прутья и проревел припев песни:
Розы сияют в Пикардии,
В тишине серебристой росы,
Розы цветут в Пикардии,
Но нет такой розы, как ты.
Шарманка смолкла. Неужели у него получилось? Быть может, этого шарманщик и ждал? Чтобы ему ответили? Александр прислушался. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не нарушить хрупкую тишину.
Но тут все началось по новой. Казалось, участие Александра только воодушевило музыканта: теперь розы в его проклятом инструменте зацвели еще пышнее.
Прислонившись к холодной стене камеры, Александр закрыл глаза. Ах, если бы он хотя бы мог работать! Записную книжку у него не забрали, но от карандаша, ставшего размером с ноготь, почти ничего не осталось – как и от воображения. Он всегда утверждал, что может придумать хорошую историю в любой ситуации. Однако теперь выяснилось, что писатель переоценивал свои силы. Видимо, его ум питался теплом и уютом. Неужели он многого требовал? Как же ему хотелось молодой свинины в пивном соусе мадам Коронвье! К ней бы отлично подошла мясистая пасторская груша. На десерт – для лучшего пищеварения! – он бы полакомился конфетами. И наконец завершил бы трапезу ликером.
Но его рот наполняла лишь проклятая зубная боль. От нее у него раскалывалась голова. Немного облегчения приносил лишь холод. Надзиратель, приносивший еду, часто видел, как заключенный сидит, прижавшись щекой к ледяной стене камеры.
В эту минуту в замке повернулся ключ. Дверь со скрипом отворилась. Время обеда. Александр поднялся с табуретки.
– Что у вас сегодня? – спросил он, прекрасно зная, что меню каждый день состояло лишь из капустного супа. Ничего другого у них не было. Англия казалась огромным капустным полем. Нигде в Европе жители не страдали от вздутия живота так, как тут. Возможно, именно поэтому испанская армада и потерпела поражение у берегов Англии.
Однако на этот раз Дюма не услышал звона посуды. Не было ни пыхтящего вредного надзирателя, ни запаха капусты, обычно струившегося по камере. В комнату вошел человек в красной робе. На нем был белый парик, сильно выделявшийся на фоне густых темных бровей. Незнакомец размахивал газетой словно дирижер, выступающий с allegro furioso[66].
– Немедленно прекратите! Иначе вас ждет военно-полевой суд! – заорал мужчина в красной одежде.
От него пахло крепким алкоголем.
В душе Александр перепугался, но виду не подал. Он научился обезоруживать других улыбкой. Хотя лучше всего это получалось с женщинами.
Он протянул руку рассвирепевшему мужчине.
– Меня зовут Дюма, – сказал он. – Александр Дюма. Писатель.
– Я знаю, кто вы! – рявкнул человек в парике. – Правда, я бы никогда не подумал, что вы темнокожий.
– А я бы никогда не поверил, что позволю себя оскорбить простому британцу. – Он отдернул руку. – Будь мы на свободе, я бы вызвал вас на дуэль.
Англичанин надменно улыбнулся и сложил руки на животе. Затем он представился как лорд-судья Джонатан Дигби, председательствующий судья Отделения королевской скамьи Высокого суда. Также мужчина сообщил Александру, что возглавляет Апелляционный суд. После судья протянул Дюма газету.
– Вы поплатитесь за эту пачкотню! Но сперва расскажите: как вы умудряетесь распространять эту гадость, сидя в камере в Ньюгейте? У нашей тюрьмы безупречная репутация, и нам нельзя ее потерять! Как вы передаете свои строки?
Развернув газету, Александр увидел номер «Мушкетера». Сначала он подумал, что это старый экземпляр. Но заголовка, гласившего «Англия угрожает Франции войной», он не припоминал. Затем писатель заметил дату, стоявшую сверху, прямо под виньеткой с изображением мушкетера. 11 декабря 1851 года. Газета вышла меньше четырех дней назад!
– Но этого не может быть, – сказал он, глядя в газету.
Он не удивился бы, если бы бумага растворилась в воздухе, а лорд-судья оказался бы шутником и, прыснув со смеху, хлопнул бы его по плечу. Однако газета злорадно хрустела в его вспотевших руках, а буквы красовались в бездонной черноте ночного кошмара.
Лорд-судья Дигби все еще осыпал Дюма ругательствами, но Александр его почти не слышал. Он пробежал глазами первую страницу, пытаясь отыскать указание на издателя, но повсюду находил лишь собственное имя: Александр Дюма. Подписываться под статьей, которую сочинили не вы, – катастрофа, даже если в тексте обсуждается лишь новая пьеса «Комеди Франсез»[67]. Но анонимный автор, называвшийся именем Александра, писал далеко не о комедиях, а о международной политике.
– Даже не притворяйтесь, что вам сначала надо прочитать эти тексты. Я вижу вас насквозь!
Лорд-судья Дигби хотел было вырвать газету из рук Александра, однако тот, быстро повернувшись, скользнул в угол камеры и опрокинул жестяное ведро. Между ним и Дигби растеклась лужа фекалий. Теперь в камере пахло еще хуже, но зато испражнения удерживали лорда-судью на расстоянии.
Пока Дигби звал охранника, Александр изучал написанное в своей газете. Статья на передовице прославляла Луи Наполеона как нового императора. Александр ударил по листу кистью руки. Любому, хоть немного его знавшему, было известно, что он никогда не был приверженцем монархии. Он никогда бы не написал такого памфлета. Однако мужчину в парике взволновал явно не этот текст.
Александр продолжал разглядывать страницу. Обычные объявления: мужская туалетная вода и сорта сигар. Среди них Дюма заметил новое изобретение – сигареты, дешевые табачные изделия, которые рабочие набивали из обрезков от сигар. Поговаривали, что эти остатки сметали с пола, из-за чего в табачную смесь попадал сор. Александр никогда бы не допустил, чтобы в его газете поместили объявление о таком негожем товаре. Но даже из-за такого к нему вряд ли пришел бы лорд-судья.
Нужную статью Александр нашел внизу страницы. Как правило, там печаталась очередная часть романа. Так должно было быть и здесь. Но Александр давно выдохся. Глав, которые могли бы опубликовать в «Мушкетере», уже не осталось. Сумел бы самозванец написать роман в стиле Дюма, где мысли бы летали, а буквы живо разбегались по бумаге? Нет, такого быть не могло.
Что за текст поместили на этом месте?
Александр с любопытством склонился над газетой. Он слышал, как кто-то, ругаясь по-английски, гремел шваброй и совком. Дигби выражал неудовольствие, но совсем не по-британски.
В газете была первая часть романа под названием «Дневник королевы». Автор уверял, что читателей ждут скандалы и разоблачения. Пока что все казалось достоверным. Такой текст вполне мог выйти и из-под его пера.
Автор – пусть Бог его покарает! – в самом начале обещал, что все, о чем он поведает читателям, соответствует истине. К нему в руки попали дневники королевы Виктории, и по зрелом размышлении он решил опубликовать их содержание. В следующих номерах читатели «Мушкетера» узнают самые сокровенные тайны
