хрипоты. Непомнящий смотрел на нас и потирал подбородок.
Когда наконец пришли к консенсусу и разделились примерно поровну: одни за Карпина, другие за Бердыева, Валерий Кузьмич объявил:
— Значит, так. Сейчас вы переодеваетесь и разминаетесь, отрабатываемоборону по позициям. Потом водители автобуса надевают оранжевые манишки, с вами работает Курбан Бекиевич, остальные, сорвиголовы, — синие, с вами Андрей и Валера.
И вот, наконец, раздевалка — роскошная, надо отдать должное, где на каждом ящике — наши фамилии и номера. Мне достался № 33. Я распахнул дверцу и с радостью облачился в красно-белую форму СССР, после чего сопровождающий сделал коллективное фото, и мы принялись фотографироваться с тренерами, друг с другом. Ощущение причастности к великому дорогого стоит! И не у меня одного было ощущение праздника.
Во дворе я еще раз заселфился на фоне пальм и гор, затем — гостиницы. Ко мне подбежал Антоха Бако, мы встали вместе, но только я собрался фотографировать, подошли Кокорин с Денисовым. Получилась композиция: «Динамовцы в национальной сборной». Эх, не развит у нас командный дух!
Направляясь на поле, я разослал фото «титанам», не забыв Дарину, фотографа Олега и Древнего, написав: «Не завидуйте. Моря я не увижу». Гребко ответил сразу же: «Все равно оно там поганое» — и я буквально услышал его южный акцент, улыбнулся.
Футбольных полей тут было четыре, мы пошли на ближайшее, и вратарей: меня, Акинфеева и вратаря киевского «Динамо», Володю Пинчука — двадцатипятилетнего блондина, в чертах лица которого прослеживалось что-то лягушачье — забрал Чанов, провел с нами разминку, после чего сказал:
— А теперь — вратарская перестрелка один на один! Акинфеев против Пинчука. На место того, кто вылетит, становится Нерушимый. — Он бросил мяч Пинчуку.
Я улыбнулся. В моей реальности подобные тренировки практиковали во вратарской академии Акинфеева и Чанова, и назывались они кипербаттлами. И здесь практика никуда не делась.
— Напоминаю. Держать мяч не дольше пяти секунд. Сорок ударов. Нерушимый, считай пропущенные Пинчука. Приготовились?
Чанов свистнул, и понеслась! Времени было мало, потому виртуозных ударов не выходило, и результат получался лучше, чем при пенальти: вратари отбивали каждый второй мяч.
— Двадцать четыре пропущенных, — констатировал Чанов и посмотрел на меня.
— Двадцать два, — сказал я.
— Саша, — на ворота! Игорь, считаешь Нерушимого.
Акинфеев, похоже, не расстроился проигрышу. Я не спеша направился к воротам. Новая необычная практика, могу опозориться, тем более все время надо бить. Не тот случай, чтобы применять «лучшего», но огонь в груди можно и разжечь. Правда, я давно этого не делал, помня, как в прошлый раз было сложно остановиться. Пожалуй, и не стану.
Чанов бросил мяч Пинчуку, тот презрительно улыбнулся.
— Что — стремно? Это тебе не инвалидов…
Поймав недобрый взгляд тренера, он заткнулся, но улыбаться не перестал. За грудиной разгорелся огонь. Скоро кто-то почувствует себя инвалидом. Зрение стало четким, каждая мышца запела в ожидании нагрузки. Только не разгоняться!
Свисток.
Пинчук уронил мяч и сразу же отправил его в правую девятку. Отбил. И руки я себе отбил, что ж ты так сильно лупишь, зараза?
Ну я тебе… Я размахнулся, имитируя удар вверх и право, а сам катнул влево и вниз. Реакция у Пинчука была отменная, но он уже начал движение, трепыхнул ногами, но не дотянулся.
И снова правая девятка. Теперь я взял. Повторил его удар — Пинчук отбил.
Удар! Я отбил.
Вскоре я сбился со счета. Взял. Ударил. Отбил. Ударил. Пропустил. Взял. Взял. Под конец пропустил два раза подряд. Пинчук, проигравший мне с разгромным счетом, злобно бросил мяч на землю вместо того, чтобы подать Акинфееву. О, как он злился! Он хотел, чтобы мне морду мячом разбило. Вот гаденыш!
— Неплохо, — оценил мои успехи Вячеслав Викторович. — Раньше практиковал что-то подобное?
— Нет. — На языке крутилось: «У меня хорошо получается бить инвалидов» — но сказал я другое, не менее обидное для Пинчука: — Попробую закрепить эффект с более сильным соперником.
С Игорем можно и расслабиться, и проиграть. Поучу мелкого уму-разуму, хотя тот мелкий здоровее меня, — пусть побесится. А то двадцать пять лет, а гнили, как в старухе, которая пятерых мужей на тот свет отправила.
Игорю я уступил, уговаривая себя, что это не игра в поддавки, а потому что отдыхать надо, а то промок до нитки. Огонь за грудиной еле тлел, и надо было поддерживать его в таком состоянии, не давать совсем уж разгораться.
В этом баттле злой и деморализованный Пинчук напропускал аж двадцать восемь мячей. Сплюнул на газон и ударил круглого оземь.
И снова я на воротах. Теперь сыграю-ка в полную силу!
Вышла ничья. В следующий раз я выиграл у Акинфеева, и началась рубка с Пинчуком, который бил так сильно, словно хотел пробить меня насквозь. Глядя на это дело, Чанов свистнул, останавливая поединок, и молча уставился на Пинчука.
— Что? — набычился он.
— Дисквалифицирован на сегодня.
— За что?! — взвился киевлянин.
— Ты знаешь. — Дальше Чанов вещал монотонно, будто приговор зачитывал: — Еще раз повторится, подниму вопрос о целесообразности твоего пребывания в сборной.
Пинчук направился в раздевалку, размахивая руками и то и дело поглядывая на меня. «Ходи и оглядывайся», — читалось на его лице. Не будь спорткомплекс изолированным, стоило бы поостеречься: с такого станется что-то подсыпать в питье, и хватайся за живот во время матча.
Меня радовало то, что один он сагрился на новичка и что тренеры толковые, видят, кто чего стоит. Все чаще на мне останавливался удивленный взгляд Вячеслава Викторовича. «Как же мы такого самородка-то проглядели?» — читалось на его лице.
Еще я узнал, зачем главному тренеру столько помощников: с защитниками работал Бердыев, с полузащитниками — Тихонов, с нападающими — Карпин.
Когда начались двусторонки, меня определили в «сорвиголовы» — команду Карпина. Сыграли с «водителями» Бердыева со счетом 1:1. Любо-дорого было посмотреть, как мужики феерили! Какой дриблинг, какие финты! Марадона с Месси икали бы от зависти. Каждый безмолвно кричал: «Посмотрите! Ну посмотрите же, как я крут!» — и в упор не видел на поле никого, кроме себя.
Ох, и огребут они на разборе полетов! Но как требовать сыгранности от команды, когда среди тренеров нет согласия?
Как я и думал — после шести вечера Непомнящий анонсировал собрание, где Бердыев интеллигентно журил своих подопечных, в то время как Карпин с Тихоновым походили на двух голодных пираний, только клочки по закоулочкам летели, а те, кто попал под их начало, молча завидовали «водителям».
Следующий день принес очередную пресс-конференцию, показательную тренировку, на которой под ногами путались журналисты и не давали нормально работать, а потом
