Сельскохозяйственным работникам платят от шести или семи рё в год до тридцати рё, кроме этого, их кормят и одевают конечно же не изысканно, но вполне достойно. Рис, который они выращивают своими руками, для них почти роскошь: просо – вот их основной продукт питания. В выходные и праздники они получают кушанья из ячменя или гречки. Там, где произрастает шелковица и выращивают шелковичных червей, работник получает самую высокую плату.
Урожай риса на хорошей земле в двенадцать с половиной раз больше, а на обычной земле всего в шесть-семь раз. Стоимость обычной пахотной земли вполовину меньше, чем земли, пригодной для выращивания риса, которую нельзя купить дешевле, чем за 40 рё за тан, составляющий 1800 квадратных футов. Холмистая земля или земля под лесом опять же дешевле, чем пахотная земля, но вишневые сады и рощи павлоний стоят от 50 до 60 рё за тан.
Относительно наказания распятием на кресте, посредством которого был умерщвлен Согоро, то к такому наказанию преступников прибегают в следующих случаях: отцеубийство (в том числе убийство или избиение родителей, дядьев, теток, старших братьев, хозяев или учителей), чеканка фальшивых денег и пересечение границ территории сёгуната без особого на то разрешения. Преступника поднимают на установленный вертикально шест с двумя горизонтальными перекладинами, к которым веревками привязываются руки и ноги. Затем его пронзают копьями люди, принадлежащие к сословию эта́, или сословию парий. Я один раз проходил мимо места казни в окрестностях Эдо, когда к кресту прикрепляли тело. Умерший убил своего хозяина и, будучи приговоренным к распятию на кресте, умер в тюрьме до того, как приговор привели в исполнение. Соответственно, его поместили в положении на корточках в огромный необожженный глиняный кувшин, хорошенько засыпали солью и герметично запечатали. В день годовщины совершения преступления кувшин был доставлен на место казни и разбит, а тело вынули и привязали к кресту, перерезав связки в коленях и локтях, чтобы можно было распрямить окоченевшие и сморщенные конечности. Затем тело пронзили копьями и оставили на всеобщее обозрение на протяжении трех дней. Разрытая могила, сложенная кучкой земля которой, казалось, почти полностью состоит из останков мертвецов, поджидала обесчещенный труп, вокруг которого несколько эта́, опустившихся и отверженных людей, устанавливали ограду, куря свои трубки у скудного угольного обогревателя и обмениваясь непристойными шутками. Это было отвратительное и страшное предупреждение для того, кто соизволил бы считать это уроком для себя, но проходящие по большой дороге обращали мало или вовсе не обращали внимания на это зрелище, а стайка круглолицых счастливых детишек играла в каких-то десяти ярдах от мертвого тела, будто рядом не было ничего странного и ужасного.
ПРИВИДЕНИЕ ЗАМКА САКУРА[78]
Как верно суждение, высказанное Конфуцием, что щедрость правителей отражается на их стране, в то время как их несправедливость вызывает подстрекательство к мятежу и беспорядки!
В провинции Симоса, в деревушке Сома, Хотта Кага-но Ками был господином замка Сакура и главой семейства, в котором из поколения в поколение рождались знаменитые воины. Когда Кага-но Ками, который служил в городзю, кабинете министров сёгуна, умер в замке Сакура, его старший сын Коцукэ-но Сукэ Масанобу унаследовал его поместья и почести и тоже был назначен заседать в городзю, но он отличался от своих предшественников.
Он обращался с крестьянами и арендаторами несправедливо, облагая дополнительными тяжелыми налогами, так что арендаторы в его поместьях были доведены до последней степени нищеты, и, хотя год за годом, месяц за месяцем молили о сострадании и протестовали против такой несправедливости, на них не обращали внимания, и люди в селениях впали в крайнюю нужду. Поэтому старосты нануси ста тридцати шести селений, производящие общий годовой доход в 40 тысяч коку риса, собрались на совет и единодушно решили послать правительству петицию, скрепленную своими печатями ханко, констатирующую, что на их неоднократные протесты местные власти никак не отреагировали. Затем они собрались большой толпой перед домом одного из советников своего господина по имени Икэура Кацуэ, чтобы ему первому показать петицию, но даже тогда на них не обратили ника кого внимания. Поэтому они возвратились домой и приняли решение, посовещавшись все вместе, дойти до ясики — дворца своего господина в Эдо, на седьмой день десятой луны. Единодушно было решено, что сто сорок три сельских старосты должны пойти в Эдо. Тогда нануси селения Ивахаси, некий Согоро, мужчина сорока восьми лет, уважаемый за свои способности и рассудительность, управляющий районом, который производил тысячу коку (риса), выступил вперед и сказал:
– Это не легкое дело, господа хорошие. Конечно же очень важно переслать нашу жалобу в ясики нашего господина в Эдо, но как это сделать? У вас уже имеется план?
– Это действительно важное дело, – вторили ему другие, но больше им нечего было сказать.
Тогда Согоро продолжал:
– Мы обращались к официальным властям нашей провинции, но безрезультатно. Мы подавали петицию советникам правителя провинции, и также тщетно. Я знаю, все, что нам остается, – выложить свое дело перед ясики нашего господина в Эдо. Но если мы пойдем туда, столь же вероятно, что нас никто не выслушает, а бросят в тюрьму. Если на нас не обращают никакого внимания здесь, в нашей родной провинции, разве чиновникам в Эдо есть до нас дело? Мы могли бы подать нашу петицию в паланкин одного из членов городзю, так как наш господин – член городзю, прямо на улице. Но даже в этом случае ни один из его коллег не станет разбираться, что правильно, а что нет в нашей жалобе, из страха нанести ему обиду, а человек, который подаст нашу петицию таким отчаянным образом, лишится жизни ради бесполезного дела. Если вы приняли твердое решение и полны решимости во что бы то ни стало отправиться в Эдо, тогда конечно же идите и надолго распрощайтесь со своими родителями, детьми, женами и родственниками. Таково мое мнение.
Все остальные согласились с тем, что сказал Согоро, и сошлись на том, что независимо от последствий пойдут в Эдо. Собраться решили в селении Фунабаси на тринадцатый день одиннадцатой луны.
В назначенный день все сельские чиновники собрались в условленном месте, – не было только одного Согоро, старосты селения Ивахаси. И когда на следующий день Согоро так и не появился, они делегировали одного своего коллегу по имени Рокуробэй узнать тому причину. Рокуробэй добрался до дома Согоро ближе к четвертому часу пополудни и нашел его спокойно греющимся у своей угольной жаровни – хибати, словно ничего не произошло. Посланец, видя это, сказал довольно раздраженно:
– Все деревенские старосты собрались в Фунабаси, как и договаривались, и, так как вы, господин Согоро, не пришли, мне пришлось отправиться, чтобы осведомиться, что помешало вам, болезнь или еще какая-то причина.
– В самом деле, – отвечал Согоро, – мне жаль, что я доставил вам столько беспокойства. Я намеревался отправиться в путь вчера, но у меня случился приступ колики, что нередко со мной бывает, и, как вы можете видеть, я сейчас лечусь, поэтому еще пару дней не смогу выйти из дома. Прошу, будьте так добры осведомить об этом остальных.
Рокуробэй возвратился в селение Фунабаси и передал остальным о происшедшем. Все они были возмущены и сочли трусливым дезертиром человека, столь красноречиво разглагольствовавшего прежде, но решили, что поведение одного человека не должно повлиять на остальных. К тому же, как им казалось, дело предстояло несложное, поэтому все единодушно решили отправиться и подать свою петицию. Добравшись до Эдо, они обосновались в районе Бакуротё. И хотя пытались подать свою жалобу различным служащим своего господина, ни один их не послушал, все двери закрывались у них перед носом, и им пришлось вернуться на постоялый двор удрученными и разочарованными.
На следующий день – а это было на 18-й день той же луны – все собрались вместе на улице чайных домов перед святилищем Каннон Сама[79] и, посовещавшись, решили, что, так как они не могут найти удачного средства для достижения своей цели, снова пошлют за Согоро, чтобы тот придумал какой-нибудь план. Поэтому на 19-й день Рокуробэй и некий Дзюэмон отправились в селение Ивахаси в полдень и добрались туда тем же вечером.
И вот деревенский староста Согоро, который решил, что подать петицию будет делом нелегким, позвал свою жену, детей и родственников и обратился к ним с такими словами:
– Я собираюсь предпринять поход в Эдо по следующим причинам: наш теперешний владелец земли увеличил земельный налог, а также налог на рис и другие подати более чем в десять раз, так что перо и бумага не в состоянии передать то состояние нищеты, до которой доведены люди, а крестьяне испытывают адские муки на земле. Видя это, старосты различных деревень составили петицию, но результат их предприятия сомнителен. Поэтому я искренне желаю придумать какое-нибудь средство избавления от этих жестоких гонений. Если мой честолюбивый план не возымеет успеха, то я больше не вернусь домой, и, даже если я достигну своей цели, трудно сказать, как ко мне отнесутся власть имущие. Давайте выпьем вместе по чарке вина, ведь может так случиться, что вы больше меня не увидите. Я отдаю свою жизнь, чтобы ослабить страдания людей этой усадьбы. Если я умру, не плачьте над моей судьбой, не скорбите обо мне.
