С началом военных действий тайная государственная полиция в соответствии с заранее разработанным и утвержденным планом выделила часть своих кадров в распоряжение вооруженных сил, в составе которых они образовали так называемую тайную полевую полицию – ГФП. Формирования последней выполняли в войсках действующей армии функции, присущие гестапо и уголовной полиции в рейхе, и, кроме того, широкие полицейско-карательные функции, направленные против мирного населения и партизан в районах боевых действий.
С самого создания тайной государственной полиции ей было предоставлено широкое право внесудебной репрессии против элементов, „угрожавших“ нацистскому государству и партии.
Одной из основных форм подавления этих элементов было использование права превентивного ареста и превентивного заключения, которым на протяжении своего существования широко пользовались органы гестапо как на территории самой империи, так и в присоединенных к Германии и оккупированных ею областях.
Местами превентивного заключения были пользующиеся широкой и мрачной известностью немецкие концентрационные лагеря. Заключение в концлагерь происходило по простому письменному распоряжению шефа полиции безопасности и СД – Гейдриха, а впоследствии – подсудимого Кальтенбруннера или начальника четвертого управления РСХА Мюллера. Во многих случаях распоряжение о заключении в концентрационный лагерь давал лично рейхсфюрер СС и шеф германской полиции Генрих Гиммлер.
Никогда подвергавшийся превентивному заключению не знал, на какой срок мучений и издевательств он обречен, – срок заключения всецело зависел от произвола гестапо. Даже в тех случаях, когда гестапо, бросая человека в концлагерь, заранее определяло срок его заключения, было строжайше запрещено сообщать его как заключенному, так и его близким.
Эти концлагеря явились прообразом возникших в период развязывания гитлеровской агрессии лагерей уничтожения, названия которых с содроганием будут вспоминать грядущие поколения: Майданек, Освенцим, Треблинка и многие другие…
Преступления против мира
Из представленных Трибуналу доказательств с несомненностью вытекает, что генеральный штаб и верховное главнокомандование вооруженных сил в полной мере были осведомлены о преступных планах агрессии гитлеровского правительства, разделяли эти планы и активно участвовали в их разработке и осуществлении.
Агрессивные и человеконенавистнические планы гитлеровских заговорщиков стали известны в Германии каждому немцу уже со времени появления в свет „Майн кампф“, они широко пропагандировались и распространялись изо дня в день, из месяца в месяц. Эти планы с самого начала получили признание со стороны военных руководителей Германии, которые впоследствии отдали свой военный опыт и знания на службу гитлеровскому государству.
Я, однако, не намерен углубляться в историю гитлеровского государства и его военной машины для того, чтобы устанавливать сейчас, когда и при каких условиях возникла и зародилась преступная деятельность германских руководящих военных кругов. Я хочу только напомнить о некоторых важнейших доказательствах, относящихся уже к периоду начала войны.
Еще 23 мая 1939 г. на совещании в новой имперской канцелярии с высшими военачальниками Гитлер заявил:
„Речь идет не о Данциге. Речь идет для нас о расширении жизненного пространства на Восток. Таким образом отпадает вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, и остается решение напасть на Польшу при первой возможности ‘.
Развивая в присутствии высших германских офицеров и генералов свои политические и военные планы, Гитлер на совещании 22 августа 1939 г. в Оберзальцберге говорил:
„На первом плане – уничтожение Польши… Если и на Западе разразится война, на первом плане остается уничтожение Польши… Для пропаганды я дам повод к развязыванию войны, безразлично, будет он правдоподобным или нет“.
На совещании главнокомандующих 23 ноября 1939 г. Гитлер говорил своим ближайшим военным советникам:
„В основном же я не для того возродил вооруженные силы, чтобы они бездействовали. Решение действовать всегда жило во мне. Раньше или позже я хотел разрешить проблему. Вынужденно получалось так, что Восток на ближайшее время выпал“.
Это ли не свидетельство того, что Гитлер не делал из своих преступных планов секрета для высших военных руководителей гитлеровской Германии?
Еще более убедительными в этом смысле являются военно-оперативные документы германского командования, в которых в циничной форме излагаются преступные агрессивные цели гитлеровского правительства.
В директиве Гитлера от 30 мая 1938 г. о реализации плана „Грюн“, предусматривавшего захват Чехословакии, указывалось:
„Моим непоколебимым решением является то, что Чехословакия в ближайшем будущем должна быть разбита в результате одного военного акта.
Самым благоприятным в военном и политическом отношении моментом является молниеносный удар на почве какого-нибудь инцидента, которым Германия будет спровоцирована в самой резкой форме и который морально оправдает военные мероприятия в глазах хотя бы части мировой общественности‘.
Или директива от 27 марта 1941 г. о захвате Югославии, которой предусматривалось:
„Даже в том случае, если Югославия заявит о своей лояльности, ее следует рассматривать как врага и вследствие этого разгромить так скоро, как это будет возможно“.
Своего апогея эта циничная откровенность достигла в немецких военно-оперативных документах, касающихся подготовки нападения на СССР.
В инструкциях ОКБ об особых областях от 13 марта 1941 г., то есть еще задолго до нападения на СССР, прямо указывалось:
„Захватываемые во время операции русские области, как только это позволит ход военных действий, должны превращаться, в соответствии со специальными инструкциями, в государства с собственными правительствами ‘.
В „Указаниях о применении пропаганды в районе „Барбаросса“, изданных ОКБ в июне 1941 года, предусматривалось, что „пока не следует вести пропаганды, направленной на расчленение Советского Союза“.
Наконец, документ Ns 21 от 18 декабря 1940 г., зашифрованный под названием план „Барбаросса“, гласил:
„Конечной целью операции является отгородиться от азиатской России по общей линии Архангельск – Волга“.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
