пусть не едет завтра с нами. Что называется, себе дороже. А ты про этого Симона что-то знаешь? Он не наркоман?
– Нет, он приличный парень из приличной семьи, учится в Принстоне. Господи, мамочка, какой я груз на тебя взвалила... Когда я уезжала, она была такая милая...
– Ребенку нужна мать, и никакая бабушка ее не заменит, особенно учитывая, что мать жива... Скажи мне, почему ты ни разу не приехала? Как я поняла, ты за эти годы повидала мир...
Она вспыхнула, потом побелела, губы задрожали.
– Я не могла... я боялась...
– Чего ты боялась?
– Что меня не выпустят обратно... Что ты мне не позволишь... Я не знаю, мама, прости меня, пожалуйста, прости! Мне все казалось, что в Москву я еще успею... Да ты вспомни, из какой Москвы я уезжала... Грязь, пустые полки, крысы по помойкам и подъездам... А ГУМ? А «Детский мир»? Как вспомню эти очереди, и толкучку вокруг... Ужас! А тут я попала в другое измерение.
– И тебе сразу отшибло мозги, да?
– Знаешь, наверное, да... Я просто без ужаса не могла подумать о возвращении... Думаешь, я не понимаю, как виновата перед вами? Но Бог меня уже наказал... И очень жестоко... Гарик был моей последней надеждой, а теперь все...
– Да что за чушь, почему все? Тебе только тридцать семь...
– Но я невезучая... Мне с мужчинами не везет... Тебе вот повезло с папой, а мне такой не встретился.
– Да, мне с папой повезло, хотя и я на многое закрывала глаза.
– Думаешь, я не была готова на многое закрыть глаза? Но он просто испарился, исчез из моей жизни, так что...
– Ничего, Адя, будет и на твоей улице праздник. А что касается экскурсии, то я поеду одна, ничего страшного.
– Мама, но ведь если пойти у нее на поводу завтра...
– Я просто не хочу, чтобы она испортила настроение себе и нам всем. Пусть веселится, ей предстоит трудное время: окончание школы, экзамены в институт, пусть отдыхает на всю катушку.
– Ну раз ты так считаешь, мамочка, пусть, – с огромным облегчением сказала моя дочь.
Утром я встала очень рано. Кажется, сегодня будет хороший день. Я вышла на задний дворик, именуемый здесь бэк-ярдом, и села на пластиковое кресло. За сетчатым забором простирались зеленые холмы Калифорнии. Какой дивный свежий воздух, хотя и холодно пока. Я вернулась в дом, взяла плед, укуталась в него и снова села. Как в раю. Тишина, мирный пейзаж, корова пасется на склоне холма, черная кошка сиганула мимо, а за ней огромный рыжий котище. У нас мартовские кошачьи игры, а здесь, видимо, февральские. Хорошо. Может быть, все правильно? Может быть, мы все трое в результате поймем друг друга? Это будет нелегко. Ариадна раздражает меня, раздражает и Стаську. Похоже, в создавшейся ситуации ее больше всего волнует несостоявшаяся свадьба... Наверное, ее можно понять: уязвленное самолюбие одно из самых непереносимых чувств...
– Лёка, ты в своем уме? Такая холодрыга, а ты тут сидишь! Простудишься.
– Не простужусь. Слушай, Стаська, скажи мне пожалуйста...
– Что тебе сказать, Лёкочка? – Она обняла меня, прижалась сзади, чмокнула в шею.
– У тебя совсем нет сердца?
– Совсем. Для нее – совсем!
– Но ее же можно только пожалеть...
– Ну, будь она старая, немощная, я бы ее пожалела, а так...
– И еще... Помнишь, когда ты не порвала приглашение...
– Ну?
– Кто его тогда привез?
