– Нет-нет, конечно. – Саба подвинула ей пепельницу.
Саба навострила уши, когда помощница Митци накручивала волосы женщины на изысканный набор бигуди. Митци официально называла женщину мадам Хекмет. Она восхитилась красотой ее кожи, на что женщина улыбнулась, показав ямочки на щеках, и сказала, что благодарна за это своей матери. Та с детства возилась с ней, давала очень много свежих овощей и фруктов, орехов и семечек.
– А еще, конечно, помогает танец, – добавила она. – Сохраняет мне здоровье.
Значит, египтянка. Танцовщица. Успешная, судя по безупречной сумочке и бледным замшевым туфлям. Интересно, может, она исполняет танец живота? Таких танцовщиц Вилли называл цыганскими животиками.
Теперь Митци расчесывала тяжелое облако черных волос – они доставали мадам Хекмет почти до талии.
– Что, все отрезать? – улыбнулась Митци. Очевидно, это была их давняя шутка.
– Пока оставим. – Голос женщины был хриплый и самодовольный. – Я устраиваю прием для кое-кого из ваших.
Рука Митци замерла и перестала щелкать ножницами.
– А-а. – Она вскинула брови и быстро глянула на Сабу.
В тюрбане, с зачесанными назад волосами, танцовщица выглядела старше. Она пригладила пальцем брови.
– Ну, я хочу чего-нибудь особенного.
– Секундочку.
Митци подошла к Сабе, с профессиональной улыбкой проверила пальцем, насколько высохли ее волосы, пересадила ее под сушилку и щелкнула тумблером.
Саба, оглушенная шумом, подумала, не перегрелась ли ее собственная фантазия. Если хозяйка салона действительно немка, неужели ей здесь позволили вести свой бизнес? А если она немка, почему тогда танцовщица сказала «прием для кое-кого из ваших» так открыто и по-английски? Непонятно.
Через полчаса Митци выключила сушилку и опять молча расчесала волосы Сабы. Они упали блестящей, замысловатой волной в духе Вероники Лейк, американской актрисы, на правый глаз Сабы – сплошной восторг. Митци определенно знала свое дело.
Арлетта, тоже сидевшая под колпаком, в шутку застыла, изображая восторг, и показала оба больших пальца.
– Сколько ты еще тут пробудешь? – спросила губами Саба и постучала пальцем по циферблату.
– Где-то час, – ответила Арлетта. Рядом с ней стоял поднос с кофе и птифурами.
– Я вернусь домой и буду собираться. – Саба показала на настенные часы.
Арлетта подозвала ее к себе.
– Каков твой вердикт? – Она приподняла край сетки для волос. – Все еще жуть?
Саба присмотрелась. Новый цвет Арлеты был намного светлее прежнего, знойная платиновая блондинка.
– Сенсационный цвет, – одобрила Саба. – Тебе понравится.
– Слушай. – Через полчаса Саба сидела на диване у Клива и никак не могла отдышаться: в доме сломался лифт, пришлось подниматься пешком. – Я не имею понятия, важно это или нет, но подумала, что все равно должна тебе сообщить.
Она рассказала ему про зеленые волосы, про салон и его, возможно, немецкую владелицу.
– По крайней мере, я почти уверена в этом, хотя она говорила в основном по-английски.
Клив потянулся и сцепил пальцы на затылке. Одобрительно посмотрел на нее.
– Замечательно, что ты вышла на Митци. Я хорошо ее знаю – ее все знают – она заметная фигура на социальной сцене Каира.
Саба зарделась от смущения – она попала в нелепую ситуацию, решив, что это свежая новость.
– Нет-нет, ты мыслила правильно, – сказал Клив. – А Митци Дуринг – интересная аномалия. Леди Лэмпсон, супруга посла, одна из ее клиенток, а как я слышал, и путешественница Фрейя Старк, если только она не едет где-нибудь далеко отсюда на своем ослике. Но самая знаменитая клиентка, которой Митци обязана своей неприкосновенностью, – королева Фарида, супруга короля Египта.
Саба была в полном недоумении – как, жена английского посла стрижется у немки? Как-то непонятно все это.
– Дело вот в чем, – пояснил Клив. – Посольство с удовольствием согласилось бы на то, чтобы фрау Дуринг интернировали вместе с остальными немцами из Каира, но никто не смеет посягнуть на женскую красоту, потому что королева Фарида обожает свою парикмахершу. Забавно, если подумать, что судьба нации зависит от кудрей королевы.
– Но она за наци? – По спине Сабы ползли мурашки.
– Нет. Она и ее муж отказались вступить в нацистскую партию и стали изгоями в немецкой общине. Но у Митци непростая ситуация. Ее муж уже интернирован, а сэр Майлз Лэмпсон, ужасный идиот, готов выслать и ее; ему не нравится, что немка слушает все свежие сплетни в своем салоне. Но он не может себе этого позволить – в настоящий момент мы и так ужасно непопулярны у египтян, а это, как бы нелепо ни звучали мои слова, может оказаться соломинкой, переломившей хребет верблюда. Мы просто не можем себе позволить сердить Фариду – король ее обожает; по слухам, он каждый месяц дарит ей новые бриллианты.
Ты видела еще что-нибудь интересное, пока там сидела? – небрежно поинтересовался он, заваривая чай.
– Ну, возможно… Не знаю… Вообще-то, ничего особенного.
– Говори-говори.
– Там была еще одна женщина, очень красивая танцовщица, ее называли мадам Хекмет. Она устраивает вечеринку для немцев. Мне показалось, будто Митци знала, кто туда придет, но их дальнейший разговор я не слышала – Митци посадила меня под сушилку.
– Хм-м… – Клив забарабанил пальцами по губе. – Больше ничего?
– Нет.
– Может, тут что-то и есть, а может, нет – просто никогда не знаешь.
Саба ничего не поняла. О чем он говорил?
– Она сказала, где состоится вечеринка?
– Нет.
– Почти наверняка в районе Имбаба, где швартуются каирские экскурсионные суда – поблизости от клуба «Кит-Кэт-Клаб», где она вроде танцует. Вообще-то, – отрывисто добавил он, – мы легко это выясним.
– Как?
– Я знаю как, а тебе знать не обязательно. – Он игриво улыбнулся. – Чай?
– Нет, спасибо, мне надо спешить. Мы скоро уезжаем. Я получу нагоняй от Бэгли, если задержусь.
Лифт снова заработал, скрипя и стуча; в его грязном потолочном светильнике накопилось еще больше дохлых мух.
– Ну, ты молодец, – мягко заметил Клив, захлопывая за ней дверцу лифта. Потом посмотрел на нее сквозь сетку и улыбнулся. – У меня появилось ощущение, что ты станешь ценной находкой для нас, ведь сейчас надвигаются важные события.
Она нажала на кнопку и, когда лифт пополз вниз, увидела, как скрылись его лицо, колени, башмаки, и потом слышала только его гулкий голос, проникавший в темную шахту. Он говорил что-то вроде «прощай», либо «удачи тебе», либо «ни пуха ни пера». Внезапно она ощутила невыносимый восторг – ее жизнь действительно начинала меняться. Они уезжали. Завтра.
Глава 16
Следующий день был полон безумной суеты. Грузовик ожидался в 16:00. Артисты собирали свои вещи. Наконец-то Фернес сообщил им, что они едут в Абу-Суэйр, на авиабазу в зоне Канала, которая находится в 75 милях к северо-востоку от Каира.
