В своей оценке Каллиева мира мы согласны с С. Я. Лурье, по словам которого, "персы в 449 г. переуступили афинянам право взимать с городов Малой Азии царский форос приблизительно в тех же размерах, в каких он уплачивался царю, и право непосредственно управлять этими городами под верховной властью царя"[008_164]. Во всяком случае, после 449 г. враждебные действия между Грецией и Персией прекратились. Начался период (с 449 по 412 г.), который по аналогии с современностью некоторые западные историки называют периодом "холодной войны" между Афинами и Персией[008_165].
Афины за сравнительно короткий срок несколько раз увеличивали форос, собираемый с союзников, и, возможно, какие-то из малоазийских общин справедливо считали, что в составе Персидской монархии им жилось намного лучше[008_166]. Как полагает Г. Гранди, будь у них право свободного выбора, многие греческие города предпочли бы господство Персии господству Афин[008_167]. Такие антиафинские настроения всячески культивировались самими персами. Правители малоазийских сатрапий, очевидно, не жалели денег для поддержки проперсидских партий внутри греческих городов, а иногда даже прибегали к посылке прямой вооруженной помощи своим сторонникам. Так, в 430 г. сатрап Сард Писсуфн направил своего офицера в Колофон с тем, чтобы тот помог изгнать из города сторонников Афин (Thuc. III, 34).
Десятью годами раньше, в 440 г., Писсуфн открыто поддержал восставший Самос[008_168]. Он направил на остров 700 своих наемников, и с их помощью самосским олигархам удалось устроить государственный переворот и подавить выступления проафинских элементов. Афинский гарнизон, находящийся на острове, был взят в плен и передан в руки Писсуфна (Thuc. I, 115; Diod. XII, 27, 3).
Подобные действия Писсуфна были, конечно, нарушением Каллиева мира и при известной поддержке персидского царя могли привести к открытому вооруженному конфликту между Персией и Афинами. Думается, что само восстание на Самосе было бы невозможно, если бы не уверенность восставших в безусловной поддержке Персии. Самосский флот, состоящий из 55 триер, был слишком слаб, чтобы в одиночку сражаться с флотом Афинского союза. Судя же по количеству кораблей (160!), которые афиняне направили в самосские воды, они были очень встревожены не столько восстанием на Самосе, сколько возможностью последующего общего восстания союзников вкупе с персидской угрозой. Писсуфн имел огромную власть. Действия его как племянника Великого царя и сатрапа Сард могли быть прологом к новой войне с Персией. Это понимали и в Афинах, и в Сузах. Но Артаксеркс в тот момент не решился пойти на открытый военный конфликт с Афинами: ведь Афинская империя была на своем подъеме, а ее флот ничуть не уступал флоту персидского царя. Отсюда вполне объяснимые колебания и нерешительность персидской стороны. Царь Персии, несмотря на просьбы Писсуфна, так и не дал ему финикийский флот, за которым уже было отправлено пять самосских кораблей (Thuc. I, 116). Восставшие самосцы, оставшись один на один с афинянами, потерпели поражение. В результате на Самосе была восстановлена демократия, и впредь самосские демократы всегда оставались самыми верными союзниками Афин. Зачинщики восстания, олигархи, были изгнаны и поселились на противоположном берегу в Анеях (Thuc. IV, 75, 1). Данный город, скорее всего, контролировали персы.
В 431 г. Спарта объявила Афинам войну. Она продолжалась без малого 30 лет и вошла в историю под названием Пелопоннесской. Афины и Спарта, главы двух враждующих коалиций, с первого дня войны начали активную агитацию за вступление в свои союзы всех нейтральных государств. Естественно, рассматривался вопрос и о возможности союза с Персией. Фукидид среди прочих приготовлений к войне упоминает и о том, что оба лагеря собирались отправить посольства к персидскому царю (II, 7, 1). Действительно, уже в следующем 430 г. мы узнаем о посольстве Спарты в Персию (Thuc. II, 67). Что касается афинского посольства, то оно, по всей вероятности, имело место не ранее 425/424 г. (Thuc. IV, 50). Правда, в "Ахарнянах" Аристофана, поставленных годом раньше, упоминается какое-то посольство к царю Персии (61-125)[008_169], но свидетельство комедиографа в данном случае не слишком надежный источник, хотя, с другой стороны, выведение на сцену персидских послов вряд ли является простой случайностью.
По-видимому, вопрос о союзе с Персией всерьез обсуждался на афинской агоре и почитался за злободневный[008_170].
Для Спарты, чье финансовое положение всегда оставляло желать лучшего, альянс с Персией был жизненно необходим. Ведение войны требовало огромных денежных средств. Первоначально Спарта большие надежды возлагала на казну Олимпии и Дельф (Thuc. I, 121; 123). Но финансовой поддержки от жрецов добиться было гораздо сложнее, чем моральной. Что касается союзников в Балканской Греции, то они даже при всем желании не могли полностью взять на себя все финансовые расходы. У греков же Запада в это время были свои проблемы. Оказавшись в таком положении, Спарта была вынуждена буквально в первые дни войны обратиться к персам за финансовой поддержкой.
Первое известное нам спартанское посольство к персидскому царю было послано в 430 г. Фукидид подробно рассказывает и о составе посольства, и о его дальнейшей судьбе (II, 67). Кроме официальных членов посольство сопровождал "частным образом некий Поллис из Аргоса" (II, 67, 1). Наличие в посольстве аргосца даже в качестве частного лица давало возможность надеяться на хороший прием в Персии. У Аргоса была старая дружба с Персией. По преданию, персидский царский дом происходил из Аргоса (Her. VII, 150).
Миссия спартанских послов была очень трудной: ведь Афины и их союзники контролировали все пути, ведущие к персидской территории. Послы надеялись на протекцию сатрапа Фарнака, который обещал сопровождать их к царю. Однако перебраться на ту сторону Геллеспонта им не удалось. Они были схвачены союзником Афин фракийским царем Ситалком и переданы в руки афинян. Так неудачно закончилось первое посольство Спарты к Великому царю.
Между 430 и 425 гг., по-видимому, имело место несколько посольств, но никаких конкретных сведений о них не сохранилось, кроме единственного упоминания у Фукидида (IV, 50, 2). Вряд ли эти посольства достигли каких-либо конкретных результатов. Война только что началась, и престарелый царь Артаксеркс I предпочитал пока наблюдать за тем, как будут разворачиваться события. Спартанское правительство, в свою очередь, испытывало большие колебания по поводу союза с Персией: отсюда недостаток ясности и расплывчатость формулировок в предложениях спартанцев, в чем их неоднократно упрекала персидская сторона. Спартанцы не хотели открыто обсуждать судьбу малоазийских греков, по крайней мере, не раньше, чем они будут уверены в получении существенной помощи от персов. А для персидского царя эти переговоры и вовсе не имели цены без официального признания Спартой его прав на всю Малую Азию. Таким образом, в первые годы Пелопоннесской войны будущие союзники только присматривались друг к другу. Судя по всему, никаких конкретных переговоров не велось, скорее шел процесс постепенного сближения интересов обеих сторон.
В 425/4 г. Артаксеркс решил, что настал удобный момент начать серьезные переговоры со Спартой. В самой Персии только что был подавлен очередной дворцовый переворот. В Малой Азии удалось достичь определенных успехов, а именно захватить Колофон, Кавн и некоторые другие греческие города. Спартанцев же, наоборот, постигла большая неудача в Пилосе и Сфактерии, и они уже были готовы заключить мир с Афинами. Но Персию мир в Греции не устраивал. Она неизбежно потеряла бы те преимущества, которых только что добилась в Малой Азии. В такой ситуации персидский двор был склонен положительно решить вопрос о субсидиях Спарте. Для ведения переговоров в начале зимы 425/424 г. в Спарту был послан Артаферн, знатный перс из царского рода. В его обязанности входило доставить письмо от Артаксеркса и договориться о посылке спартанского посольства в Персию. Однако Артаферну так и не удалось достичь Пелопоннеса. У реки Стримон его перехватила афинская эскадра и доставила в Афины (Thuc. IV, 50). По словам Фукидида, "Артаферна перевезли в Афины, где его послания перевели с ассирийского письма и прочитали. Помимо прочего, содержание их в основном сводилось к следующему: царь не понимает, чего хотят лакедемоняне, так как все их послы, приезжавшие к нему, говорили разное; и вот, если они желают ясно объясниться, то должны с этим персом отправить к нему послов" (IV, 50, 2).
Судя по тексту письма, спартанцы не раз уже вступали в переговоры и с западными сатрапами, и с самим царем. Цель подобных переговоров понятна: за счет Персии решить трудно решаемые для Спарты финансовые проблемы. Но спартанцы, чьим главным пропагандистским лозунгом в этой войне было освобождение греков от афинской тирании, не были еще готовы подписать с Персией официальный договор о разделе сфер влияния. Персидскую сторону уже не устраивал двусмысленный Каллиев мир. Царь готов был финансировать спартанцев, но за это, конечно, требовал от них полного отказа от каких-либо притязаний на малоазийскую территорию. Колебания спартанских властей и их нежелание "ясно объясниться" вполне понятны: в глазах всех греков подобный договор был глубоко аморален. Тем не менее, если бы не смерть Артаксеркса в 424 г. (Diod., XII, 64, 1), союз со Спартой был бы заключен уже тогда. Однако сложная внутриполитическая обстановка заставила Персию на несколько лет дистанцироваться от греческих дел. В Сузах сразу после смерти Артаксеркса началась борьба за власть между несколькими претендентами на трон Ахеменидов (Ctes. Pers. 44-48; Diod. XII, 71, 1). Вступление Дария II на престол в начале 423 г. было ознаменовано восстаниями в нескольких сатрапиях. Их подавление стало основной задачей персидского царя на ближайшие годы. В такой ситуации Дарий II был очень заинтересован в сохранении мира в Малой Азии и, по-видимому, в 423 г. во время переговоров с афинянами согласился возобновить Каллиев мир (ср.: Andoc. III, 29)[008_171].
