Мать городов русских откровенно разочаровала. Оказалось, что в начале девятнадцатого века это был совсем небольшой провинциальный городок на двадцать тысяч населения. Не сильно больше какого-нибудь Смоленска и уж точно меньше, например, Вильны или даже Воронежа. Прогулялся по Андреевскому спуску. Даже лежащий достаточно плотно снег не мог скрыть убогость застройки. А еще оказалось, что в эти времена Андреевский был местной улицей красных фонарей, на которой располагались городские бордели. И только церковь, построенная за полвека до того архитектором Растрелли, выглядела так же хорошо, как и в будущем.
После обязательных в таких случаях «протокольных» приемов и торжественного бала в губернаторском дворце, как же наследник престола далеко не часто заезжает в столь далекую провинцию, а также короткого отдыха, все же перемещаться по дорогам девятнадцатого века — это то еще удовольствие, пятнадцатого числа мы были готовы к последнему рывку на юг. Но неожиданно вмешалась погода. Ударил мороз, задул ветер, повалил снег и три дня подряд пришлось безвылазно сидеть на чемоданах в Киеве ожидая милости от небесной канцелярии.
— Я на раз попробую, — я разложил карты по мастям и прикинул свои возможности. — Говорят не спокойно в Сербии. Не слишком братья-славяне в восторге от прихода новой власти.
— Я пас, — Юсупов будучи натурой деятельной от вынужденного простоя страдал не меньше моего. При этом никаких сентиментальных чувств к городу молодой князь не испытывал, отчего нахождение тут было для него настоящей мукой. — Не удивительно, австрияки не турки, быстро введут свои порядки и заставят православных братьев ходить по струнке.
— Играйте, ваше высочество, — кивнул Пален и перевернул прикуп. Там оказались десятка и дама. — Ну как, удачно?
Научить своих попутчиков играть в преферанс оказалось проще простого. Благо подобного рода карточные игры в эти времена уже были известны и более того — весьма популярны.
— Семь трефей, — понадеявшись на то что третья дама не сыграет, сделал я заказ. Плюс в червях у меня был туз и король с малкой, был шанс в случае чего достать козырь.
— Вист, — после короткого раздумья откликнулся Юсупов.
— Ну и я вист, — поддержал Пален. Петр Алексеевич при всей моей антипатии, нужно признать, был человеком старой закалки и отдавать свои висты другому не любил. — Я слышу в ваших словах одобрение, князь. Это так или мне показалось?
— Не показалось, — Юсупов был в своем репертуаре — говорил, что думал, — османы поразительно неэффективно используют те ресурсы, которые достались им от предков. Австрияки тут дадут им сто очков форы.
— Так что же тут хорошего, князь, — не понял Пален.
— Непосредственно для России — наверное ничего, — Юсупов пожал плечами. — Однако я на этот вопрос смотрю несколько отстраненно. С точки зрения помещика и обладателя немалых капиталов. Думаю, нам во многом стоило бы взять с них пример.
— Кхм… — Только и смог крякнуть на это дипломат. Россия традиционно считалась — во всяком случае себя сама так позиционировала — защитницей славянского и православного населения и такой утилитарный, лишенный иллюзий подход был для наших вельмож крайне непривычен. — Николай Павлович, что там по пуле? Мы закрылись?
— Да, шестьдесят два очка, — я быстро пересчитал свои семь взяток, взял карандаш и внес результаты раздачи в таблицу.
— Ну и ладно, господа, — Юсупов встал с кресла, — завтра скажете мне результаты, а то я уже совсем засыпаю. Спокойной ночи.
Естественно в карты мы играли на деньги, по-другому тут просто непринято. Впрочем, ставка была небольшой — рубль/вист — и в худшем случае проиграть можно было рублей триста, не больше. Две годовых зарплаты питерского подсобного рабочего и совершеннейшие копейки для людей высшего общества.
— Вот такая вот дипломатия, — вздохнул Пален, глядя вслед уходящему князю. С ним сложно было не согласиться.
Глава 16
В Варну мы прибыли только восьмого марта. До празднования международного женского дня тут пока еще никто не додумался, поэтому этот весенний день в сущности ничем не отличался от любого другого. Городок представлял собой редкостную дыру, набитую русскими войсками буквально до отказа. Своего населения тут было в лучшем случае тысяч десять, — в основном крымские татары, уехавшие сюда после присоединения полуострова к России — и конкретно сейчас оно за счет «туристов» увеличилось как бы не вчетверо. Естественно это не добавляло Варне красоты удобства и чистоты. Лишь только наличие рядом моря кое-как сглаживало негативное впечатление. Что ни говори, а Черное море гораздо приятнее чем Балтийское. Даже в марте.
Поселили нас в доме богатого греческого торговца Маноласа, который от такой чести — впрочем заплаченное золото тоже явно имело своей вес — поначалу жутко смущался, а потом немного освоился и сам начал задирать нос. Было от чего, в конце концов, не каждый день у тебя останавливается наследник Российской империи со свитой.
Кроме вместительного и светлого дома грек мог похвастаться большим выводком дочерей, над которыми купец трясся как над самой главной в жизни ценностью. Как я понял, сына ему боги не дали, и теперь Манолас разрывался между желанием максимально оберегать девочек от всего на свете и выдать их удачно замуж. Переживать ему, надо признать, было за что: не знаю, что уж там намешалось в их крови, но дочери у грека получились все как на подбор миловидные и фигуристые.
— Итак, Николай Павлович, — утром 13 марта за завтраком Пален решил еще раз проговорить основные наши переговорные позиции. Вообще-то предполагалось, что вести непосредственные переговоры будет сам дипломат, однако и мне не хотелось присутствовать на мероприятии бессловесным болванчиком, о чем я сразу ему и сообщил. — Давайте еще раз пробежимся по тем позициям, которые для нас принципиальны.
На столе, застеленном белоснежной накрахмаленной до хруста скатертью был подан традиционный, достаточно нехитрый завтрак. Хлеб, масло, сыр, яйца, свежая зелень. Ну и местное легкое белое вино, которое тут пили почти как воду.
— Крепости на восточном берегу Черного моря, — я пожал плечами, — но тут и обсуждать, мне кажется, нечего, с ними и раньше у турок не было сухопутной связи, а уж теперь-то.
Мимо прошла одна из дочерей Маноласа держа в руках кувшин с вином и достаточно соблазнительно покачивая своими округлостями. Заметив мой взгляд, она только поощрительно улыбнулась и жестами предложила налить содержимого своей тары. Отказаться я естественно не смог.
— Ваше высочество! — Окликнул меня Пален, которому по возрасту женские прелести были уже малоинтересны. — Кроме этого признание наших завоеваний на Кавказе, отказ от претензий на Черкессию и подтверждение автономии дунайских княжеств.
— Зачем?
— Что зачем? — Петр Алексеевич, сбитый с толку моим вопросом застыл, не донеся до рта кусочек сыра.
— Зачем нам признание Османами наших завоеваний? На что это вообще повлияет? Какое нам дело до Дунайских княжеств, автономия которых в любом случае — полнейшая фикция. Почему бы не забрать что-то более существенное.
— Например?
— Например Варну, — я сделал круговое движение пальцем имея в виду местность, где мы сейчас находились. — Карс. Контрибуцию в конце концов наложить посолиднее. Хотя бы, чтобы затраты на войну отбить.
Надо сказать, что ко всем этим братушкам и прочим единоверцам у меня не было пиетета совершенно. Все следующие две сотни лет Россия только и делала, что спасала их задницы, в ответ получая только бесконечные плевки в лицо. На самом деле сложно даже вспомнить хоть один момент, когда помощь балканским славянам в итоге принесла нашей стране хоть какую-то пользу. А вот наоборот… Перечислять замучаешься, причем если участие той же Болгарии в обеих мировых войнах на стороне противников России было историей и мною воспринималось без особых эмоций, то вот поведение греков в двадцатых годах двадцать первого века можно было просто относить в палату мер и весов.
Сначала эллины выступали такими себе ястребами, поплевывая в Россию, а потом, когда их в 27 году прижали турки и начали нещадно бомбить, то единоверцы почему-то бросились не к союзникам по НАТО — те, нагруженные своими проблемами по самую пробку предпочли небольшой войны на юго-востоке Европы просто не заметить — а именно к русским. Как же эллины удивились, когда Москва не только предложила грекам разгребать свое дерьмо самостоятельно, но еще и продала туркам — те уже лет как десять пытались разжиться самолетами в США, но американцы усиленно своих союзников динамили — три десятка новеньких «Сушек».
В итоге
