– Пальто же на вас, – сказал полицейский.
– Это не мое.
– Значит, краденое? Следуйте за мной.
Государство предложило Йере своеобразную помощь. Его отвели в полицейский участок, и он предстал перед суровыми глазами комиссара. Йере охватила тоска по Лидии. Только жена могла вытащить мужа из рук полиции, поскольку его слова еще не были занесены в протокол допроса. У Йере была причина опасаться официальных властей. Хотя комиссар при его появлении и начал насвистывать, это вовсе не означало, что он настроен добродушно. Комиссар переговорил с полицейским, а затем задал Йере целую кучу вопросов: имя, фамилия, место рождения, пол, гражданское состояние, адрес…
Йере робко отвечал. Казалось, перед ним сидит само государство. Материалов для обвинения более чем достаточно. А главное – как это угораздило вас нарушить закон под самое Рождество? Неужели не понимаете, что я отец семейства и у меня полно других дел?
Допрос начался нежданно-негаданно.
– Сколько было денег?
– Немногим более четырех тысяч марок.
– Больше четырех тысяч. Какими купюрами?
– Две по тысяче, а остальные… более мелкие…
– Вы помните номера купюр?
– Нет.
– Плохо дело. Это затрудняет следствие. Кстати, где вы получили такую большую сумму?
Йере замолчал и в смущении стал рассматривать казенный письменный стол, совершенно не осознавая, что молчание вовсе не золото, если государство уже давно отказалось от золотого стандарта.
– Не можете ответить? Где вы получили деньги?
– От невесты.
– А она откуда их взяла?
– У нее были… Она вернулась из Америки…
– В каком штате, в каком населенном пункте и когда?
– Не знаю.
– Ну, а кто же ей дал деньги? Отвечайте!
– Князь, наверное…
– Какой князь?
– Я его не знаю.
– Отвечайте прямо, кто такой князь. Он преступник?
– Я не знаю…
– Значит, отказываетесь отвечать. Но вы еще у меня признаетесь.
Крепкая рука написала государственным пером на казенной бумаге несколько строчек. Нажим продолжился:
– Когда вы обнаружили пропажу денег?
– Тогда, когда отдал их ему…
– Отдали? Только что вы утверждали, что их у вас украли. Следовательно, вы дали ложные показания, за что закон наказывает. Послушайте-ка, дорогой господин, вас когда-нибудь подвергали тестированию, я имею в виду ваш разум?
Йере вспомнил психотехнический экзамен директора Сувисумпело, во время которого он оказался разумнее среднего индивидуума, и ответил:
– Один раз.
– Что один раз?
– Тестировали.
– Это меня не волнует. Кстати, вас обыскивали?
– Нет.
– Вот как! Тогда изучим содержимое ваших карманов сейчас. Руки вверх! Стоять на месте. – Комиссар вышел из-за стола, приблизился к Йере и начал шарить по карманам поэта. В кармане пальто был обнаружен ключ.
– Что это за ключ?
– Не знаю.
– Следовательно, поддельный?
– Но он же принадлежит Хайстиле.
– И в вашем кармане?
– Это пальто Хайстилы.
– Лжете!
Когда рука обыскивающего забралась во внутренний карман пиджака Йере, тот начал брыкаться, отскочил от полицейского и взвизгнул.
– Не мешайте исполнению служебного долга! – прорычал следователь.
– Нет, нет… Но мне щекотно…
– Мошенник! Вас надо заковать в кандалы.
Йере больше не чувствовал щекотки, а лишь лихорадочный озноб. Когда комиссар не нашел ни огнестрельного оружия, ни кастета, ни перочинного ножа и политических листовок, он оставил поэта в покое и вернулся на свое безопасное место за столом. И тут же огорошил Йере вопросом:
– Сейчас признаетесь?
– Да, – чистосердечно ответил Йере и почувствовал, что постепенно хмель полностью покинул его.
– Наконец-то! Почему не признались сразу? Только мое время попусту потратили. Ну-с, друг мой, скажите, куда спрятали деньги?
– Что спрятал? – переспросил с глупым видом Йере. – Я не понимаю.
– Куда спрятали украденные вами деньги?
– Я украл?
– Вы же только что признались.
– Ничего я не признавал.
– Раньше в тюрьме сидели?
– Нет еще.
– Ну а сейчас вас посадят. Понимаете? Со мной шутки плохи. Вы путаетесь в показаниях. На вас украденное пальто, в кармане которого поддельный ключ. Вы стащили четыре тысячи марок и в дополнение ко всему клевещете на другого человека. Знаете, сколько за это полагается?
– Мне или Хайстиле?
– Молчать!
Комиссар начал терять терпение. Такого закоснелого типа он прежде не встречал, разве что в американских кинофильмах.
– Ну, а теперь признаетесь? – неожиданно снова спросил он.
– Ни в чем я не признаюсь, – с горечью произнес Йере.
– Вот как? Посмотрим.
Все мучительно пугливое существо поэта затрепетало. Внезапно он решился признаться во всем, что он совершил и даже не совершал.
– Господин комиссар, я признаюсь во всем. Спрашивайте!
– Сейчас вы лжете. Такой внезапный поворот – это чистой воды спектакль и введение следствия в заблуждение.
– Я говорю правду.
– Хорошо. Начнем сначала. С какой целью ваша невеста дала вам столько денег? Вы их вымогали у нее?
– Я должен был произвести закупки.
– Что вы должны были купить? Признавайтесь честно, это может послужить смягчающим обстоятельством в суде.
– Чайные ложки, ткань для пижамы, подвязки для чулок, галстук, миску…
– Не так быстро, – прервал Йере комиссар, поскольку не успевал за ним записывать. – Итак, галстук, подвязки для чулок, миску, полотенца… Что еще?
– Бокалы для вина… и крахмал…
– Для чего?
– Крахмал?
– Нет, бокалы для вина.
– Я не знаю…
– Значит, опять что-то скрываете. Скажите прямо, занимаетесь ли подпольной продажей, или бокалы предназначены для семейного употребления?
– Да, – почти шепотом ответил Йере.
Йере бросил безнадежный взгляд на портрет президента, усы которого, напоминавшие беличьи хвосты, оказались над головой комиссара, писавшего закорючки букв.
– Для чего вам крахмал? – спросил тот.
– Для воротничков рубашек.
– Для чего?
– Чтобы они становились твердыми.
Комиссар записывал и одновременно повторял вслух: «Задержанный ответил, что они твердеют…»
Полицейский перечитал написанное и продолжал:
– Ткань для пижамы, кухонные полотенца и миску… Чайные ложки? Ну, они всегда нужны… Подвязки для чулок!.. Галстук. Галстук для кого?
– Лично для меня, – сознался Йере.
– Какого цвета?
– Красный.
– Красный. Вы сказали «красный»?
– Вишневого цвета, – поправился Йере.
– Это не меняет дела. Неужели вам неизвестно, что в Финляндии нельзя носить красный галстук? Значит, вы социалист?
– Нет, я просто писатель.
– Невежа! Я имел в виду социалистического писателя, который носит красные галстуки и настраивает народ против законного правительства. Вам известно, что вы получите за это? Тюрьму! Узаконенный цвет галстука синий или черный, а еще лучше темно-синий.
– Да, но Лидия сказала, что к моему лицу подошел бы лучше всего красный. Не является ли он к тому же цветом надежды?
– Разве в этой стране Лидия определяет цвета, – пробурчал комиссар, погрозил кулаком Йере и стал писать: «Задержанный не отрицал, что он социалист, сказав при этом, что красный галстук – это знак сопротивления общественному мнению, поскольку якобы красный – это цвет надежды и символ революции, и все-таки восхищение им задержанный выражал без глубокого понимания…» Вечное перо власти остановилось передохнуть.
– Не желаете ли честно добавить что-нибудь? – спросил комиссар, с некоторым отвращением взирая на Йере.
Йере пожелал. Он попросил коротко упомянуть в протоколе о цвете Лидиных подвязок для чулок, но комиссар не посчитал это смягчающим обстоятельством, поскольку женские подвязки предназначены исключительно для мужчины и не могут возбуждать настроение народных масс. Комиссар утешил Йере сообщением, что Лидия, пожалуй, тоже будет подвергнута допросу.
– Я могу идти? – спросил Йере после того, как подписал двенадцатистраничный протокол допроса.
Комиссар шумно вдохнул в себя воздух и ответил:
– Только завтра. Вы пили спиртное, и мой долг предложить вам сегодня ночлег у нас.
– Я же не пьян, – защищался Йере.
– А вот это определяю я. На вас такое скверное пальто, что вас даже за одно это следует посадить в камеру. Протокол будет направлен в Центральное управление сыскной полиции, которая произведет необходимые дополнительные допросы и раскроет ваши политические убеждения. Мое дело только расследовать остальные ваши преступления. Повестку получите в свое время.
Комиссар вызвал полицейского, который препроводил Йере на рождественскую ночевку в казенном доме.
Наступило утро сочельника, и в сердца людей вошло благоговение. Йере провел веселую ночь, ибо вечером у него появился компаньон – в камеру привели печального молодого человека, который назвался Антеро Кому, по профессии позолотчик и меланхолик по характеру.
