испуганно вороны. Зубр отошел на несколько шагов назад, чтобы возобновить нападение.
— Дикая сила, — сказал уважительно Артур Иванович. Он был здесь самый маленький, даже ниже и легче Клавочки, но единственный не отпрянул назад, когда зубр штурмовал бревенчатую преграду.
— Клава, ты готова?
— Готова.
— Смотри, осторожнее, — сказал Василий. Он был серьезен.
Что-то будет, понял Стендаль.
Клава подошла к изгороди, оперлась рукой о бревно и легко перелетела в загон.
— Стойте! — вырвалось у Стендаля.
Но никто не поддержал его.
Зубр медленно повел головой в сторону Клавы, пытаясь уразуметь своим маленьким мозгом, кто посмел нарушить его уединение.
— Ты, Миша, не беспокойся, мы не изверги, — улыбнулся Терентий. — Мы Клаву любим.
— Обратите внимание, пресса, — сказал Артур Иванович. — Это зрелище, простите за беспокойство, достойно внимания.
Клава спокойно ждала, пока зубр приблизится к ней. А тот сначала отступил для разгона и начал рыть снег копытом.
И вдруг с глухим ревом бросился на Клаву.
Та стояла прямо, дубленка распахнулась, шапочка чуть сбилась набок.
«Беги», — беззвучно шептал Стендаль.
Но Клавочка и не думала бежать. Она дотронулась кончиками пальцев до рогов несущегося Вельзевула, и все дальнейшее произошло так быстро, что Стендалю захотелось закричать, как при наблюдении хоккейного матча по телевизору: «Еще раз покажите! В замедленном темпе!»
Потому что Клава, взявшись за рога зубра, не только остановила эту махину, но и умудрилась неуловимым движением повалить зубра в снег.
И когда Стендаль опомнился, Клава уже стояла над тушей и придерживала ладошкой голову своего противника.
— Отпустить? — крикнула Клава.
— Отпусти, чего животное унижать, — откликнулся Артур Иванович. — И сюда беги, а то спохватится.
— Я быстро. — Клава отпустила зубра и легко побежала к изгороди. Зубр и не думал подниматься, он лежал, моргал глазками и переживал. Словно бандит, которому дал достойный отпор маленький ребенок.
Клавдия уже стояла рядом с мужчинами.
— И что ты думаешь, Миша, по этому поводу? — спросил Терентий.
— Ничего не думаю, — сознался Миша. — Она что, какое-то место знает, чтобы его выключить?
Клава весело засмеялась. Она приблизилась к журналисту, дотронулась тонкими пальчиками до его груди, и в тот же момент Стендаль понял, что поднимается в воздух. Земля находилась где-то далеко внизу и при том была наклонена. Там же, внизу, всей семьей стояли Зайки и, задрав головы, улыбались. А Клава держала Стендаля над головой на одной руке, и это не составляло для нее никаких трудностей, потому что она при этом спросила гостя:
— А скажите, Миша, это правда, что в гуслярском универмаге японские складные зонтики давали?
— Простите, я не в курсе, — откликнулся сверху Стендаль, хотя положение, в котором он находился, не склоняло к беседе о японских зонтиках.
— Отпусти его, Клава, — сказал Артур Иванович. — Он уже убедился. А то наука превращается в дешевые шутки.
Клава осторожно поставила Стендаля на снег.
— Пошли домой, — сказала она. — Надо мне отдохнуть.
Зубр медленно поднимался на ноги, отворачиваясь от унизивших его людей.
— Клава, иди вперед с Васей, — сказал Артур Иванович. — Ты помнишь, где глюкоза лежит?
— Сейчас, одну секундочку, — ответила молодая женщина, — надо еще одно дело сделать, а то все руки не доходят.
Она свернула с дороги к вылезающему из чащи клыкастому пню в три обхвата.
— Осторожно, шубку не замарай, — предупредил ее Артур Иванович.
Клава легонько пошатала пень, как хирург пробует больной зуб, прежде чем взяться за него щипцами. Пень громко заскрипел.
— Ты его туда, в сторону положи, — сказал Василий. — Я его потом распилю.
Клава рванула пень, оглушительно взвыли рвущиеся корни, и откатила громаду, куда велел Василий.
— А теперь пошли, — сказала она, запахивая дубленку.
Василий с Клавой покинули гостя. Остальные вернулись в горницу к камину.
— Как тебе, Миша, достижения Клавы? — спросил Терентий.
— Я с нетерпением жду объяснений! — ответил Стендаль, прихлебывая из кружки квас, чтобы остудить свои чувства.
— Проще простого, — сказал Терентий. — Надо только задуматься. А мы, Зайки, очень даже любим задумываться.
Артур Иванович согласно кивнул.
— Вот ты задумывался, по какому принципу работают мышцы?
— Ну, сокращаются. И расслабляются…
— Это не принцип, — вздохнул Терентий. — А принцип у них, как у любого двигателя, — сжигают топливо, выделяют энергию, совершают работу.
— Ну, разумеется, — согласился Миша.
— То-то, что не разумеется. Вот ты можешь, например, поднять двадцать килограммов.
— Больше, — утвердительно возразил Миша.
— А спортсмен может сто или даже двести. Для этого он такую массу мускулов на себе наращивает — смотреть страшно. И все, чтобы жалкие двести килограммов поднять. Очень неразумно мы устроены.
— Здесь, Тереша, прости за вмешательство, ты неправ, — блеснул голубыми глазами Артур Иванович. — Устроены мы разумно, только ограничитель стоит на нашей машине. Чтобы топлива на подольше хватило. Умный человек пятьдесят килограммов на спину взвалит и весь день топает. А топливо в мышцах себе горит, идет гликолиз, хранится актомиозин. Подробностей тебе говорить не будем, все равно, прости за недоверие, не поймешь.
— Не пойму, — покорно согласился Стендаль.
— А если нам нужно все топливо сразу истратить, костер зажечь? Ведь мышцы на это способны. Их волокна такой крепости и эластичности, что ты, Стендаль, прости, не представляешь. Может, помнишь, в школе опыты делали: лягушачью лапку электротоком раздразни, она целую гирю поднимет. Так вот, представь себе, что мы ограничитель сняли, подбросили в мышцу креатинфосфат. И пускай все топливо в мышцах сгорит за десять минут, зато результат достойный.
— А потом что? — спросил Стендаль. — Ведь природа жестоко наказывает тех, кто пренебрегает ее законами.
— Смотри, как правильно рассуждает! — обрадовался Терентий.
— А ты не злоупотребляй, — сказал Артур Иванович. — Сделал свое дело, сразу в постельку, прими компенсацию и следуй режиму. Что же это за изобретение, если во вред человеку? И пока мы не изобретем способа быстро в человеке потерянную энергию восстанавливать, мы наше средство в народ не пустим, не опасайся.
— А когда опыты закончите? — спросил Стендаль деловито. Ему уже виделась статья, которая прославит его в журналистском мире.
— Не спеши. Может, еще год работать будем. А то получится опасное для окружающих баловство.
— Как жаль, что я не взял фотоаппарат!
—
