- Он пришел! - вскрикнула девочка. - Твой тоже вернется, ты не грусти!
- Нет, - мужественно призналась она. - Мой уже не придет.
Нужно было спешить. Подруги, наверное, уже приехали и волнуются, куда она запропастилась. Что ж, навестит своих знакомцев завтра, а сейчас домой. Домой!
Какое, однако, перед праздником сумасшедшее движение. Хотя бы добраться без происшествий.
Вот наконец и двор.
В подъезде встретила соседку, живущую этажом выше, над ее квартирой. Соседка шла и тихонько напевала песню, услышав которую, она остановилась как вкопанная.
"Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!" - пела молодая женщина.
- Катюша, что это вы поете? Что за песня?
Спросила так взволнованно, что женщина смутилась.
- Да не песня это вовсе, а так, моя колыбельная. Для сынишки придумала.
- Твоя? - выдохнула она. - Так это ты пела, совсем рядышком?!
- Что с вами! - Катюша испуганно посмотрела на нее.
- Нет-нет, ничего. А ты куда? И где твой сынишка? Новый год где встречаешь?
- Какой там Новый год! - отмахнулась Катюша. - Бегу в аптеку за горчичниками. Василек опять простудился.
- Что же ты его самого оставила?
- Ничего, поплачет и успокоится.
- Иди-ка домой, а я съезжу.
- Зачем же, я сама.
- Иди-иди.
Она снова выкатила мотоцикл из подъезда и помчалась в аптеку.
Удивление и смутная вина овладели ею. Подумать только, по всему городу ищет этот голосок, такой жалобный, грустный, одинокий, а он живет над ее квартирой...
Ты распластал меня на холсте, и волосы мои превратились в травы, руки в деревья. Ты расчленил, разъял меня на части, и где-то среди банок гуаши, акварелей, эскизов, кисточек, тюбиков масляной краски затерялось главное моя свеча.
Ты любишь мои руки, глаза, губы, но так странно, что даже ночью, когда и светлячок выглядит лампой, тебе не видно моей свечи. А она мерцает сквозь сорочку, одеяло, пытаясь высветить всего тебя. Ты же, прикасаясь ко мне, ворчишь: "Какие холодные пальцы-лягушата! И когда согреешься?"
С минуты на минуту должны были прийти подруги. Но она так устала, что решила прилечь и немного отдохнуть. Лишь коснулась головой диванной подушки, как ее подхватила, понесла метель.
За ней мчался отряд мотоциклистов, шестнадцатилетних мальчишек. Впереди - Чубчик. Они пролетели через весь город и остановились у дома на Московском шоссе.
- Вот здесь, - сказала она.
Из дому вышла Феодосия с трехпалым псом.
- Ай, хороши ребята! - улыбнулась бабка, осмотрев мотоциклетный отряд. - От таких ни один браконьер-разбойник не уйдет.
Феодосия трижды свистнула, и хромой пес превратился в златогривого коня, а на плечах ее запестрел плащ в алых маках.
- За мной, в Большой каньон! - гаркнула бабка, и отряд помчался за скакуном.
А она поехала домой, где ее ждали подруги. И от того, что дома у нее кто-то был, сердце ее согревалось.
По пути заглянула в окно Орфея. Нарядный, в белой гипюровой сорочке, он сидел за пианино, а с дивана на него влюбленно смотрели ребятишки и жена. Музыка и покой поселились в этой семье, и она радостная поехала дальше. Нужно было навестить Лимонникова. Отыскала его с трудом. Он жил теперь в другом доме, подарив одну комнату Ларе с ребенком. Лицо Лимонникова было чистым и розовым, а рост увеличен на двадцать сантиметров.
Домой, скорей, пока не пробило двенадцать. Они вышли встречать ее. Но почему смотрят такими глазами? И зачем пришел Сашенька?
- Что-нибудь случилось? - екнуло сердце. - С Мишуком? Валериком?
- Вот уж и испугалась. Все в порядке, - подхватила ее под руку Смурая. - С этим мотоциклом и забыла о своем юбилее.
- Нет, правда? - не поверила она, все еще чувствуя противное еканье в груди.
- Невера, - улыбнулся Сашенька. - Поздравляю. - И протянул ей букетик фиалок.
Они вошли в подъезд.
- А тебе идет этот наряд, - усмехнулся он, осматривая ее спортивный костюм, шлем, и неожиданно осекся. Лицо его побледнело.
- Что с тобой? - всполошилась она.
- Ты?.. Это ты? - с трудом проговорил он.
Она непонимающе оглянулась на подруг, и увидела, что они тоже изменились в лице.
- Аня, - пролепетала Смурая. - Иди и загляни в зеркало.
Пожав плечами, она поднялась к себе, подошла к овальному зеркалу. Рассмеялась.
- Ну его, оно сегодня шутит веселее, чем всегда. - Подошла к другому, прямоугольному. - Я же говорила этой девчонке, меня здорово разукрасил морозец. И впрямь девушка.
Сняла шлем, стряхнула снег с бровей, щек. Опять посмотрела в зеркало, и глаза ее округлились; оттуда глядела двадцатилетняя Аннушка Зорина. - Что за бес...
Зазвонил телефон. Она сняла трубку.
- С Новым годом, - сказал голос Аленушкина.
- С Новым годом, - ответила она.
- Что новенького?
- Много кое-чего, - сказала со значением.
- Голос у вас сегодня какой-то звонкий, молодой.
- И голос? - пробормотала она, и ее стал разбирать смех. - Это все потому, что мне сегодня шестьдесят.
- Ну? Поздравляю, голубушка. От всей души!
Поймала взгляд Сашеньки: давно не видела этот его взгляд - испуганный, влюбленный, ревнивый. И поспешила повесить трубку.
Все трое продолжали смотреть на нее. Тогда, не понимая, что же все-таки происходит, она собралась с духом и, отгоняя туманящие голову мысли, сказала, как можно равнодушней:
- Зеркала врут. И мое лицо тоже. Рассудите, как я могла оставить вас в своем возрасте, а сама перескочить назад, в другой? Это было бы предательством. Просто сегодня долго дышала свежим воздухом. - И увидела, как Черноморец стала медленно оседать в обмороке. Едва успели подхватить ее, отвели на диван, потерли виски ватой, смоченной в уксусе.
- А где Роща? - обернулась она к Сашеньке. - Почему ты без нее?
Он замялся.
Она посмотрела на него долгим взглядом и сказала:
- Поехали.
- Куда же ты? - бросилась к ней Смурая и расплакалась, недоверчиво касаясь ее щеки, узнавая и любя в ней свою молодость.
Она обняла подругу:
- Мы скоро вернемся. Привезем Рощу.
Нахлобучила шлем и дала Сашеньке знак следовать за ней.
Опять снежные звезды леденили ее лицо. Она летела на мотоцикле и думала - вот сейчас увидит Рощу и скажет:
- Ты Сашеньку не бросай. Завлекла, так теперь не бросай. Плохо ему будет самому. Он не вредный. Скучным бывает, нудным, капризным. Но ты, пожалуйста, терпи, раз уж связалась с ним. Не слушай подруг, не сбивай себя бабьими сплетнями. Помни: сплошных праздников не бывает. Только с тем и будешь счастлива, кто без тебя не может.
Они мчались по уже новогоднему городу - белому, чистому и светлому от снега. И чем быстрее летел мотоцикл, тем крепче обнимал ее Сашенька. Она знала, что это не ее обнимает он, а Аннушку Зорину, или может, Рощу, и улыбалась сомкнутыми губами. Было ей непривычно хорошо от этих объятий и от того состояния души, которое в последнее время все чаще и чаще приходило к ней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
