Морщась от едкой вони, несколько охранниц подкрались ближе и принялись обрубать корни. Одна из них неосторожно ступила в слизь, громко заорала, запрыгала на одной ноге, схватившись руками за ступню, но уже через секунду забыла о ноге и размахивала краснеющими на глазах ладонями.
— Воды! Скорее! — Найл подбежал к ней, подхватил под мышки и потащил в сторону, пока она не наскочила на очередной фунгус.
Юккула и Рион подтащили кувшин.
— Лейте ей на руки. И на ногу.
Ступню несчастной слизь проела почти до кости, с рук сожрала кожу.
— Рион, позови Симеона. Без него тут не обойтись.
Оставив стражницу, Найл опять подошел к принцессе Мерлью. Второй костер продолжал ярко пылать, но фунгус на поверхность пока не выбирался.
— Может, он слишком глубоко?
Словно отвечая на его вопрос, костер провалился под землю, и в воздухе запахло паленым мясом.
— Всех истреблю, до последнего, — зловеще пообещала принцесса.
Грозная воительница направилась в сторону третьего фунгуса, отнявшего жизнь у троих женщин, паучихи и множества паучат. Гвардейцы и охранницы с охапками ковыля в руках устремились за ней. Найл остался. Он был уверен, что принцесса прекрасно отомстит хищному цветку и без его участия.
Правитель присел в нескольких шагах от погибшего фунгуса, наклонился, пытаясь рассмотреть, откуда растут нижние щупальца, выбрасываемые из, казалось бы, голого корня в самый неподходящий момент. Увы, основание бутона было изрублено в мелкую кашицу — охранницы отвели душу.
— На моей памяти справиться с этим кошмаром удалось только один раз, — кивнул на обмякший цветок Симеон. — Но тогда у нас были жнецы.
— И тогда нам удалось спасти Уллика. А на этот раз мы всего лишь отомстили.
— Я отправлялся в Дельту за лекарствами раз двадцать и шесть раз видел гибель человека во чреве земляного фунгуса. Это первый случай расплаты. Не люблю насилия, но, честно говоря, мне приятно. Кстати, — медик оглянулся, — боюсь, пострадавшая дней пять ходить не сможет. Про руки она пусть забудет дней на двадцать, а хромать будет не меньше года. В общем, случай серьезный. Что решишь?
— А что от меня требуется?
— С момента нашего выхода из города ни один больной дольше пары дней у меня не задерживался. Или выздоравливал, или ты находил другой способ избавить меня от пациента.
— Мы находились на грани жизни и смерти, Симеон, — не стал обижаться правитель. — Теперь самое страшное позади. Пусть выздоравливает.
— Хорошо бы, конечно. Но, боюсь, на выбранной тобой дороге своей смертью она все равно не умрет.
— Что ты имеешь в виду?
— Все. Вот, например, роща падалыциков. — Симеон указал на лес за фунгусовой поляной. — Ведь ты направляешься туда?
— Вообще-то да. Может быть, по ту сторону холма нам удастся установить контакт с Великой Богиней.
— Видишь, голые стволы и чашевидные кроны? Деревья-падалыцики. Они дают пристанище вампирам, а сами питаются их объедками и испражнениями.
— Ты предлагаешь спуститься с холма и обойти его?
— Местность внизу заболочена. Ты ведь пробивался через болота в прошлый раз, Найл?
— Рад видеть тебя, Симеон, — вмешался в разговор появившийся Шабр. — Извини, но я должен сообщить правителю важное известие. Нефтис и Джарита беременны.
— Знаю, — пожал плечами Найл. — Ну и что?
— Это наиболее перспективные матери, — пояснил паук, — и теперь, когда прошло уже больше трети срока, о них нужно проявлять особую заботу. Это период возможного самопроизвольного прерывания…
— Постой-постой, — прервал его Найл, — разве беременность протекает не девять месяцев?
— Девять, — хором согласились паук и медик.
— Но ведь у Джариты срок меньше месяца, а у Нефтис — лишь чуть больше!
— Три месяца у обоих! — возмутился Шабр. — Уж мне можешь поверить!
— Странно, я тоже ничего не замечал, — присоединился к сомнениям Симеон.
— Джарита готовит обед, — сообщил восьмилапый селекционер. — Пойдем, сам можешь убедиться.
Однако правителя вопросы чьей-то беременности интересовали меньше всего. Он пытался определить, как долго им придется стоять перед этими фунгусовыми пустошами. Как ни крути, а придется устраивать новую облаву. Сытый желудок — важнейшая гарантия спокойствия среди людей.
* * *
Жаркое, высокое пламя плясало над темно-коричневой плешью, отделяющей Найла, Мерлью и Дравига от голых частых стволов, от тенистой прохлады под чашевидными кронами и низкой бледно-зеленой поросли на желтых переплетенных корнях. Всего пять шагов, но спрятавшийся под ногами земляной фунгус делал их смертельно опасными.
— Вот, принцесса. — Одна из охранниц положила к ногам девушки вязанку толстых стеблей.
— Хорошо, Тания, — кивнула принцесса, — принесите еще одну, и, пожалуй, достаточно.
Охранница на мгновение застыла, как этого требовали пауки, потом почтительно поклонилась и убежала. Найл проводил ее взглядом.
— Нравится? — не поворачивая головы, спросила Мерлью.
— Просто я ее не знаю.
— Она из охраны Смертоносца-Повелителя, по дороге сюда один раз свалилась, но оклемалась, и теперь даже довольна, любительница приключений. — Принцесса улыбнулась и добавила: — Вот только мужчин не любит. Говорит: «уродливые и вонючие».
— Мне-то что? — пожал плечами Найл. — Я просто удивляюсь, что ты всех по именам называешь. Неужели со всеми знакома?
— Насчет знакомства ты перегнул, но поименно всех знаю.
— А я даже из своих стражниц только пять-шесть помню…
— Наверное, ты был слишком занят, — усмехнулась девушка, подняла вязанку и бросила в огонь.
Дравиг попятился. Пожалуй, впервые в истории не люди испытывали благоговейный страх перед смертоносцами, а наоборот. Ведь земляные фунгусы, не имеющие не то что мозга, но и простейшей нервной системы, никак не реагировали ни на волевые импульсы восьмилапых, ни на парализующий яд, ни на укусы. Они представлялись паукам чем-то вроде дождя, града или обвала — то есть неким стихийным явлением, бороться с которым бесполезно, и остается только смириться и надеяться на лучший исход. И вот обычные двуногие — неразумные, всегда покорные слуги и рабы, годные разве на еду, — начали эту стихию планомерно, а главное, успешно уничтожать!
Правда, истребить все фунгусы принцессе не удалось. Даже на то, чтобы расчистить неширокий проход от ковыльных зарослей к лесу, и то ушло пять дней. Все это время в воздухе висел едкий смрад, но никто не жаловался. Зрелище утягиваемых под землю жертв еще сохранялось в памяти, и запах паленой плоти вызывал у людей лишь мстительное удовлетворение. Даже Симеон не особенно протестовал против такого надругательства над хищной природой Дельты, хотя и буркнул, что Богине это может не понравиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
