— Хорошо. Но у русских это единственная группа?
— Сейчас это невозможно проверить, господин полковник. Из пяти человек, что запрыгнули в воронку, убиты двое. Трое оставшихся, не высовываются из воронки. Но пока со стороны русских попыток вылезти и не было. Оно и понятно, Ганс меткий стрелок и, вероятно, снайперы врага чувствуют, что у них нет возможности уйти оттуда живыми. Ганс их ждёт.
— Ждёт? Что он ждёт? Он там снайперскую дуэль, что ль, решил устроить⁈ У меня нет на эти детские игры времени! Это не он ждёт, это штаб дивизии ждёт от нас наступления! Другие полки дивизии уже маршируют по городам Листовое и Прокофьево! Они маршруют, а мы топчемся на месте! Нам предписано в кратчайший срок взять Новск и, объединившись с нашими частями, ударить по Чудово. А обер-лейтенант в кошки-мышки играть вздумал⁈ И зачем? Что это за рыцарский поединок? С кем он собрался соревноваться? Эти русские очень хитрые и живучие дьяволы! А если у Ганса не получится их всех уничтожить? Мы, что, позволим им уйти и дальше делать своё кровавое дело? — Взорвался полковник. — Нам, что, опять в водителей обычных солдат наряжать и терять их как наживку? Некогда нам этим заниматься! Завтра к вечеру прибудут новые экипажи! Мы не имеем права рисковать их жизнями! Нечего ждать! Снайперы врага слишком опасны, чтобы играть с ними в прятки. Раз он их не смог сразу уничтожить, то пусть даст точные координаты. Артиллерия сравняет то место с землёй и моя душа будет спокойна!
— Господин полковник, Ганс просит, чтобы мы этого не делали и разрешили ему продолжить охоту. Он сказал, что дал себе клятву лично разделаться со снайперами, тем самым доказав превосходство арийской расы над русскими варварами, — напомнил адъютант своему командиру.
— К чёрту, Вольфганг! Он уже и так двоих уничтожил — хватит с него! А теперь передай координаты миномётчикам и в артдивизион. Пусть они выполнят свою работу.
Подчинённый замялся и, потупив взгляд, произнёс:
— Точных координат нет. Я могу только приблизительно сказать в какой стороне противник.
— Как такое возможно⁈ Координаты же были переданы с нашего сбитого самолёта!
— Радиограмму забрал Ганс, — произнёс адъютант и, понимая, что сейчас вызовет очередную бурю негодования, сразу же стал оправдываться: — Да и вообще, с тех пор противник, наверняка, поменял позицию. Посыльный от Ганса именно так и говорил, что противник приблизился ещё больше к нашим позициям. А это значит, что на тех позициях на которых он был виден с разведчика, русских уже нет.
— Доннерветтер! Так узнай у Ганса точные координаты! Узнай и немедленно отдай приказ артиллерии!! — закричал командир пехотного полка Вальтер Рёпке, ударил кулаком по столу и вновь вскрикнул: — К чёрту вас! К чёрту! Я сам узнаю!
В сопровождении своего адъютанта и двух солдат охраны, разъяренный командир полка через пять минут был в одном из крайних домов Троекуровска.
— Где позиция Ганса? — прорычал Рёпке, посмотрев в сторону русских.
— Вот там, — показал рукой адъютант.
— Где конкретно? Не вижу!! — прошипел командир, выискивая биноклем указанное направление.
— В разрушенном доме.
Командир пехотного полка вермахта стал всматриваться в обломки, которые недавно были домом. Стены разрушены, битый кирпич, обломки крыши, камни, дымящееся сгоревшее дерево.
Найти хорошо замаскированную позицию снайпера было делом непростым, но минут через пять пристального внимания полковник, наконец, сумел увидеть Ганса, который, опустив голову, при этом целился из снайперской винтовки куда-то в небо.
«Самолёт он, что ли, там увидел?» — подумал Рёпке и тоже перевёл бинокль на серые свинцовые тучи.
* * *
Забабашкин
После того, как всё было готово, я отдал команду. Первым из центра нашей позиции поднял свою каску Воронцов. Выстрел снайпера не заставил себя ждать, и произошёл он не более чем через пять секунд. Пуля, как и в предыдущем случае, пробила шлем, и он упал на дно воронки. Лейтенант спрыгнул, поднял пробитую каску, и вернулся на своё место. А в это время Садовский, сидящий на левом фланге, уже поднимал свою обманку. Звук выстрела, и его каска со звоном упала в траншею. Теперь настало время правого фланга. Зорькин поднял обманку, держа её на своей лопате, и, получив от лопаты рикошет, быстро надел каску на рукоятку, посмотрев на меня.
— Готовы? Давай! — крикнул я и в этот раз свои каски вверх подняли одновременно все трое.
«Бах!» «Бах!»– отстрелял немецкий снайпер точно по целям.
— Давай! — вновь крикнул я.
Но выстрелов не последовало. Я приказал убрать каски и поднять их через пять секунд.
«Бах!» «Бах!» «Бах!» — почти без пауз прозвучали выстрелы
Дождался, пока мои помощники будут готовы вновь поднять надетые на оружие и пехотные лопатки каски для нового акта спектакля и крикнул:
— Давай!
«Бах!» «Бах!»
На этот раз прозвучало два выстрела. Это означало, что у снайпера, скорее всего, вновь кончились патроны, и он сейчас занимается перезарядкой. Я, конечно, точно знать не мог, но предполагал, что немецкий снайпер ведёт стрельбу из снайперского карабина Маузера «Karabiner 98kurz», который был основным снайперским оружием вермахта. И имел несъёмный магазин на пять патронов. Мало того, я не считал фрица глупым — спектакль с касками очень скоро перестанет играть свою роль отвлекающего манёвра, и, вместо охотящегося на русских стрелка, в дело вступит артиллерия. Время поджимало словно бы утекая сквозь пальцы, это чувствовал буквально всей кожей.
— Убрать! — крикнул я. Быстро подбежал к Воронцову, отодвинул того ещё правее и скомандовал для всех: — Давай!
После этого, вместе с касками, высунулся и сам, стараясь сразу обнаружить цель.
Предельно сконцентрировав внимание, практически сразу же заметил у одной из разрушенных стен шевелящегося и перезаряжающего обойму в винтовке снайпера врага. Замаскирован он был хорошо, но я все, же сумел его увидеть. И в том числе, потому что он не имел маскхалата или маски снайпера, а из снайперского обмундирования и экипировки имел лишь винтовку с оптическим прицелом. Как я и предполагал, он прятался в развалинах каменного дома. Своё лежбище снайпер оборудовал на груде кирпичей, прикрываясь балками перекрытия крыши и кусками железа.
Думаю, он и понять ничего не успел, когда моя пуля, пробив каску, вошла ему точно в макушку.
Опасаясь, что тот может быть не один, попросил своих помощников поиграть «обманками» ещё пару минут, то пряча, то поднимая их в разных местах воронки.
В течение этого времени, изучая местность, никаких снайперов мне обнаружить больше не удалось. А потому крикнув: — Забирайте Апраксина и ползём к нашим, — сам продолжил наблюдать, прикрывая отход.
Бойцам и командиру вытаскивать раненого красноармейца из столь глубокой воронки было тяжело. Грязь мешала, а мокрые земляные ступени, как только чувствовали серьёзную нагрузку, почти сразу же разрушались. Но всё же, через несколько минут товарищам удалось вытащить Апраксина на поверхность, вылезти самим и ползком начать движение к окопам.
Со своей позиции я снялся только тогда, когда мои боевые товарищи, волоком тянувшие раненого, отползли от нашей спасительной воронки приблизительно на триста метров.
После этого я перестал прикрывать и, выбравшись через правый окоп, что мы вырыли, мысленно перекрестившись, пополз догонять группу.
Когда до своих окопов осталось около ста метров, к нам навстречу, видя, что мы тащим раненого, выбежало трое бойцов с носилками. Они и помогли нам донести Апраксина до машины эвакуации.
Не успели мы в неё забраться, как противник открыл шквальный артиллерийский и миномётный обстрел наших позиций на передовой.
Отсюда не было видно, бил ли враг прицельно по той воронке, в которой мы прятались, или нет, но утюжил противник передний край нашей обороны серьёзно. Не проходило и полуминуты, как то тут, то там были слышны взрывы и вверх взлетали комья сырой земли и камня.
