эльфами. Но никто из нолдор никогда не оказывался по ту сторону Эред Линдон, пока стояли их королевства; скудные вести поступали в Белерианд о том, что происходило в восточных краях; да и те с опозданием.
Глава 15
О нолдор в Белерианде
Уже говорилось о том, как, ведомый Улмо, Тургон из Невраста обнаружил сокрытую долину Тумладен, которая (как узнали позже) лежала к востоку от верховий Сириона, в кольце гор, высоких и отвесных; недоступная для всех живых существ, кроме орлов Торондора. Но глубоко под землей пролегал тоннель, проложенный в толще камня водами, что вытекали из-под скалы и вливались в потоки Сириона: этот-то путь и нашел Тургон, и вышел на зеленую равнину среди гор; и увидел посреди нее остров-холм из гладкого, твердого камня: ибо в древние дни долина была огромным озером. И понял Тургон, что отыскал наконец желанное ему место, и решил выстроить там прекрасный город в память о Тирионе на холме Туна. Но до поры возвратился Тургон в Невраст и зажил там в мире, хотя постоянно размышлял про себя, как бы ему исполнить задуманное.
После Дагор Аглареб смутная тревога, что пробудил в сердце Тургона Улмо, возвратилась; и призвал он к себе многих своих подданных из числа самых стойких и искусных, и тайно провел их в сокрытую долину, и принялись они возводить город, задуманный Тургоном; и расставили повсюду стражу, чтобы никто извне не подглядел за их работой; и хранила их власть Улмо, что несли в себе воды Сириона. Однако бóльшую часть времени Тургон проводил в Неврасте, пока наконец не был отстроен город – после пятидесяти двух лет тайных трудов. Говорится, что Тургон нарек его Ондолиндэ на языке эльфов Валинора, то есть Скала Музыки Вод, ибо там, на холме, били фонтаны, но на языке синдар название это зазвучало иначе и превратилось в Гондолин, что значит Потаенная Скала. И вот Тургон собрался уйти из Невраста и покинуть чертоги свои в Виньямаре у моря; и тогда вновь явился к нему Улмо и заговорил с ним. И сказал он: «Теперь, наконец, уйдешь ты в Гондолин, Тургон, а я сохраню власть свою над долиной Сириона и всеми водами, что струятся там – так что никто не проследит путь твой и никто не отыщет тайный вход против твоей воли. Долее всех прочих королевств эльдалиэ выстоит Гондолин против Мелькора. Но умеряй любовь свою к творениям рук твоих и замыслам твоего сердца; и помни, что истинная надежда нолдор живет на Западе и приходит из-за Моря».
И предостерег Улмо Тургона, что и над ним тяготеет Приговор Мандоса, и не во власти Улмо снять его. «Может случиться и так, – рек Владыка Вод, – что проклятие нолдор настигнет и тебя еще до наступления конца, и в стенах твоих пробудится предательство, и городу твоему будет угрожать опасность погибнуть в огне. Но если угроза та надвинется совсем близко, тогда придет некто из Невраста упредить тебя; и от него, вопреки разрушениям и пожарам, родится надежда эльфов и людей. Потому оставь в этом доме доспехи и меч, чтобы в последующие годы смог он найти их – так ты узнаешь его и не обманешься». И объявил Улмо Тургону, какого размера и вида должны быть шлем, и броня, и меч, кои надлежало оставить.
Тогда Улмо возвратился в море, а Тургон послал вперед весь народ свой, а было там почти треть всех нолдор из числа последовавших за Финголфином, и еще больше синдар. Так ушли они, отряд за отрядом, тайно, под покровом тьмы Эред Ветрин; и, никем не замеченные, достигли Гондолина; и никто не знал, куда исчезли они. Последним снялся с места Тургон, и с домочадцами своими прошел по тайным тропам среди холмов, и вступил в горные врата, и они затворились за ним.
После того на протяжении долгих лет никто не попадал внутрь, кроме одних только Хурина и Хуора, а подданные Тургона вовеки не покидали пределов долины, пока не настал Год Скорби и не прошло трехсот пятидесяти лет, и более. Но под защитою гор народ Тургона множился и процветал; и вкладывали эльфы искусство свое в беспрерывный труд; и вот Гондолин на Амон Гварет сделался воистину прекрасен, и мог сравниться даже с эльфийским Тирионом, что за морем. Высоки были его белокаменные стены; вниз сбегали ровные лестницы, и вознеслась ввысь башня короля. Там били сверкающие струи фонтанов, а во дворе Тургона красовались изображения Дерев древности, что сработал сам Тургон, призвав на помощь многие умения эльфов. Древо, созданное им из золота, называлось Глингал, а Древо, цветы которого Тургон отковал из серебра, звалось Бельтиль. Но все чудеса Гондолина затмевала красота Идрили, дочери Тургона – той, что прозывалась Келебриндал, Среброногая, чьи кудри сияли золотом, словно свет Лаурелин до прихода Мелькора. Так долго текли в блаженстве дни Тургона; Невраст же пришел в запустение, и никто в нем не жил вплоть до гибели Белерианда.
А пока строился втайне город Гондолин, Финрод Фелагунд возводил в подземных глубинах Нарготронд; а сестра его, Галадриэль, гостила в королевстве Тингола, в Дориате, как говорилось ранее. Часто беседовали Мелиан и Галадриэль о Валиноре и об ушедших благословенных днях; но никогда не рассказывала Галадриэль о том, что последовало за мрачным часом гибели Дерев; всегда на том смолкала она. И однажды молвила ей Мелиан:
«Какое-то горе гложет тебя и родню твою. Это я могу прочесть в тебе: прочее же сокрыто от меня. Ни мысль, ни взор мой не в силах различить то, что произошло или происходит на Западе: тень застлала землю Аман от края до края и простирается далеко над морем. Отчего не расскажешь ты мне более?»
«Горе наше в прошлом, – отвечала Галадриэль, – и хочу я насладиться той радостью, что еще жива здесь, и не тревожить скорбных воспоминаний. Может статься, много еще горя выпадет нам на долю – хоть и кажется теперь, будто засиял для нас свет надежды».
Тогда Мелиан заглянула в глаза ей и молвила: «Я не верю, что нолдор пришли сюда посланцами Валар, как говорилось вначале – хоть и явились они в час нашей крайней нужды. Ибо никогда не упоминают они в речах Валар; а правители их не принесли посланий Тинголу ни от Манвэ, ни от Улмо, ни даже от Олвэ, брата короля, ни от народа Тингола, что ушел за море. Почему же, о Галадриэль, славный род нолдор был изгнан из Амана, словно преступники? Что за зло овладело сыновьями Феанора, почему столь надменны они и столь безжалостны? Близка ли я к истине?»
«Близка, – отвечала Галадриэль, – только не изгоняли нас; ушли мы по своей воле и против воли Валар. А преодолели мы великие опасности и не посчитались с Валар во имя вот какой цели: отомстить Морготу и вернуть то, что похитил он».
И тогда Галадриэль поведала Мелиан о Сильмарилях и о том, как убит был в Форменосе король Финвэ; однако, как и прежде, ни слова не сказала она о Клятве, и о Братоубийстве, и о том, как сожжены были корабли в Лосгаре. Но отвечала Мелиан: «Многое рассказала ты мне – но, сдается мне, не все. Завесу тайны тщишься набросить ты на долгий путь от Тириона, но я прозреваю там зло, и Тинголу следовало бы узнать о нем».
«Может быть, – отвечала Галадриэль. – Но не от меня».
И Мелиан не говорила более о том с Галадриэлью,
