Японские власти не помогали российской эмиграции, но и не препятствовали ее деятельности, поскольку русское присутствие в Стране восходящего солнца им не мешало. К японцам эмигранты обращались только в крайнем случае, в основном за получением разрешений, справок и пр. Иногда приходилось сталкиваться и в исключительных обстоятельствах, когда русские привлекались к суду в качестве свидетелей или ответчиков. Население Японии в общей массе также сохраняло равнодушие по отношению к эмигрантам, хотя встречались и такие, кто продолжал враждебно относиться к русским. Больше симпатий они находили у других иностранцев, которые старались держаться вместе.
Почти все русские, не менее 90 процентов, занимались в Японии торговлей вразнос, продавая в основном сукно, одежду или скобяной товар. В это время японцы как раз заинтересовались европейской одеждой, отдавая ей предпочтение перед национальной, поэтому торговля тканями и готовыми изделиями давала неплохой доход. Появился даже особый термин «отрезчики», т. е. торговцы вразнос тканями, «отрезами», которые можно использовать для пошива европейской или японской одежды.
Говорят, что начало торговле вразнос положили татары. Потом этим занялись сибиряки, а следом потянулись русские из Маньчжурии. Сложив купленные в кредит материалы в тюк или чемодан, смотря по количеству, они колесили изо дня в день по городам и селам, предлагая свой товар. В основном они посещали учреждения, фабрики или заводы. Некоторые торговцы со временем обзавелись постоянными клиентами и по много лет объезжали на велосипеде конторы, банки, где их хорошо знали. Время от времени они приезжают за товаром в Токио или Осака, где у них сложились прочные торговые связи. Выходных у разносчиков не было, прервать торговлю могли только непогода и праздники — как японские, так и русские. Обязательно отмечались Рождество и Пасха. Тогда русские в основном приезжали в Токио или Кобе, где имелись сравнительно большие общины. Как писали очевидцы, «отрезчики» отлично знали, куда пойти и к кому обратиться: то в деревне намечалось какое-нибудь событие, то корейцам, занятым на земляных работах по постройке железной дороги, требовалась рабочая одежда. Труд разносчика был очень тяжелым, особенно в летнюю жару, когда нужно было на велосипеде под палящим солнцем и при повышенной влажности преодолевать многие километры. Среди «отрезчиков» была популярна песня с такими словами:
Нихон куни — Сима-зимаОт Хоккайдо до Цусима…И аруйта сотни миль,Мы прошли, глотая пыль.[6]
Смысл ясен даже без перевода незнакомых слов: глотая пыль, торговцам приходится проходить по Японии сотни миль… Требовалось обладать и соответствующим характером, чтобы преодолеть сомнения покупателя, убедить его в необходимости покупки. С недостаточным знанием языка сделать это было не так-то просто. Отчасти, правда, помогала европейская внешность, вызывавшая немалый интерес японцев и внушавшая доверие.
Японские торговцы с уважением относились к нелегкому труду русских «отрезчиков», уважали их за удачу и находчивость. Стоит только удивляться, как русские могли договариваться с простыми японцами. «Забавно видеть, — писала сан-францисская «Новая заря», — как в маленьком японском театре, где показывается современная японская комедия, русский отрезчик выводится на сцене для придания «местного колорита». Сюжет пьески сводится к злоключениям на железнодорожной станции какой-нибудь старозаветской старушки, которая никак не может попасть «в темп современной жизни», т. е. попросту говоря, на поезд. И вот для придания правдивости сцене, в число людей, характерных для маленькой захолустной японской железнодорожной станции, показан бородатый человек в рубахе и в высоких сапогах, с тюком товара и железным «аршином».
Поначалу дело было очень выгодным, и многие сумели хорошо обосноваться на этом рынке услуг. Особый успех сопутствовал тому, кто находил возможность открыть лавку, в которой продавцом выступала жена или мать. Со временем русских значительно потеснили китайцы и японцы, которые были менее требовательны и могли значительно сбить цену. С другой стороны, в городах, а потом и в японском захолустье стали появляться магазины, имевшие такой же ассортимент, как и у разносчиков. Работали русские эмигранты и в общественном питании, в частности, занимались изготовлением и продажей хлеба и булочек.
Попасть на работу в японские государственные учреждения русским было практически невозможно: там предпочитали нанимать соотечественников. К тому же японский язык подавляющего большинства эмигрантов оставлял желать лучшего. Чтобы устроиться в частные предприятия, тоже требовалось знание английского или японского языков, а также хорошая рекомендация. При этом предпочтение отдавали тем, кто имел технические специальности. Больше успехов на этом поприще добивались русские женщины, которые устраивались стенографистками или секретарями. Работали они и кельнершами, продавщицами, шляпными мастерицами и пр. В зажиточные японские семьи охотно брали русских гувернанток: было престижно иметь европейку на этой должности. Платили же русским значительно меньше, чем японцам, занимавшим такие же должности. Некоторых принимали на работу в учебные заведения учителями русского языка, но таких было немного. Большого интереса к России японцы не проявляли, а если он и был, то не шел ни в какое сравнение с трудностями изучения русского языка. Его преподавали в основном в военных учебных заведениях.
Большие проблемы испытывали русские эмигранты с воспитанием детей. Поскольку взрослым приходилось работать в поте лица, дети большей частью были предоставлены сами себе. В некоторых семьях просили присмотреть за детьми знакомых, но зачастую они становились настоящими беспризорными. Русских школ почти не существовало, к тому же эмигранты предпочитали отдавать детей в иностранные школы, где те могли выучить иностранные языки. Особенно это касалось девочек. Русские мечтали о том, чтобы их дочери, получив соответствующее образование, вышли замуж за иностранцев.
С появлением на Японских островах большого числа русских новую силу обрело православие, получившее к этому времени полное признание в Японии. Православные храмы имелись в Нагасаки, Хакодате, Осаке, Кобе и других местах, но служба в них велась в основном на японском языке. Хор также состоял из японцев. Иногда находился энтузиаст, чтобы организовать службу на церковнославянском языке, но это случалось крайне редко.
Несмотря на все проблемы, часть русских постепенно обустраивалась в Японии. Быт их во многом соответствовал японскому образу жизни. Подавляющее большинство эмигрантов жили в японских домах, но предпочитали обставлять их по-русски: кровать, стол со стульями, икона в углу. Они ели тот же рис с рыбой и свежими или маринованными овощами. Так как им приходилось часто быть в разъездах, то на ночлег они оставались в японских гостиницах-рёканах или в онсенах.
Русские на своем празднике в Токио. Из архива А. Долговой (Токио)
Русские изъездили всю Японию и Тайвань. Они были истинными знатоками географии и культуры Японии и знали такие мелочи, о которых не подозревали и сами японцы. К сожалению, в среде эмигрантов так и не нашлось энтузиаста, чтобы описать все увиденное и пережитое.
В июле — августе торговля в Японии останавливалась из-за жары. Тогда русские предпочитали, как они говорили, разъезжаться по дачам, в основном перебираясь поближе к морю. Здесь можно было найти сравнительно дешевую квартиру, даже дешевле, чем в городе.
Единственным развлечением русских были фильмы из Европы или Америки. Благодаря им они более или менее изучили английский язык. Самым популярным журналом русского зарубежья в Азии был харбинский «Рубеж». На его страницах регулярно появлялись материалы о жизни русских общин в Японии, сопровождаемые множеством иллюстраций. В журнале содержалось много публикаций и общего характера, рассказывающих о японских новостях и традициях.
Большой урон русским общинам нанесло землетрясение 1923 г. Оно не только погубило большое число эмигрантов, но и нарушило связи между родственниками. С другой стороны, стихийное бедствие подтолкнуло многих к возвращению на родину, чему способствовали и японские власти. Впрочем, настроение у всех русских было выжидательным. Большинство продолжали мечтать о скором возвращении на родину, но с каждым годом надежды оставалось все меньше.
…Одним из самых известных японоведов русского зарубежья был Михаил Петрович Григорьев. Он жил в Токио, где с 1921 по 1930 г. преподавал русский язык в академии Генерального штаба, также с 1928 г. был сотрудником правления компании «Кита Карафуто». Он был женат на японке и имел двух дочерей. В Токио Григорьев выступил редактором-составителем сборника «На Востоке», издание которого осуществил Кружок русских эмигрантов в Японии. Он поместил в этой книге и несколько собственных работ. Помимо Григорьева в сборнике были опубликованы работы Н. Амурского, П. П. Петрова, Г. И. Черткова, В. П. Бубновой, А. А. Вановского и др. Заслугой членов Кружка были и первые переводы на русский язык произведений японских авторов, как поэтов, так и прозаиков (А. Рюноскэ и др.). Не избежала разногласий и эта группа, из-за чего в кружке наступил раскол, и сборник больше не выходил.
