– И это все твое объяснение?
– А почему объяснение должно быть моим? – ощетинился Дэн. – Сам поработать головой не хочешь ли? Я заметил явление, а ты объясняй. По-моему, это справедливо. Разделение труда.
– Заметил… ага. Соколиный Глаз. Ладно. С чего ты взял, что местные катят этот шар на кладбище?
– Сам видел. Позавчера во время экскурсии.
– Допустим. А откуда тебе известно, что внутри шара – покойник?
– Внутри гроба? Что еще там может быть?
– Это не ответ. Сам говорил: у каждого народа свои странности. Может, туземцы хоронят на кладбище старые носки или вообще прошлогодний снег.
Дэн задумался. Затем просиял.
– Вспомнил! Я же задавал этот вопрос нашему гиду. Он ответил.
– Ну и что он ответил?
– Что, что… То и ответил, что этот шар – гроб. Внутри него мертвец. Можешь прослушать запись, диктофон работал.
– А, запись! – Я махнул рукой. Наш киберпереводчик редко улавливал тонкие смысловые нюансы, из-за чего мы уже не раз попадали впросак.
– Ты предлагаешь мне пойти и распотрошить этот шар, чтобы узнать, что там внутри? – хмыкнул Дэн. – Иди сам, а я пас.
Разумеется, я никуда не пошел, а, поскучав немного без дела, решил найти ответ в материалах по истории и культуре Кулюгулю, любезно предоставленных нам хозяевами. Я уже говорил вам, что этих материалов у нас набралось вагон с тележкой? Так вот, я соврал. Их накопилось на полный железнодорожный состав плюс гужевой обоз. Щедро делясь с нами информацией о себе, туземцы не видели в том беды. Либо они не воспринимали нас как возможных противников в будущем, либо имели в запасе нечто, о чем умалчивали. Скорее первое, чем второе. Мы только-только вышли за пределы нашей звездной системы, а кулюгуляне еще нет, но вовсю готовились к этому, могли бы дать отпор супостатам вроде нас и понимали, что мы это понимаем. Мы даже не были близкими соседями: девяносто один световой год – это немало. Галактика огромна, и нет нужды прямо сейчас делить ее на сферы преимущественного влияния. Пройдут тысячелетия, прежде чем мы с кулюгулянами начнем наступать друг другу на пятки и прищемлять хвосты, – но и тогда, думаю, как-нибудь договоримся.
Один день в неделю – она на Кулюгулю девятидневная – мы брали тайм-аут и пытались привести в порядок то, что успели собрать. Дэн коллекционировал местную флору с фауной в сушеном, заспиртованном и замороженном видах, мои интересы вертелись вокруг техники и промышленности, а Варвара занималась бытом и культурой туземцев. Она же пыталась переложить все данные, какие можно, в электронную форму и, если это получалось, скармливала их Сократу – это наш корабельный мозг. Хоть он и остался на орбите вместе с кораблем, но связь действовала бесперебойно. Естественно, Барби разбиралась сперва со своей проблематикой, а на нашу с Дэном долю всегда оставались жалкие клочки ее драгоценного рабочего времени.
В данном случае меня это устраивало. Похоронные обряды – это ведь из епархии быта и культуры? А что до технологии плетения шаровидных гробов, то отстаньте вы от меня. Эта технология неолитическая, мне на нее начхать.
– Привет, Барби! – сказал я, вторгаясь в ее рабочее помещение. – Есть вопрос на засыпку.
– Ну? – не очень ласково встретила она меня. – Какой еще вопрос? У меня дел полно.
– Да вот мы тут с Дэном поспорили, почему туземцы так радуются, когда хоронят кого-нибудь из своих. Не подскажешь?
Варвара задумчиво почесала подбородок. Стало быть, не знала. Наверное, этот вопрос просто не приходил ей в голову. Впрочем, как и мне еще пять минут назад.
– А ты уверен? – спросила она наконец.
– В том-то и дело. Понимаешь, Дэн считает, что туземцы съедают своих покойников и заранее радуются предстоящему пиршеству, а я думаю, что у туземцев под старость сильно портится характер и родня очень рада проводить в последний путь такого склочника. Рассуди нас, а?
В ответ Барби заявила, что ее достал мой черный юмор (вот уж не думал, да и не черный он обычно), но она готова поискать ответ, если я сию минуту выметусь вон и перестану мешать ей работать. Ну, я и вымелся. Работы у меня самого хватало, и я, усовестившись валяться без дела, до ночи вникал в полученные от кулюгулян чертежи и технологические схемы. Встречалось кое-что любопытное, встречалось и напрочь не понятное. Надо полагать, на Земле с этим постепенно разберутся, моя же задача – сугубо предварительный анализ. Да еще следить, чтобы в комплект рабочих чертежей новейшего ионного двигателя случайно не попал чертежик какой-нибудь детали автоматической посудомойки.
Следующий день по расписанию принадлежал хозяевам. Мы с Дэном остались дома отвечать на бесконечные вопросы экспертов-кулюгулян, показывать им фильмы и объяснять, что для чего, почему и как, а Варвару повезли в медицинский центр на предмет изучения организма. Нас с Дэном уже изучили вдоль и поперек, мы ответили на сто тысяч вопросов (например, вырастет ли у нас заново какая-нибудь часть тела, скажем, голова, если ее ампутировать?), нас просвечивали, заставляли глотать зонды, брали образцы разных тканей и, по-моему, очень жалели, что не могут подвергнуть нас вскрытию, ну а теперь кулюгуляне взялись за изучение женского организма. Бедная Барби…
Она вернулась в последней стадии белого каления. Сунь ее в прорубь – лед растает и вода в пруду выкипит. Я не стал к ней подходить – не хотел обуглиться заживо. Но на следующее утро за завтраком спросил:
– Ну как?
– Что «ну как»?
– Насчет моего вопроса о похоронном веселье. Кто выиграл спор?
– А, – махнула она рукой. – Не нашла. Нет у нас такой информации, а если есть, то потерпи уж до Земли.
– А если ее у нас вообще нет? – встрял Дэн. – Непорядок. А ведь это по твоей части. Культурный, так сказать, феномен. Вот, скажем, у нас в Древнем Египте…
– Ты, кажется, из Миннесоты, – поддела его Варвара.
– Ну, неважно. Так вот, в Древнем Египте были наемные плакальщицы. Фараона-покойничка потрошат – они стенают. Фараона в растворе вымачивают – они рыдают. Фараона бинтуют – они воют. Фараона пакуют в саркофаг и тащат в гробницу – они и стенают, и рыдают, и воют, и волосы рвут… какие остались. Тоже культурный феномен. Демонстративное усиление внешних проявлений соответствующих событию эмоций. Все-таки эмоции тут печальные… должны быть. Вот я и спрашиваю: почему аборигены на похоронах радуются, чуть не пляшут?
– Спроси чего полегче, – сказала Барби.
– Нет, это ты спроси у своих экспертов по культуре, – перехватил я инициативу. – Я ведь больше по железу, Дэн – по мясу, а культура – твоя. Вот и давай.
– Вот и дам сейчас… кому-нибудь по голове. Отвалите! Дайте хоть поесть нормально! За завтраком – и о покойниках, тьфу!
Убежден: Варвара возмутилась неприличием темы застольного разговора, только чтобы уйти от ответа. Она не очень-то трепетная натура. Те, кто краснеет от скабрезностей и падает в обморок при виде червяка в салате, не летают к Кулюгулю.
Но вечером, когда мы вновь собрались втроем, она поманила пальцем нас обоих – меня и Дэна.
– Я узнала.
Мы насторожили уши.
– Аборигены радуются на похоронах, если покойник умер, не превратившись в бобугаби. Или же у него не появилось бобугаби. Я не совсем поняла.
Мы переглянулись.
– Гм… – промычал Дэн. – Это, конечно, очень интересно. Но что такое бобугаби?
– Не знаю! – заявила Варвара. – По-моему, они увиливали от ответа. Мне кажется, мои расспросы были им неприятны. Впрочем, не уверена…
– Ну? – спросил я.
– Я только и поняла, что бобугаби – это что-то биологическое.
– Ну? – спросил теперь Дэн.
– А то и «ну», что теперь это по твоей части, – отрезала Барби. – Ты ведь у нас биолог.
С тем и ушла к себе. Торжествующе. Многие женщины любят торжествовать над мужчинами, и, надо думать, ошарашенная физиономия Дэна доставила нашей Барби истинное удовольствие. Я хихикнул.
– Вот завтра я выясню, что бобугаби – это нечто техническое, тогда похихикаешь, – мрачно предрек Дэн.
– Не страшно. Уж не думаешь ли ты, что у кулюгулян в старости сами собой отрастают механические протезы? – поддел я.
– А вот я выясню, что и где у них отрастает…
На следующий день ему, однако, ничего не удалось выяснить, потому что был «не наш» день и эксперты-кулюгуляне – два котообразных субъекта – обиженно мяукали, когда мы их спрашивали о чем-то. Спрашивать полагалось им, а нам – отвечать. Мне, например, пришлось целый день втолковывать кулюгулянам, что такое маркетинг и почему нельзя производить ровно столько продукции, сколько требуется. Я весь взмок. Экономист я разве? Я инженер. Мной овладело предчувствие (впоследствии оправдавшееся), что это еще цветочки – ягодки начнутся, когда по возвращении на Землю наши эксперты будут у меня выпытывать, почему плановая экономика кулюгулян вот уже которое столетие работает вполне прилично и совершенно не намеревается саморазвалиться.
