Вдвойне?
Не получится – нет, ничего не выходит, никаких шансов, черт возьми…
Если не случится бум. Если не случится бум!
Данросс почувствовал, как сердце забилось сильнее.
– Если случится бум… Господи, Филлип, мы сможем!
– Да-да, согласен, Гонконг для этого созрел. Ах да. – Глаза Филлипа сверкнули, и пальцы забарабанили по столу. – Сколько акций, тайбань?
– Каждый пе…
Данросса перебила взволнованная Диана:
– Филлип, на прошлой неделе мой астролог сказал, что этот месяц будет очень важным для нас! Бум! Вот что он, вероятно, имел в виду.
– Верно, помню, как ты говорила об этом, Диана. О-хо-хо! Сколько акций, тайбань? – снова переспросил он.
– Каждый пенни, черт побери! Бум этот будет у нас громадный. Но до пятницы – только для членов семьи. До пятницы исключительно так. А после торгов в пятницу я проговорюсь о сделке с Бартлеттом…
– И-и-и, – выдохнула Диана.
– Да. В выходные я буду говорить: «Никаких комментариев», а ты, Филлип, постарайся, чтобы тебя нельзя было поймать, – и к утру понедельника все будут рваться в бой. Я по-прежнему буду говорить: «Никаких комментариев», но в понедельник мы уже будем покупать открыто. После окончания торгов в понедельник я объявлю, что вся сделка подтверждается. И тогда, во вторник…
– Начнется бум!
– Да.
– О, счастливый день, – восторженно прохрипела Диана. – И каждая ама, коридорный, кули, бизнесмен решит, что с его джоссом все замечательно, и все достанут свои сбережения, и все это будет вложено, и все акции взлетят. Какая жалость, что завтра не выйдет редакторская колонка… а еще лучше, комментарий астролога в одной из газет… скажем, Столетнего Фэна… или… – От возбуждения глаза у нее чуть не сошлись к переносице. – Как насчет того астролога, Филлип?
Он обалдело уставился на нее:
– Старого Слепца Дуна?
– А почему бы и нет? Немного сян ю ему на лапу… или пообещать несколько акций любой компании на выбор. Хейя?
– Ну, я…
– Предоставь это мне. Старый Слепец Дун кое-чем мне обязан: я присылала ему достаточно клиентов! Да. И он не будет далек от истины, когда провозгласит небесные знамения, предвещающие величайший бум в истории Гонконга, верно?
Глава 9
17:25
Отрегулировав фокусное расстояние, доктор Мэн, полицейский патологоанатом, стал рассматривать в микроскоп часть отрезанной от уха плоти. Брайан Квок нетерпеливо наблюдал за ним – маленьким незаметным педантичным кантонцем в очках с толстыми стеклами, которые он сдвинул себе на лоб. Когда доктор через некоторое время поднял голову, очки сами собой упали ему на переносицу.
– Ну что ж, Брайан, его могли отрезать у живого человека, а не с трупа… возможно. Возможно, в течение последних восьми-десяти часов. Кровоподтеки, вот здесь, сзади, – взгляни! – доктор Мэн деликатно указал на пятна сзади и сверху, – определенно свидетельствуют, что на тот момент человек был жив.
– Что за кровоподтеки, доктор Мэн? Чем они вызваны? Порезом?
– Их могло вызвать лицо, крепко державшее объект, – осторожно проговорил доктор Мэн, – когда объект удаляли.
– Чем удаляли: ножом, бритвой, складным ножом или китайским тесаком – кухонным ножом?
– Острым инструментом.
Брайан Квок вздохнул:
– От этого человек мог умереть? От шока? Человек вроде Джона Чэня?
Доктор сплел пальцы:
– Возможно, да. А возможно, и нет. Есть ли основания полагать, что у него слабое сердце?
– Его отец утверждает, что нет, а с домашним врачом я еще не говорил – этот тип в отпуске, но Джон никогда не обнаруживал признаков нездоровья.
– Такое телесное повреждение, скорее всего, не должно привести к смерти здорового человека, но неделю-другую он может чувствовать себя скверно. – Доктор просиял. – Крайне скверно.
– Господи! – не выдержал Брайан. – Неужели ты не можешь сказать ничего существенного?
– Я судебный патологоанатом, Брайан, а не провидец.
– Можешь сказать, это ухо евразийца или чистокровного китайца?
– Не могу. Судить об этом по данному образцу почти невозможно. Но, вне всякого сомнения, это не англосакс, не индиец и не представитель негроидной расы. – Доктор Мэн снял очки и, близоруко щурясь, уставился на рослого суперинтендента. – Это, по всей видимости, поднимет хорошенькую волну в Доме Чэнь, хейя?
– Да. И в Благородном Доме тоже. – Брайан Квок на мгновение задумался. – Как ты считаешь, можно ли сказать, что этот Вервольф, этот маньяк – китаец?
– Судя по почерку, это может быть человек цивилизованный, да. Впрочем, подобное мог сделать и гуй-лао с претензией на то, что он человек цивилизованный. Но если он или она – человек цивилизованный, это совсем не значит, что совершивший злодеяние и написавший письмо – одно и то же лицо.
– Это я знаю. Какие шансы за то, что Джон Чэнь мертв?
– Исходя из телесных повреждений?
– Исходя из того, что этот Вервольф, а скорее, Вервольфы прислали ухо, даже не начав переговоров.
Маленький человечек холодно усмехнулся:
– Ты имеешь в виду «убей одного, чтобы устрашить десять тысяч» старика Сунь-цзы? Не знаю. На таких неопределенностях я предположений не строю. Я оцениваю шансы, только когда дело касается лошадей, Брайан, или фондового рынка. Как насчет Голден Леди Джона Чэня в субботу?
– У нее шансы очень высоки. Это точно. А также у Ноубл Стар «Струанз», Пайлот Фиша Горнта, а еще больше – у Баттерскотч Лэсс Ричарда Квана. Могу поспорить, она будет фаворитом. Но Голден Леди – настоящий ходок. Ставки на нее начнутся от трех к одному. Она – лошадь резвая, фляер,[74] и грунт как раз для нее. Если будет сухо. На мокром грунте от нее толку не жди.
– А что-нибудь указывает на дождь?
– Дождь возможен. Говорят, идет шторм. Даже если чуть прибьет пыль, разница будет огромная.
– Значит, пусть лучше до воскресенья дождя не будет, хейя?
– В этом месяце вообще не ожидается дождей, если только нам сильно не повезет.
– Ну что ж, будет дождь так будет, нет так нет, ничего страшного! Скоро зима, и тогда мы хоть на время избавимся от этой проклятой влажности. – Доктор Мэн взглянул на настенные часы. Они показывали 17:35. – Может, по маленькой и по домам?
– Нет, спасибо. У меня еще дела. Так не хочется, черт возьми, этим заниматься.
– Завтра посмотрим. Может, эксперты подскажут что-нибудь интересное относительно бумаги, или ткани, в которую это было завернуто, или еще чего. Может, на след наведут отпечатки пальцев, – добавил доктор.
– Трудно сказать. Вся эта операция дурно пахнет. Действительно очень дурно.
Доктор Мэн кивнул, и его голос утратил мягкость.
– Дурно пахнет все, что имеет отношение к Благородному Дому и их марионетке – дому Чэнь. Так ведь?
Брайан Квок переключился на сей яп, один из основных диалектов провинции Гуандун, на котором говорили многие в Гонконге:
– Э, Брат, не хочешь ли ты сказать, что дурно пахнут все капиталистические прихвостни, а главные из них – Благородный Дом и дом Чэнь – полны дерьма? – подтрунивал он.
– А-а, Брат, разве у тебя в мозгу еще глубоко не отложилось, что ветры перемен дуют во всем мире? И Китай под бессмертным руководством председателя Мао и его идей является…
– Оставь эти агитки при себе, – холодно сказал Брайан Квок, вновь переходя на английский. – Большинство идей Мао взято из произведений Сунь-цзы, Конфуция, Маркса, Лао-цзы и других. Я знаю, что он – поэт,[75] великий поэт, но он захватил Китай, и там сейчас нет свободы. Никакой.
– Свободы? – с вызовом повторил маленький человечек. – Что такое свобода на несколько лет, когда под руководством председателя Мао Китай снова стал Китаем и опять занял то место в мире, которое принадлежит ему по праву. Теперь Китая боятся все паршивые капиталисты! И даже ревизионистская Россия!
