— Дингисвайо погиб, доверившись Звиде, и теперь ты покрываешь тенью своей многие народы. Ты вождь вождей и великий воин. Сегодня будет решаться судьба не только зулу, но и всех нгуни, а воинов у тебя мало. Ндвандве сильны, многочисленны и коварны, а смерть Дингисвайо прибавила им смелости и уверенности в себе. Сегодня прольется кровь многих воинов, и почти во всех краалях завтра будут оплакивать своих близких. Кто я такая? Я не жена, хотя и оторвалась уже от девушек родного крааля. Признаюсь тебе, я уже давно приготовила себе наряд замужней женщины, но только примерила его, так никогда и не надев…
В Чаке закипело раздражение.
— Ты ведь знаешь…
— О нет, мой повелитель, — впервые в жизни Пампата осмелилась прервать своего любимого, — не мне обсуждать мудрость твоих решений, и долю свою я считаю достойной зависти. Но сегодня я, как о величайшей милости, прошу тебя разрешить мне надеть одежду замужней женщины в первый и последний раз в моей жизни. И прошу я тебя об этом не из женского тщеславия — я не собираюсь красоваться в нем перед своими подругами… Вспомни историю Нонтомы. Давно это было, но знают о ней даже дети в самых отдаленных краалях. А ведь она всего лишь удержала воинов своего сына от бессмысленного кровопролития. Я же хочу сделать нечто большее: когда полки ндвандве приблизятся к холму, я пойду им навстречу в одежде жены и разденусь перед самым их строем. Это напугает и собьет с толку даже храбрейших из них, а растерявшись, они станут легкой добычей твоих воинов. Я думаю, что духи предков не взыщут с меня за этот проступок, ибо таким образом я, возможно, спасу жизни многих воинов своего народа. Меня, конечно, убьют, но что значит смерть одной Пампаты, если многие более достойные не увидят завтра солнца. Ты потомок Зулу, ты воин, ты вождь, и в день битвы ты должен думать не о Пампате, а о судьбе десятков народов, чье будущее решится исходом сражения, поэтому, прошу тебя, позволь мне исполнить задуманное мной. Если все так хорошо запомнили историю Нонтомы, то, кто знает, может, вспоминая о твоих подвигах, потомки наши вспомнят и о Пампате… — она умолкла, просительно глядя на вождя зулу.
Чака не сразу нашелся, что ответить ей, но когда он заговорил, голос его звучал мягко и задумчиво:
— Ты права, Пампата. Я и в самом деле потомок Зулу, воин и вождь. Права ты и в том, что от исхода сегодняшнего боя зависит судьба многих народов и что победа нужна нам как никогда. Но, даже выиграв этот трудный бой, я буду далеко не первым зулу, воином и вождем, который одерживает победу. Проиграв его, а поражение это будет означать гибель моего народа и крушение всех моих надежд, я все-таки буду не первым, кому изменило военное счастье. Ты, Пампата, хочешь принести себя в жертву военной удаче, и, может быть, потомки наши и впрямь будут воспевать твой подвиг. Правда, сегодня многие воины пожертвуют собой, а имена их будут преданы забвенью даже в собственных краалях, но и это не беда, ибо таков удел воина. В щедрой доброте своей ты позабыла, очевидно, что от ударов вражеских копий мы закрываемся щитом, на котором натянута бычья шкура, остальное же зависит от собственной ловкости и немалой доли удачи. Я очень хочу выиграть этот бой, и мне тоже хотелось бы сохраниться в памяти народной, но я не хочу, чтобы потомки наши вспоминали меня как зулу, воина и вождя, который в страхе перед смертью первым на щите своем вместо бычьей шкуры расплял тело своей любимой. Но я все разно благодарен тебе, Пампата, за то, что ты хотела сделать. А теперь собирай своих подруг и уходи, ибо присутствие ваше мешает воинам сосредоточиться на предстоящем им деле…
Чака понимал, что Номахланджана не посмеет двигаться в глубь страны, оставляя у себя в тылу, по существу, всю армию зулу, но и опасался также одновременной атаки холма всеми силами ндвандве. Чтобы заставить наследника Звиде раздробить свои силы, вождь зулу пошел на уловку, которая прекрасно себя оправдала. Когда армия ндвандве после бесплодных попыток с ходу форсировать реку, стоивших Номахланджане около тысячи человек, дождалась спада воды и двинулась все же к холму Гокли, вспомогательные отряды зулу стали перегонять специально выделенное стадо в десяти километрах от Гокли. Номахланджана, как и следовало ожидать, клюнул на эту приманку и бросил примерно треть своих сил на захват скота. После беглого осмотра позиций зулу он решил, что для расправы с Чакой ему вполне хватит восьми полков (примерно 7500 человек) из двенадцати. Следует иметь в виду, что самоуверенность юного полководца немало подкреплялась и тем, что Чака выстроил на верхних склонах холма всего лишь около полутора тысяч, оставив две с половиной тысячи человек в укрытии на вершине холма в качестве резерва. Но даже и те воины, что были построены в боевые порядки, располагались таким образом, чтобы у противника создалось впечатление об их малочисленности. Беззаботный Номахланджана, отдав приказ атаковать противника, расположился на отдых тут же, у подножия холма. Командиры его полков также не разобрались в сложности ситуации и, построив своих воинов в обычные для нгуни шеренги, двинулись к вершине холма одновременно со всех сторон. Однако подобное движение привело к сужению линии фронта, а в результате сначала сократились интервалы между отдельными подразделениями, а потом и между воинами. К позиции зулу ндвандве подошли настолько плотно сбившейся массой, что не хватало места не только для каких-либо маневров, но даже и для простого броска копья. Этим не замедлил воспользоваться Чака и решительной контратакой смял их ряды. Вооруженные удобными для рукопашного боя ассегаями, воины зулу произвели страшные опустошения в рядах ндвандве, отступление которых больше всего походило на бегство. Однако преследователи, достигнув подножия холма, тут же вернулись па прежние позиции, подчиняясь строгому приказу Чаки: численное превосходство ндвандве было еще столь велико, что вождь зулу не решался ввязываться в длительную схватку.
Вторую атаку ндвандве начали, учтя ошибку предыдущей. Теперь интервалы между полками были сделаны с таким расчетом, чтобы сомкнутый строй образовался только на рубеже атаки. Но воины зулу, укрывшись за щитами, выдержали без особого ущерба для себя обрушившийся на них град метательных копий. Когда у атакующих осталось всего по одному копью, они уже просто не знали, что делать. Тут на растерянных противников ринулись воины Чаки, и ндвандве снова откатились назад.
К середине дня ндвандве предприняли еще три попытки сломить невиданное упорство обреченной, как они полагали, горстки воинов; зулу, и каждый раз откатывались с большими потерями. К этому времени выбыли из строя две трети защитников холма: из начавших бой полутора тысяч воинов у Чаки оставалось не более шестисот, да и из тех почти половина успела получить ранения. Однако и у Номахланджаны из семи с половиной тысяч человек погибло около двух с половиной тысяч, а из оставшихся пяти многие были ранены. Этого ему вполне могло хватить для завершения операции, если бы не одно обстоятельство: его воины, особенно раненые, жестоко страдали от жажды, а ближайший источник находился километрах в пяти. Почти половина войска ндвандве разбрелась по вельду в поисках воды, причем у раненых нашлось немало добровольных провожатых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
