добыть, — недовольно бросил порубивший их бородач.
— Да куда они денутся, привязанные? Свел в другое место, и делов-то. Тут-то веселее, чем в лесу. И леших всяко поменьше шебуршит.
Бросив беглый взгляд вокруг, он остановил цепкие холодные глаза на постанывающем и покряхтывающем от боли гридне.
— Опять милость решил явить? — недовольно бросил он, и Полозов дружинник мгновенно ощутил внутри пустоту. Такую, словно за ним пришла неминуемая смерть.
— А что он сделает? Догонит нас? Или за подмогой кинется? Там, внутри, сдается мне, и без него найдется кого прирезать.
Смерив гридня взором охотника, преследовавшего оленя два дня и нашедшего его уже разодранным и даже успевшим протухнуть, длинноусый варяг направился следом за бородатым татем. В кузню. Дружиннику осталось только проводить убивцев тяжелым взглядом и подумать со злорадством, что выйти из этой двери им будет куда сложнее, чем в нее войти.
* * *
Печь еще пылала жаром, но мехи топорщились сдутым кожухом. На краю горна, уперев концы в искрящиеся бурыми росчерками угли, лежала пара болванок, да какая-то не то кочерга, не то прут заготовки. В тусклых багровых сполохах, расчертивших стены сруба нездешними узорами, виднелись навешанные на стену молоты, клещи, зажимы и зубила. Разных размеров и загибов. К наковальне уютно привалились изъеденные гарью формы для плавки.
А еще — закованный в темно-серую кольчугу норд. С заплетенными в тугие косы усами, которые обрамляли короткую светлую бороду. Голубые глаза щурились насмешливо и с брезгливым вызовом.
— Какого хрена, — выдохнул за спиной Хват.
Хёгни.
Норд хазарского тархана.
Тверд посмотрел на зажатый в кулаке короткий меч и вдруг почувствовал себя вооруженным вилкой ловцом на медведя.
— Значит, погиб варяг, да? И лучник с ним за Серую отправился? — Полоз вышел из тени и встал плечом к плечу с нордом. — А я-то все думаю — кто же это в нас так лихо по ночной темени стрелами садит? Вот, значит, как просто все объясняется. Полонянин мой даже в порубе не угомонился.
— Что он тут делает? — не собираясь спорить с заговорщиком, кивнул в сторону викинга Тверд.
Полоз взглянул на норда так, будто его спросили, какой дурак догадался поставить в кузне… наковальню.
— С чего это вас вдруг заинтересовали мои люди?
— Чьи люди? — насмешливо фыркнул Хват.
— Мои, — спокойно перевел на варяга холодный взгляд боярин. — А на вашем месте я бы лучше интересовался совсем не моими людьми, а вашими.
Сказав это, Полоз шагнул в сторону, и оказалось, что в отступившей вслед за ним тени таился еще один человек. Человек, которого Тверд ожидал здесь увидеть не больше, чем Хёгни. Чертыхание Хвата сквозь зубы лишь подтвердило это.
— Я смотрю, с этим человеком вы тоже успели свести знакомство?
— Ты что, жердь колодезная, творишь? — процедил сквозь зубы Тверд. — Если ты знаешь, кто это — а я уверен, что знаешь — то должен ведать и то, что его власть выше княжеской. Так какого хрена тут вообще происходит?
Человек в тени что-то процедил сквозь разбитые губы, пустив на бурую рубаху нитку кровавой слюны. Он стоял у одного из столбов, подпиравших стропила крыши, а руки его были накрепко привязаны над головой. Судя по тому, что бурая его рубаха некогда была белой, то били его долго и со знанием дела. А судя по подпаленным черным отметинам на этой сорочке, пузырившимся кровавыми волдырями ожогов, то дело зашло гораздо дальше простого охаживания кулаками. Строго говоря, Тверд бы никогда и не признал в этой измочаленной жертве палача прущего напролом сквозь любые преграды новгородского гильдийца Прока. Того самого, что в одиночку решил остановить остатки воинства Илдугана. Выходит, кого-то он недооценил. Может, самого тархана, а может, и этого вот его нордского подручного, что продолжал не то со скучающим, не то с насмешливым видом изучать мнущихся на пороге Тверда и Хвата.
Но что бы там меж ними с Проком ни стряслось, ясным становилось одно — этот заговор против Гильдии и впрямь пророс в киевский детинец. А Полоз, который вопреки стараниям Путяты и Прока все же добился того, чтобы столкнуть лбами Светлого и полоцкого конунга, в заговоре этом, судя по всему, был не последним человеком. По крайней мере с тарханом он точно знался, раз уж в этой кузне собрались и илдуганов нордский подручный, и новгородец, плененный наверняка им же.
— Что ты там пыхтишь? — оборвав невеселые мысли Тверда, обернулся к пленнику боярин.
— Все дороги ведут за Камень, — надтреснуто прохрипел гильдиец. — Может, мы все незаметно для самих себя уже угодили туда? Раз уж наши разные пути так причудливо сошлись в этом месте…
— Что-то когда я тебе задавал вопросы, ты с такой охотой рта не раскрывал, — укоризненно заметил здоровяк, вышедший из-за деревянной перегородки, разделявшей кузню надвое. Совершенно непонятно было, что могло находиться там, откуда показался этот необъятный увалень в фартуке поверх валиков жировых складок, кои он, должно быть, величал своим телом. Но при взгляде на этого бугая Тверд сразу понял, какого рода этот «кузнец» и почему его кличут Громилой.
— Что же ты, когда меня в поруб бросил, сначала со своим палачом не познакомил?
— Собирался, — согласно кивнул Полоз. — Но, как видишь, у него в это время нашлись собеседники поважнее.
— Ха, — словно добродушный бортник, хохотнул полозов заплечных дел мастер. — Чтоб я лопнул, если с этими важными собеседниками разговор закончен.
— Как скажешь.
Тверд всегда не любил те моменты, когда голос Хвата, прерывающийся до того от бурлящей в его горле ярости, вдруг становился удивительно спокойным. Эту перемену он научился распознавать безошибочно.
Потому что заканчивалось все в таких случаях всегда одинаково.
Смертью.
Жаркий воздух кузни словно разогнала упругая волна, коротко коснувшаяся твердовой щеки. И в тот же миг Громила, недоверчиво крякнув, медленно осел, бухнулся на задницу, а потом, широко раскинув руки, шлепнулся жирными складками голой спины об утрамбованный до каменной твердости земляной пол. Его глаза на протяжении всего этого падения едва не сошлись вместе, будто боясь упустить из виду то, что находилось аккурат меж ними. Древко клевца.
То, что он остался с одним лишь оружием и безо всякого щита, Хвата не смущало никогда. Как, судя по всему, не смутили и воспоминания о прошлой схватке с Хёгни, которая не сказать, что закончилась очень удачно. Во всяком случае, издав гортанный крик, варяг кинулся именно на норда.
Тот, мигом подхватив приставленные к наковальне клещи на длинной ручке, словно всю жизнь только для этого их и использовал, удивительно ловко отвел еле видимый глазу мах хватова меча. Увернулся
