Франческа приветствовала ее с показным радушием. В течение первого часа в доме Робина Пенелопа была сильно занята, она отдавала необходимые распоряжения служанкам, с помощью Бесс Сидни – восьмилетней дочери Франчески – уложила спать Генри и Чарльза. Когда со всеми делами было покончено, она отправилась к Франческе и застала ее за вышивкой.
– Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства, – начала Пенелопа. – Я хорошо понимаю, насколько неприятно вам принимать меня в своем доме... Но Робин был так настойчив. Надеюсь, он не вынудил вас оказывать мне гостеприимство против вашей воли?
– Нет, не вынудил, – ответила Франческа, между тем вышивальная игла не перестала сновать туда-сюда. – Я очень рада, что вы приехали.
– Должна вам сказать, Франческа, что я вовсе не раскаиваюсь в том, что совершила, – продолжила Пенелопа. – Я считаю, что мне нечего стыдиться, и Чарльз думает так же. Мы убеждены, что законным образом связаны друг с другом, хотя и не можем этого доказать. Но возможно, вы придерживаетесь других взглядов.
– Разве недостаточно того, что я вам верю? – спросила Франческа. – Вы, должно быть, очень сильно его любите.
– Больше жизни. За последние два месяца у меня было целое море счастья – я получила все, что всегда хотела и никогда не имела. Я не брошу его, чего, бы мне это ни стоило.
К удивлению Пенелопы, Франческа никак не показала, что осуждает ее. Она сказала:
– Я рада, что вы с Чарльзом так счастливы. Я очень хорошо понимаю ваши чувства. Я ведь жена Робина. – Неожиданно Франческа улыбнулась, и в этой улыбке Пенелопа увидела то, что покорило ее брата. – Я должна радоваться тому, что вы смогли исполнить то, что хотело ваше сердце. Кроме того, у меня есть еще одна причина для радости, возможно, менее достойная, чем первая.
– Что же это?
– После того как я вышла замуж за Робина, я не могла быть полностью откровенной с вами, так как чувствовала, что вы презираете меня за то, что я не потеряла вкуса к жизни после смерти Филиппа. Мне даже приходило в голову – не обижайтесь на меня за это, – что вы презирали и Филиппа за то, что он женился на мне после всего того, что написал о своей любви к вам. Но я знаю, что можно искренне полюбить во второй раз, не отрицая ничего из прошлого и не пытаясь забыть ни одной минуты из него. Теперь вы тоже это знаете.
– Да, знаю, – ответила Пенелопа, – Вы не сердитесь на меня за то, что я была чудовищно высокомерна, хвастаясь «Астрофилом»?.. Милая Франческа, я не понимаю, как вы можете терпеть, меня в своем доме?
– Я была точно такой же, как и вы, если не хуже. Я ведь всегда завидовала вам, этим сонетам... Мне Филипп не посвятил ни строчки:
– Разве вы не понимаете почему? Его сонеты – плод трагической любви, не нашедшей своего воплощения вне стиха. Брак с вами освободил его от страдания. Скажите, Филипп хотел еще писать стихи – может быть, несколько иного рода? Или, может быть, он обратился к философии?
Через полчаса к ним зашел Робин. Он собирался в Уайт-Холл и выглядел великолепно в голубом, расшитом серебром камзоле, с орденом Святого Георгия. Он обрадовался, обнаружив жену и сестру за дружеской беседой.
– О чем это вы так увлеченно беседуете?
– О Филиппе, – ответила Франческа с улыбкой и таким тоном, будто это было самой обычной темой разговора.
Чарльз отсутствовал три недели, и Пенелопа не имела возможности делиться с ним своими горестями. По возвращении в Лондон дома его ждали несколько записок от графа Эссекского, в которых сообщалось о желании Робина видеть Чарльза сразу, как только тот вернется. Чарльз немедленно отправился к нему. Глава дома Деверо встретил его в мрачном расположёнии духа, с порога спросив, какого дьявола Чарльзу было нужно, чтобы Пенелопа забеременела, и что он собирается по этому поводу предпринять.
Такие новости, да еще в такой подаче, выбили Чарльза из колеи. Он пришел в ужас и был способен думать лишь о том, как, должно быть, страдает Пенелопа и как он мог подвергнуть ее такому риску. Он знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с лордом Ричем, и был готов к этому, однако лишь родной брат Пенелопы имел право вмешаться, и Чарльз не мог этого отрицать. Робин испытывал вполне объяснимую недоброжелательность к Чарльзу. Однако он сдерживался, и это делало его формулировки еще более резкими. Чарльз, однажды «научивший графа Эссекского манерам», вынужден был слушать молча, когда Робин, используя слова, недвусмысленно обрисовывавшие ситуацию, предложил ему свою защиту.
По правде говоря, Чарльз и не мог ничего сказать в свое оправдание, кроме того, что его любовь к Пенелопе неотделима от уважения и почтения к ней.
– Надеюсь, у вас в запасе есть и то и другое, потому что после всего случившегося она не дождется ни почтения, ни уважения ни от кого, кроме вас.
Редко бывает разговор неприятнее.
После встречи с Робином Чарльз поспешил в Эссекс-Хаус. Увидев его, Пенелопа бросилась к нему в объятия, забыв все свои страхи.
Чарльз едва был в состоянии поцеловать ее – так он был расстроен, так спешил попросить у нее прощения. Немного придя в себя, он обнаружил, что Пенелопа и сама извиняется за свою «непозволительную плодовитость».
Не было ни слез, ни сожаления.
– Что я за мерзавец! Как я мог подвергнуть тебя такому риску?! Мне невыносима мысль о том, что с тобой могут начать обращаться так, будто ты совершила что-то недостойное. Ведь ты же знаешь, что это неправда! Клятвы, которыми мы обменялись, не стали менее крепки от того, что их не подкрепила брачная церемония. Ты моя жена перед Богом, Пенелопа. Навеки. Понимаешь?
– Да, да, – поспешила она согласиться, хотя мало что понимала в теологии, преподнесенной ее возлюбленным.
Через час пришел Робин. Чарльз тут же вскочил и замер.
– Я так и думал, что вы здесь, – сказал Робин, усмехнувшись.
– Граф Эссекский, я полагал, что ваша светлость разрешили мне навестить вашу сестру. Если меня больше не принимают в этом доме, вам нужно было предупредить меня об этом.
– Кто сказал, что вам больше не рады в моем доме? Пенелопа считает, что вы с полным правом можете называться моим братом, что переводит наши раздоры в ранг внутрисемейных недомолвок, не правда ли? Чарльз, у меня нет никакого желания с вами воевать, поскольку вы стали мне почти братом с тех пор, как скончался Уолтер.
Это был великолепный жест. Только эти слова, несмотря на их некоторую высокопарность, давали Чарльзу хотя бы подобие того статуса, который он бы имел, будучи мужем Пенелопы. Чарльз был обезоружен, а Робин не стал терять времени. Он сразу же поехал в Лиз, абсолютно уверенный, что сумеет справиться со своим зятем. Самой сильной страстью лорда Рича были деньги, И его состояние постоянно росло за счет покупки и продажи земель, кредитов, сомнительных коммерческих сделок. Он понимал, что, если граф Эссекский отвернется от него, об этом скоро узнают все и перестанут ему доверять. Кроме того, было ясно, что он лишится источников информации, расположения многих нужных и полезных государственных лиц, которые всегда рады оказать услугу родственнику королевского фаворита. Рич был очень ревнив, и если бы на карту не было поставлено так много, он бы жестоко отомстил. Однако, когда ему пришлось выбирать между деньгами и женой, оказалось, что ни жена, ни честь не стоили того, чтобы лишиться источников дохода.
