Эту формулу можно повернуть и иначе: российские дела – это исключительно дела самой России, посторонних просят не беспокоиться55. Иностранцев скупо благодарят за помощь в 1990-е годы и вежливо рекомендуют больше не вмешиваться: Россия, говорят им, встала на ноги, в состоянии разобраться со своими проблемами самостоятельно. Хорошо известна аллергия президента Путина на критику из-за рубежа его политики в Чечне. Начиная с 2002 г. российские власти побуждают западные организации свертывать программы развития демократии в России. Добровольцам «Корпуса мира» было предложено завершить свою миссию; представитель профсоюзного объединения АФТ-КПП, работавшая с российским профсоюзом угольщиков, не смогла вернуться в страну; в 2004 г. появились проблемы у Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) и Британского совета. Еще до «оранжевой революции» на Украине Кремль взял курс на свертывание деятельности иностранных фондов, занимающихся активной социальной и политико-просветительской деятельностью56.
В отличие от официального национализма (патриотизма) национализм социальных низов, люмпенизированных слоев общества отличает жгучая ненависть к «инородцам». В 1990-е годы в российском обществе дали ростки семена фашизма, расизма, шовинизма, распространились многочисленные фобии57.
Итак, в начале XXI в. перед вышедшей из имперского состояния Россией встала задача построения национального государства. Для того чтобы решить эту задачу, необходимо формирование полиэтничной, но единой российской нации. Единство этой нации, в свою очередь, будет основываться не на «дружбе народов», а на развитом гражданском обществе и функционирующих институтах современной государственности.
Интересы нации и внешняя политика
Советская внешняя политика формировалась под воздействием идеологических мифов, практических интересов государства и имперских амбиций правителей. Мессианизм, писал Александр Яковлев, сочетался в ней с жестким прагматизмом58. Андрей Грачев говорил о двух внешнеполитических ипостасях СССР – МИДе и Международном отделе ЦК59. Как бы то ни было, однако вплоть до 1991 г. не только внешняя политика, но и все внешние сношения страны были делом государства. Внешняя торговля была монополизирована государством в апреле 1918 г. Так называемые общественные организации, составлявшие по Конституции 1977 г. «политическую систему СССР», функционировали под жестким контролем КПСС – «руководящей и направляющей силы общества», «ядра его политической системы». Это «чуткое руководство» распространялось и на миротворческую (а по сути – на всю) деятельность Русской православной церкви.
Внутри советской системы, разумеется, существовали различные корпоративные интересы. Но, во-первых, после сталинской унификации они были приведены к общему знаменателю, а во-вторых, существовал непререкаемый системный арбитр – ЦК КПСС и партийные комитеты нижестоящих уровней. Интересы столпов советской системы – собственно партийной верхушки, хозяйственных руководителей, командования вооруженных сил, руководства органов безопасности – согласовывались в рамках единой «корпорации КПСС» и реализовывались в соответствии с принципами партийной дисциплины. Внутренние конфликты, когда они случались, обычно разрешались в недрах системы, не выходя на поверхность60. К внешнему миру был неизменно обращен плоский и непроницаемый, как Кремлевская стена, фасад высшей власти.
МИД в этой системе – по традиции, заложенной еще при Ленине, – был одним из наиболее «партийных», «идеологически выдержанных» и при этом одним из наиболее профессионально компетентных министерств. Непосредственно общаясь с «представителями чуждых классов и идеологий», его сотрудники были обязаны не только реализовывать государственные интересы, но и являться при этом «бойцами идеологического фронта».
Перестройка и гласность положили конец монополии КПСС на власть и, соответственно, на международные контакты. Уже с 1986–1987 гг. несходство интересов различных социальных групп вышло на поверхность, а КПСС утратила функцию медиатора. После этого уход КПСС и крах системы оставались лишь вопросом времени. Пока внешний мир, восхищаясь Горбачевым и культивируя его, следил за противостоянием горбачевских реформаторов и партийных консерваторов, внутри гибнувшей системы вызревали силы, способные опрокинуть и тех и других.
Эти силы стали выходить на Запад напрямую. Ельцин, еще будучи председателем Верховного Совета РСФСР, пытался установить личные контакты с президентом США и главами правительств стран Западной Европы. Он предложил собственный многовариантный план урегулирования территориального спора с Японией. От имени РСФСР Ельцин подписывал договоры с другими союзными республиками, также провозгласившими свой суверенитет, в том числе с Украиной, Казахстаном, республиками Прибалтики. Экономисты-реформаторы, добивавшиеся «согласия на шанс», также действовали самостоятельно. Тем не менее вплоть до осени 1991 г. США, а вслед за ними остальной западный мир продолжали делать основную ставку на Горбачева.
Недолгий период двоевластия Союза и России (1990–1991 гг.) сменился своеобразным двоевластием внутри выделившейся из СССР Российской Федерации, где президент Ельцин был вынужден делить власть с Верховным Советом (1991–1993 гг.). В руках президента, однако, была реальная власть, в том числе контроль над силовыми ведомствами, финансовой системой и официальными внешними сношениями. После 1993 г. Запад сделал на Ельцина еще большую ставку, чем ранее на Горбачева. Ельцин как политическая субстанция оказался фактически тождественным экономической реформе, политической демократизации, сближению с Западом и т. п.
Хотя ельцинская Россия и не являлась демократией, она была довольно плюралистична. В начале 1990-х годов стали говорить о «многоподъездной дипломатии». Политолог Вячеслав Никонов ввел в оборот образ многобашенного Кремля. Роли «башен» играли: Ельцин и его ближайшее окружение («семья»), реформаторы (в том, что касалось финансов и экономики), армия и спецслужбы. Кроме того, определенные – и не только пропагандистские – возможности имелись у политической оппозиции в парламенте, у нарождавшегося бизнес-сообщества, у региональных элит.
Ельцин вершил (или думал, что вершил) фактически «монаршую» внешнюю политику. Международные отношения представлялись ему в виде личных связей: с другом (в прежние, досоветские времена сказали бы – братом) Биллом (Клинтоном), другими друзьями – Гельмутом (Колем), Жаком (Шираком), Рю (Рютаро Хасимото), Цзян Цзэминем. Из этих пар отношений «сцепка» Билл – Борис была не только самой важной. Она фактически обеспечивала стабилизирующую «привязку» российской внешней политики к политике США и Запада в целом в период чрезвычайной неопределенности внутри России и в международных отношениях. Несмотря на державную риторику, Москва была вынуждена приспосабливаться к новой международной ситуации. Привилегированные отношения «в верхах» выполняли функцию анестезии в этом болезненном процессе.
Окружение Ельцина, будучи чрезвычайно влиятельным, в основном сосредотачивалось на продвижении личных, как правило, финансовых и прочих деловых интересов. Эти интересы были связаны с теми или иными кругами и деловыми партнерами на Западе, а также с Западом как местом размещения средств, покупки недвижимости и т. п.
Экономическое крыло правительства России действовало в тесном контакте с Агентством международного развития США, МВФ, Всемирным банком, другими международными финансовыми институтами. Иностранные советники присутствовали и активно работали во всех экономических ведомствах. Российская экономика и финансы стали беспрецедентно прозрачными. Цели правительственных реформаторов и их западных советников совпадали в стремлении как можно скорее превратить Россию госплановскую в Россию рыночную.
Премьер-министры ельцинских правительств играли более или менее активную роль во внешней политике, но любые намеки на самостоятельность вели их к неминуемой отставке. Увольнение Черномырдина в 1998 г. было в немалой степени спровоцировано созданным у Ельцина впечатлением, что премьер в контактах с американским вице-президентом Гором повел себя как будущий президент России.
Силовое крыло правительства (министры обороны, иностранных дел, секретари Совета безопасности и другие высшие чиновники этого блока) оказывало существенное влияние на политику в пределах своей компетенции. Политически лояльные Ельцину, они получали взамен возможность реализовывать корпоративные и личные интересы на своих участках. Часто упоминавшаяся угроза военного переворота была на деле химерической. Армия в целом оставалась управляемой. Вывод войск из Германии завершился с опережением графика, их вывод из стран Балтии уложился в сроки, хотя и не без проблем. Военное руководство согласилось с Договором по обычным вооруженным силам в Европе (при условии его адаптации) и с Договором по сокращению наступательных вооружений (СНВ-2). В то же время Кремль по существу закрыл глаза на вмешательство военных в грузино-абхазский конфликт на стороне абхазов. Знаменитый рейд 200 десантников из Боснии в Косово в июне 1999 г. произошел хотя и с санкции Ельцина, но без ведома правительства и даже министра обороны61.
